Мишель Кидд

Как только не называли Николая Степановича Гумилева биографы. И последним рыцарем русской поэзии, и создателем школы отечественного акмеизма и много как еще. Конечно, поднимая подобную тему, принято говорить именно о Гумилеве-поэте, о человеке, чей портрет составлен из множества поэтических образов, от пленного царевича Мика и до лирического героя из “Волшебной скрипки”. Но ведь Гумилев — это целый мир, поэтический, яркий, живой, грезящий высоким и преданно служащий отточенным формулировкам...

Мне не быть живой и счастливой, Мой мир за туманной мглой: Там ветви серебряной ивы, Там сумерек горький покой; Там звезды на небе холодном, Там отсветы красной луны, Там нимфы болотные томно Прядут эротичные сны; Там счастье… там росы и огни, Там мудр, прекрасен и строг Отец мой, князь эльфов, сурово Трубит в свой серебряный рог...

Расцветет алым маком на мраморе кожи Сердца алая рана — сыпучая жизнь. В твое сердце живое мое мертвое с стоном Разольется водою наша хрупкая нить. Моих тонких запястьев, окутанных туго Тонким обручем боли, невидимых слез, Моих глаз изможденных, затянутых вьюгой, Моих губ бледно-синих, пугающих грез; Моих обликов диких, прекрасных, забытых, Моих слов искушенья, насмешки, любви... И тебе ль отцвести лепестком нераскрытым, И тебе ль позабыть? Не позволь, убеги!.. Прочь гони...

«Та, что есть». Ты, хрупкая Деленн. Путь твой — бег сквозь тернии. Звезда. Мир твой — боль, как тяготящий плен, — Суть души сомкнувший навсегда. Между тьмой и пламенем свечи Взгляд твой. Светло-серые глаза — Отраженье искренней души, В жертвенности скрыта красота. Энтил'за... Сатай... И вот, Деленн — Середина страшного пути. Важен для истории. Смирен Вздох любви... Ему ли расцвести? Все в тебе — движенье, красота. Все — решимость, мужества полно... Вечности разумное...

«Out flew the web and floated wide; The mirror crack'd from side to side; "The curse is come upon me," cried The Lady of Shalott.» — Начну с этих строк просто потому, что они пришли мне в голову где-то на середине рассказа. В действительности, если отойти от условностей, у этих строк есть что-то общее с «Цифрой». По крайней мере, я вижу олицетворение этого мира, который отражается в зеркале своей героини, выведенной на первый план. Почему? ...

Я попыталась поймать себя на мысли, понять свое впечатление. Ну и кроме «очень по-чеховски», «напоминает битву титанов, битву понятий» и «зарисовка Судного Дня...а нет, зарисовка Распутья и Выбора» особо в голову ничего не пришло. А вот час назад озарило. Итак, мне кажется, история близкая ровно настолько, чтобы быть понятной всем. И глубокая, не отвесно, а наслоениями, что читатель волен решать сам. Но важная и необходимая нам. Чем дальше, тем сильнее. Мое внимание...

В его глазах застыла мгла времен, В его словах звучит металла слово. Он — Истина. Холодный страж. Рожден Он разрывать давящие оковы. Он тот, кто задыхается в толпе И он со Смертью спорит, в тихомолку Он ищет шанс прижать ее к стене... Он методичен в поисках...по шелку Бежит строкой причудливый узор К застежке дивной. Право, по изгибу Руки железной вечный приговор Течет проклятьем древнем... Как красиво Блистает рун канва на смутной белизне Его запястья. И сжигает пламя На нёбе знак, как...

Тебе кажется, тебе только видится, Ты стучишся, ты двери железные Запираешь, ты песни небесные Забываешь, тебе ли обидеться? Тебе холодно — это окупится, Тебе страшно, тебе, забывающе Ветер волосы треплет играюче, Тебе весело — это забудется. В твоем взгляде смеется невесело Лед звезды затаенной, и песенный Разбивается в блики повешенный, В черной краске на белом столе Календарь, чуть пестрея, колышится, Гриф гитары топорщится, пыжится И струна, не играй — не надышится, И вновь гонит по...

Бывает так, что чувства догорают, Как быстрый стих, поруганный огнем. Бывает...знаешь, мысли исчезают И льются в душу звонким серебром. Бывает, боль текущая, путь крови, Огня и смеха в дьявольских силках, Вдруг совместит и трепетною волей Скользнет, горбатясь, в свой червонный мрак. Бывает так, что слезы исступленья На щеки опускаются волной, Но в них — огонь, безумное круженье, Воспетое Гиеной Огневой. Бывает...так смешно ронять украдкой, Как горсть жемчужин на святой Парнас, Слова, что...

Я ошиблась. История этой любви еще не отпустила мое сердце. Временами я все еще возвращаюсь к ней, чтобы спеть миру еще одну песню. И, знаете, это немного напоминает игру. Я никогда не знаю о чем будет эта песня, я лишь пою ее, а потом любуюсь результатом. Надо признаться, эта песня особая. Здесь все еще бушует пожар. В ней отражение Книги Пламени. В ней мельком встают образы героев, звучит, затихая отголосок любви, шелестят страницы. А эта песня для того, кто всегда на виду и кого...

Удивительная вещь эти неожиданные путешествия, верно? Они влекут к себе воспаленное сердце мечтателя, как влечет безответная вера в чудо, которого, может быть, и не существует вовсе. Но кого это волнует? Ведь если посудить, то может наших путешествий тоже не существует и они лишь тонкая дымка тумана в предрассветный час,коротенькое наваждение над сумрачным городом вечно бессмертных теней? Конечно, поверить в чудесный сон из мира грез гораздо труднее, чем в сновидение, увиденное наяву....

Идея, которую я в настоящий момент пытаюсь переложить на бумагу, возникла у меня в голове довольно давно. Искренне надеюсь, что из этого выйдет что-то стоящее. Три-четыре месяца прошло с того момента, когда я начала читать « Книгу Пламени «. В таких случаях обычно принято говорить, что это была Судьба. Действительно, другого слова я даже не могу придумать. Ведь как иначе? Но если уж среди глянцевой пестроты довольно однообразных работ вдруг находится что-то стоящее, это действует...

Стынет лес дремучий в хладном полумраке, Миром правит грустно бледная луна. Огонёк мерцает в непроглядном мраке — Странная избушка, стены цвета льна. Лес молчит сурово, ветер свищет в листьях И поёт печально, обнажая грусть, Душам позабытым, белоснежным,чистым По обломкам Счастья выстилает путь. В колыбели детской с золотой резьбою Спит дитя с улыбкой, уронив на лоб, Пряди золотые, лёгкой пеленою Он укутан чуткой ласковой рукой. Отсвёт свеч янтарных льется в полумраке, Запах трав душистых...

Как-то в блоге незабвенного Григория Чхартишвили, ну или Бориса Акунина, появилось что-то удивительно в его духе. Точно уже не вспомнить, а вот в общих чертах — всегда пожалуйста. Речь шла об охотниках и фазанах, а по сути — о писательстве. Для начала отмечу, что творчество Акунина я люблю и уважаю. Во-первых — любовь к истории. Где же ещё можно легко и просто откопать такое удивительное разнообразие малоизвестных фактов, которые уважаемый ГШ за годы работы вытащил из глубины...

Тот светлый образ мудрости лукавой, Насмешливой свободы ласка слов, Тот мягкий отсвет власти величавой - Клеймо для впечатлительных умов. Наставник. Суть сокрыта в этом звуке, Как истина других жемчужных сфер Порой открыта людям, не науке, Что в праве знать. Огонь кровавых стрел. Такой, единый, ласковый, спокойный, Сошедший словно с вытцветших гравюр: Улыбка - яд, движенье гибко, ровно, Душою млад, умом и сердцем - мудр. В нем есть иное, тёмное влеченье, Он - Бисямон во...