Секрет успеха от Булгакова и Гете

Вот и я дал слабину, поддавшись пришедшей со Средиземного моря пилатчине. Только что был вменяемым человеком, и вот уже сижу-перечитываю «Мастера и Маргариту», дневники Елены Сергеевны, слушаю Кураева, Жариновых и других высокомудрых экзегетов. Волей-неволей пытаясь ответить на вопрос: чем же все-таки цепляет аудиторию этот роман? 

Но чем дальше в лес, тем чаще меня терзают смутные сомнения, что М.А. просто посмеялся над слишком доверчивым читателем. Он ведь очень любил мистификации. 

Сдается мне, ошибка булгаковских толкователей в том, что они слишком серьезны и слишком холистично-рассудочны. («Это простительная слабость. Она слишком высокого мнения о том романе, который я написал».) И пытаются из имеющегося у них паззла сложить нечто цельное и непротиворечивое. Разумеется, безуспешно: потому что вместо одного цельного паззла им подсунули несколько неполных, смешанных в одну кучу. Выражаясь современным языком, М.А. ловко накинул на вентилятор.

А «секрет успеха» романа довольно подробно изложен во второй (после Библии) литературной подоснове «Мастера» - в гетевском «Фаусте». Там, где в прологе директор разговаривает с поэтом.

«А главное, мой друг, введите приключенья!
Глазеть на них — толпе нет выше наслажденья; [...]
Пусть масса массу привлекает!
Пусть каждый кое-что на вкус получит свой!
Кто много предложил, тот многим угождает —
И вот толпа идёт, довольная, домой.
Смелее всё в куски мельчайшие крошите —
И этот винегрет успех доставит вам.
Легко вам выдумать, легко представить нам!
Что пользы, если вы им «целое» дадите?
Ведь публика ж его расщиплет по кускам. [...]

Прошу вас об одном: побольше сочинить,
Как можно более — вот в чём моё стремленье!
Запутайте толпу, введите в заблужденье;
Иначе — верьте мне — ей трудно угодить».

Все это не означает, что роман – пустышка и голый прикол. Он сшит из серьезной материи, просто на клоунский манер. Чтобы у широкой публики не случился заворот кишок от серьезности материала, Булгаков взял важный для него пласт, покромсал его ломтиками в лохань, сыпанул туда бульварного романтизма, добавил щепотку юмора, пару капель едкой сатиры - и с хитрым прищуром своего богомерзкого кота произнес: “А теперь - ебитэс!”

«Угодно ль, например, любовь изобразить?
Случайно сходятся — взаимное сближенье,
Затем — свидания, надежды, опасенья;
То счастье близко к ним, то вновь уходит вдаль,
То ревность, то боязнь, то радость, то печаль, —
Глядишь — готов роман. И так-то всё на свете. [...]

Картина попестрей, поменьше освещенья
Да искра истины средь мрака заблужденья,
И смотришь — славное сварили вы питьё,
По вкусу каждому: в нём всяк найдёт своё.
Цвет юности идёт сюда, мечтая,
Что откровенье в пьесе он найдёт,
И нежных душ чувствительная стая
Меланхоличной пищи сердцу ждёт.

В одном одну мечту, в другом другую будит
Рассказ искусный ваш, и каждый зритель будет,
ручаюсь, вашей пьесой восхищён:
Что в сердце у него, то в пьесе видит он!»