Рюкзаки

Это мой друг. Он мок со мной под дождями со снегом, насквозь пропитывался пылью, прятал в себе ворованную тушёнку и палёную водку, возил Булгакова с учебником истории Ичкерии, превращался в подушку, продсклад или патронохранилище. 

Не сказал бы, что рюкзаков в моей жизни случилось много. Но случались. Вон тот, на фото, второй и самый важный. Он не много где побывал, но много что повидал. Сейчас, выйдя в запас, мой дружок вмещает в себя соленые огурцы, квашеную капусту, настоящий дачно-томатный сок и самое важное – плотные и восхитительно пахнущие осенние яблоки. В общем, все, что мой тесть с удовольствием захватывает нам со своего гаража, хранящего в погребе результаты летне-дачной поры. 

Первый, советский «Азимут», мне вручили перед первыми соревнованиями. Нам, пацанской и девичьей командам, стукнуло 10-11 лет. Тренеры Бакановы, присматривающие себе спорткласс, повезли нас на какие-то межрегиональные соревнования. Куйбышев уже стал Самарой, нас заселили в гостиницу автовокзала и мы играли. Как могли, само собой. 

Через два месяца жизнь сборных команд кардинально изменилась, нас все же свели свели в спорткласс. Перспективы ждались радужные: разминка вместо первого урока, особое отношение учителей, областные, региональные и прочие чемпионаты по баскету. Корректировку произвел август 91 и все задуманное с треском рухнуло.

Вместо рюкзаков, правда, мы получили симпатичные голубые сумки… Теннисные. С ними и прокатались четыре года, закончив девятый класс и оставшись без половины команд. Мы-то еще ничего, а вот наши девы полностью отказались от игр с тренировками. 

Где-то в том периоде, помогая деду разбирать гараж, наткнулся на что-то непонятное, в масле и совершенно ни на что не похожее.

- Дед, эт чего?

- Вещмешок, познакомишься скоро, - буркнул дед и отправил меня перетаскивать банки с рыжей половой краской. И дед оказался совершенно прав. 

Петлю для вещмешка пришлось тренировать долго. Простейшая хрень не укладывалась ни в руке, ни в голове. Вещмешок норовил развязаться в самое неподходящее время. И периодически желал терять плащ-палатку и бушлат, порой промокая и вообще. Вещмешок был со мной холодной зимой 98-99 на заставе «Первомайское» и отправился на соседнюю Аксай в горячее лето 99-го. Он достался мне старым, но не подвел и поехал осенью перед Миллениумом в последнюю командировку нашего призыва, пылясь в степях между Ставропольем и Чечней. А потом его кто-то увел, такие дела. 

В 2008, в «Спортмастере», купил какой-то совершенно бездонный баул, нужный для поездки в Питер. Этот рюкзак оказался самым рок-н-ролльным и самым путешествующим. Он слышал все российские концерты Метлы, нюхал густой пивной аромат на Мастейне, спокойно лежал в ногах на «Аэросмит» и «Никельбэк». Ему довелось пропахнуть густой хвоей Томского академгородка, башкирской и оренбургской дорожной пылью. В его компании увидел разноцветные холмы Медногорска, дико-винтажных бандосов у Магнитки, заповедник между Белорецком и Стерликом, весеннюю зелень и голубое небо у Кумертау и самое настоящее море там, где Кама сходится с Волгой. 

Пока этого ветерана, бережно хранящего в себе мой ноут, сменил серо-рыжий «Ферроли» и неизвестно – что доведется увидеть ему. Даже самому интересно.

А, да: мой пятнистый армейский, сейчас вкусно пахнущий яблоками, пришел ко мне ровно как пропал старенький вещмешок. И катался со мной шесть последних армейских месяцев, не подводя и старательно перенося все тяготы и невзгоды службы. Провонял выхлопом ломающегося 131-го, когда мы впятером сутки катили до Гудермеса, мок под снегом у Аргунского ущелья, пока мы раз за разом рыли новые позиции. И уехал домой вместе со мной, как память о прошлом. Вон, на еще одной фотографии он довольно спит на кровати в предпоследнем блиндаже, сделанном у дороги, бегущей между весенне-зелеными сопками и быстрой и жутко холодной речкой.