Под стук колес
Автор: Мишель КиддУдивительная вещь эти неожиданные путешествия, верно? Они влекут к себе воспаленное сердце мечтателя, как влечет безответная вера в чудо, которого, может быть, и не существует вовсе. Но кого это волнует?
Ведь если посудить, то может наших путешествий тоже не существует и они лишь тонкая дымка тумана в предрассветный час,коротенькое наваждение над сумрачным городом вечно бессмертных теней? Конечно, поверить в чудесный сон из мира грез гораздо труднее, чем в сновидение, увиденное наяву. Момент промчится, воспоминания поблекнут и угаснут, яркие всполохи мыслей вспыхнут и сгорят в сером хаосе мрака и хандры. Все пройдет, ведь так уж, за веком век, заведено. Конечно жаль, хотя...пока хоть капля веры в простую красоту остается светла и нетленна, сердце человеческое ни когда не остановит свой ритм, а душа не превратится в узницу страхов и разочарований.
Я еще верю в людей, в их первозданную душевную красоту, на которой и стоит этот угасающий мир. Я знаю, что посреди мрачных теней еще есть искры священного пламени, заставляющие тьму отступать. И люди, носящие такой огонь в своем сердце, никогда не позабудут кратковременных чудес. Эти чудеса – удивительный дар всемогущего бытия, и даже одна крупинка чуда способна превратить коротенькую поездку в удивительное путешествие.
Я люблю поезда. Думаю, какая-то определенная магия кроется в тихом посвистывании, перерастающем в громогласный рев, легком покачивании и постукивании колес. Иногда мне кажется, что поезд может увести куда угодно, стоит только по-настоящему этого захотеть. Он еще только подходит к станции, весело и важно подмигивая добродушными глазами-фарами, а на губах и языке уже явственно ощущается терпкий привкус Необычного. Именно такими, кажется, оказываются на вкус приятные поездки, яркие странствия, иные миры и тихие вечера на берегу моря, когда соленый воздух мягко царапает кожу, а небо все усыпано крупными звездами, перемигивающимися с тусклыми отсветами оранжевых фонарей.
И вот ты уже летишь, потоки времени кружат, тормошат тебя, а затем выносят в великий океан Неизвестности. Помимо меня в вагоне еще несколько человек, это и к лучшему. Мне нравится сидеть у окна, наблюдая мелькающий за пыльным стеклом пейзаж. В эти часы мысли как никогда упорядочены и льются звонкой стройной речкой, не приходится отягощать голову свинцовым раздражением, искать потерявшиеся где-то на задворках памяти слова, как иногда приходится искать маленькие бусинки, которые были когда-то едиными бусами, но лопнула нитка и теперь каждая из них дразняще поблескивает из плотного ворса ковра. Сейчас все спокойно, все так ровно и мягко, что даже странно.
Иногда, правда, хочется совсем другой атмосферы ,но тогда все наоборот: невозможно никак отогнать это ленивое полусонное состояние, когда мысли лениво цепляются одна за другую, путаются, а безжизненно-яркий искусственный свет заливает все вокруг. Такое состояние нередко случатся испытать, когда едешь ночным поездом.
Днем же, все совершенно иначе. Яркие лучи слепяще-насмешливого солнца отсекают в одно мгновение ока все сомнения, заставляют угаснуть колеблющиеся пламя неясной тревоги, как задувает робкую свечу шаловливое дуновение легкого ветерка. Думается на удивление легко иясно, однако слишком уж четко и лаконично. Мысль звенит и бьется – ну точно пойманный сачком мотылек! – но в ней нет той прозрачной легкости, той волнующей душу поэтичности, которую так часто приносит очарованное сознание в дар ночи, луне и звездам.
День, шумный, оживленный радостный день облачен в залитые полуденным солнцем и пахнущие душистой жарой одежды. Он тихо примостился на скамеечке рядом со мной, в ленивом пригородном поезде, и сразу уткнулся в книгу, которую извлек сейчас же из складок своего легкого одеяния. Время от времени он отрывается от чтения и его искристые бархатные глаза обращаются в мою сторону. Посмотрит с минуту, подмигнет по-дружески, будто скажет: «А ведь здорово тут, правда? Сидишь себе ,бродишь ленивым взором с страницы на страницу, жизнью наслаждаешься. Ну не красота ли? » и опять читает.
Конечно красота! Страницы книги приятно шелестят, черные ряды букв вдруг начинают извиваться, словно они и не буквы вовсе, ни равнодушные печатные слова на ослепительно-белой глади страниц, а прелестно-верткие змеи, прислужницы колдуньи Цирцеи.
А за окном мелькают восхитительные пейзажи – то скучно серые, но тем не менее, живущие своей особой печальной жизнью, то пестрые и волшебно-веселые – от таких глаз оторвать невозможно. О, что может быть прекраснее высоких покатых холмов, искусно задрапированных туманной дымкой, зеленых-зеленых, какие до этого я могла видеть лишь в фильмах, да на фотографиях? И внезапно, точно где-то блеснул осторожный луч света, ко мне приходит искрометное желание нарисовать эту влажную красоту, запечатлить на тонком листе бумаги в несколько легких взмахов кисти. Хотя...можно и не рисовать вовсе, а лишь сделать маленькую зарубку на памяти и поместить туда этот изумрудный склон, покатые выступы, приютившие миниатюрные деревья с узкими листьями, круглые как чайные блюдечки долины, а потом подарить всему миру, приподнести на крыльях вдохновения, нежно убаюкивая сентиментальные напевы своей памяти.
Но, все же, моему сердцу гораздо милее мягкие, словно бархатные, вечера осененные голубоватыми мутными сумерками. Вечер душен и густой, кисельный воздух пахнет солнечной сухостью и цеточными благовониями, которые приятно щекочут ноздри и заставляют сладко сжиматься сердце. Редкие поселения, небольшие города, поля, реки, озера – все это словно в воду погружено в сумеречную мглу заходящего солнца. Все расплывчато, бледно и словно нереально, как нереален таинственный и печальный сон; после пробуждения, обычно, отчаянно щиплет в глазах, а в сердце тяжело бьются сладкие напевы, полустертые, забытые. Эти мелодии не дано познать до конца человеку, но моя вечная душа безмолвно тоскует по ним и из под опущенных век время от времени текут горячие слезы.
Между тем, голубая тьма все сильнее сгущается над миром. Длинные тени, точно тяжелые шлейфы, тянутся по земле, стирают привычные границы Бытия, совмещают сон с наваждением. Тихо молчат полупрозрачные леса; деревья кажутся словно бы вырезанными из плотной черной бумаги и позолочены багровым румянцем заката. Солнце сейчас как никогда близко, кажется, протяни лишь руку… Сейчас это не огненная звезда, но маленький аккуратный круг из блестящей фольги. Весь мир кажется игрой света и тени, туманным сном, не моим конечно...но я знаю того человека, кому он вполне бы мог присниться.Мгновение остановилось, застыло, лишь еле ощутимо дрожит и звенит серебряным звоном.
Но вот солнечный диск величаво клонится к горизонту, он уже почти скрылся за прозрачной тенью печального леса, а воздушный эфир небес все еще пламенеет насыщенно-алыми тонами. Он пугающе красив в эти короткие минуты, он манит мечтательное сердце своей волнующей глубиной. Нет ни веселья, ни счастья в этих таинственных небесах: небо красно как кленовые листья в дни осени, тонкие и хрупкие. И сейчас в них вся жизнь, в них вся скоротечность и тленность ее. Цвет крови, цвет японских кленов, цвет разбитого сердца– этот цвет сильный и страшный, великий цвет.
Волнуясь и спеша, за окнами проносится небольшое селение. На окраине цветут обильно деревья и пахнет скошенной травой. Вдоль дороги, не спеша и тихо улыбаясь чему-то, медленно идет девушка, ее короткие волосы растрепаны ветром, глаза прищурены. Милая, и пусть я не знаю твоего имени, не знаю что сейчас у тебя на сердце, ну знаешь, этот летний вечер связал нас во едино и потому, моя душа понимает твою. Поезд промчится мимо, а ты лишь передернешь плечами и проводишь его скучающим взглядом. Я коротко улыбнусь и моя улыбка будет как резкий луч падающей звезды на фоне одообразного серого неба; я махну тебе рукой и умчусь далеко-далеко в то темное вечернее небо, в те влажные лиловые сумерки. Ты не увидишь этого, ты пойдешь дальше по пыльной сельской дороге; я буду пить обжигающий кофе и думать о милом вечном, думать о чем-то своем.
Я буду дремать под неспешные переговоры колес и слушать новую Песнь Ночи, которая сегодня тиха и тревожна. Когда я проснусь, за окном уже будет ночь, а на темном бархате небес уже загорятся первые звезды. И я опять, как и много раз до этого, подумаю о их схожести с далекими мирами, которые мы, люди, в волшебных словах создаем на чистом листе бумаги; о, я верю, однажды на этом небе вспыхнет и моя звезда, а люди поверят в нее так, как я когда-то поверила в их. Но сегодня я одна наедине с целой жизнью, я слушаю чужую далекую Песнь и слезы вновь текут из под опущенных ресниц. Пускай текут, сливаясь в единый ритм с туманной тихой мелодией. Сегодня я не усну до рассвета, моя душа будет петь и смеяться сквозь слезы; я буду молчать и до первых лучей палящего солнца буду петь свою Песнь всем людям, чьи сердца до сих пор верят в Истинную любовь и великое Слово.