Флэшмоб "Заинтересуй эпилогом" от Руслана Бирюшева: мой скромный вклад

Суть флэшмоба Руслан Бирюшев изложил так: "Давайте попробуем заинтересовать друг друга эпилогами своих книг - хорошая история ведь хороша и с конца".

Я решил принести два эпилога -- 1) из "Дочери Хранительницы" и 2) из "Фрау залигэ". А третий эпилог -- из "Оксфордской истории -- я выкладывал в рамках недавнего "петербургско-московского" флэшмоба.

1)

Черная ольха — дерево странное. Поселяется она чаще всего там, куда вода приносит ее соплодия-шишечки, но сама-то любит места более сухие. Вот и получается, что лучше всего растет она там, куда без человеческой помощи почти никогда и не попадает.

Городской парк Кер-Сиди был разбит на сухом месте, и посаженные в нем ольховые деревья чувствовали себя хорошо. Эта развесистая ольха росла в парке с самого его основания и была в нем едва ли не самой высокой и пышной. Несмотря на то, что весна совсем недавно вступила в свои права, ольха уже успела распустить не только длинные зеленовато-бурые сережки, но и блестящие темно-зеленые листья с крупными, словно выточенными ювелиром жилками. А у основания ее темного трещиноватого ствола находилась недавно подновленная, но явно старинная табличка с надписью на двух языках — камбрийском и ирландском: «Дерево Мэйрион Аннонской».

Кругленькая пушистая малиновка с оранжевой грудкой деловито перепархивала с одной ветви ольхи на другую, высматривая проснувшихся после зимы насекомых. Неожиданно она замерла, а потом тревожно крутанула головой: совсем неподалеку послышались человеческие голоса. Конечно, посетители в парке бывали часто, и удивляться им не приходилось, но малиновка на всякий случай решила быть осторожной. Испустив похожий на сухой треск крик тревоги, она сорвалась с ветки и перелетела повыше, к самой вершине кроны.

Тем временем к ольхе приблизилась группа молодых людей. Высокий белокурый юноша, заметно прихрамывая, нес на плече саженец — молоденький ясень с едва распустившимися почками. Возле ольхи юноша замедлил шаг, а потом и вовсе остановился.

— Здесь для него место подходит? Ты уверен, Олаф? — тихонько спросила худенькая черноволосая девушка с большими темно-карими глазами.

— Должен прижиться, Кари, — кивнул тот в ответ и вдруг хитро подмигнул: — А уж если его наша Танни благословит, то и тем более.

Как раз подошедшая к ним рыжая девушка с лопатой в руках чуть смутилась, а потом широко улыбнулась:

— Благословлю непременно — как же иначе-то? От всего народа Дон!

У девушки были огромные зеленые глаза и странные уши — по-звериному заостренные и торчащие в стороны.

— А Санни и Падди, выходит, так и не пришли? — огорченно вздохнула черноволосая Кари.

— Им никак сегодня, — с сильным ирландским акцентом откликнулась огненно-рыжая девушка с серым плоским свертком в руке, — не остроухая Танни, а другая, крепко сбитая и с бесчисленными золотистыми веснушками на лице. — Нашу Санни в клан приняли — событие же! Теперь Пэдин ее родне представляет, а у него ее столько!.. Я — и то к вам еле выбралась — но меня простят.

Кари посмотрела на нее с тревогой. Протянула с сомнением в голосе:

— Орли, ты уверена?

— Это Этнин повезло, а на мне гейс так и остался! — рассмеялась та в ответ. — Мне же теперь хмельного ни капли нельзя — ну и зачем я там нужна?

И, став вдруг серьезной, добавила:

— Ребята обещали: придут сюда завтра. Обязательно!

И они дружно принялись за дело: вырыли неподалеку от ольхи яму, поставили туда саженец, завалили его корни землей, полили водой из канавы. Лопатой по очереди работали все — и черноволосая Кари, и веснушчатая Орли, и остроухая Танни, и даже хромоногий Олаф. Как только работа была закончена, Орли аккуратно размотала сверток. В нем оказалась табличка — зеленая дощечка, прикрепленная к коротенькому колышку. Крупными округлыми латинскими буквами на дощечке было вырезано: «Дерево Робина Доброго Малого» — а ниже тянулась тонкая линия, испещренная мелкими черточками.

Олаф взял табличку в руки, повертел, осмотрел со всех сторон, а потом одобрительно цокнул языком:

— Ух ты! Даже огамом написала!

— А то? — гордо разулыбалась Орли. — Мы же гаэлы, нас с Нуалой старому письму тоже учат. А новое я уже совсем выучила!

— А я до сих пор сентябрьские долги отрабатываю, — тихо призналась Танни и вдруг взволнованно воскликнула: — Ой, мунстерская... Я же тебе сказать забыла! Мне сегодня из Александрии письмо пришло — от Кайла! Пишет, всё хорошо и у него, и у Ладди. Там уже третий месяц перемирие — а скоро, может быть, и окончательный мир заключат!

Тем временем Олаф уверенным движением вбил колышек в землю, а потом, чуть отступив назад, задумчиво посмотрел на молоденький ясень и на стоявшую рядом с ним высокую ольху. Немного помолчав, он тихо вздохнул и повернулся к Танни.

— Расскажешь нам с Кари про него, ладно?

— Обязательно, — кивнула та.

Постояв возле саженца, юноша и три девушки перебрались на дорожку и медленно направились к выходу из парка. По мере того, как они удалялись, голоса их становились всё тише и в конце концов смолкли совсем.

И тогда, слетев с верхушки соседней ольхи, на ветку ясеня уселась рыжегрудая малиновка.

 2)

А на следующий день получится так, что Петер и фрау Этайн расстанутся. Муж залигэ окажется, вопреки всем ожиданиям юноши, веселым, добродушным и вообще очень симпатичным человеком, удивительно похожим на Ллойда, несмотря на вполне обычные, совсем не сидовские, уши и глаза. Однако едва мэтр Рис узнает о беде, случившейся у Петера с ногой, как он тут же просто-таки преобразится — и вместо беззаботного путешественника перед Петронием окажется серьезный и внимательный врач. Мэтр Рис первым делом осмотрит его ногу, нахмурится — и тут же примет решение отвезти пострадавшего не к мэтру Марку, а прямиком в госпиталь. Петер даже почувствует себя виноватым: а вдруг из-за него пострадает фрау Этайн, вдруг мэтр Рис решит, что она его неправильно лечила! Фрау Этайн и Ллойд, несмотря на смущение Петера и попытки отговорить их от поездки, даже проводят его до больницы: в замечательном британском автомобиле, действительно, мест хватит для всех. Более того, искренне огорченный расставанием Ллойд оставит Петеру адрес для переписки... вот только Петер потом так и не решится отправить по нему ни письма, ни открытки. Ну, а подаренная ему тема — она спустя годы воплотится в его магистерскую диссертацию, посвященную духовной культуре гейдельбергских и дюссельских людей, — в диссертацию, на первой странице которой будет написано благодарственное слово мэтрессе Этайн О'Десси из университета Кер-Сиди в Камбрии. А еще через несколько лет, уже в докторской диссертации профессора Молендинариуса, будет блестяще опровергнуто мнение профессора Агриколы о принадлежности дюссельских костей гейдельбергскому человеку и описан новый вид человека под загадочным названием Homo neanderthalensis — несмотря на то, что долины под названием Неандерталь почтенный мэтр Петроний так никогда и не сможет отыскать.

Потом их с фрау Этайн пути, возможно, еще раз пересекутся: во всяком случае, как-то раз в Паризии на научной конференции немолодому уже профессору Молендинариусу покажется, что возле одного из постеров стоит и что-то увлеченно объясняет слушателям удивительно знакомая рыжеволосая сида... Он так и не решится к ней подойти, а почему — и сам не сможет себе объяснить. И так никогда и не будет точно знать, правда ли он вновь повстречал «залигэ» из своей юности или же обознался. А вернувшись домой, мэтр Петроний возьмет чистую тетрадь и четким каллиграфическим почерком выведет на первой странице:

«История сидов».