Любимый отрывок

К флэшмобу от Тани Баньшивы ("Делитесь своими отрывками. Дюже интересно какой ваш у вас самый любимый").

У меня в написанном есть много того, что мне не нравится. С нравящимся сложнее. Общая закономерность такая: это не самое раннее (сейчас в раннем многое режет глаз), но и не самое свежее (там еще не вылежалось, не произошло должной степени отчуждения автора от текста). А в нужном диапазоне у меня находится вторая половина "Этайн, дочери Хранительницы".

Я приведу оттуда кусочек, который иногда начинает навязчиво крутиться в голове, -- кусок последней главы перед эпилогом. Будем считать это признаком того, что он мне особенно нравится. Впрочем, еще бы не нравился мне кусок с цитатой из Киплинга, пусть и подправленной под сеттинг. :) 

Новая повозка была заметно меньше лицедейского фургона, однако пятерых пассажиров все-таки вместила. Танька с трудом втиснулась между Орли и Санни, оказавшись лицом к господину Лэри и Нуале и спиной к вознице. Проситься на облучок, вопреки обыкновению, она не стала: возница, хотя и старался не подавать виду, явно ее опасался. И все-таки за дорогой она старалась следить – то и дело оборачивалась и всматривалась в открывавшийся впереди вид.

За Ланнустом снова потянулась низменная пустошь. Время от времени однообразный пейзаж разбавляли маленькие селения и отдельные постройки – то явно новые здания промышленного вида с высокими трубами, то развалины древних сооружений неведомого назначения. Танька понимала, что однажды уже проезжала эти места, носейчас напрочь не могла ничего припомнить и рассматривала встречавшиеся по дороге деревни и рудники, словно видела их впервые.

Часто на пути им попадались неспешно двигавшиеся караваны запряженных волами грузовых подвод. Однажды дорогу неспешно пересекла большая отара овец, в другой раз возле раскинувшейся на невысоком холме деревни встретилось коровье стадо. А иногда слева от дороги вдруг открывался вид на скалистый морской берег. Ни кораблей, ни лодок на море видно не было: одни лишь сплошные серые волны плескались до самого горизонта.

Финд первые несколько миль бодро бежал рядом, но потом начал отставать. Вскоре возница сжалился над ним и остановил лошадей. Пес немедленно взлетел в повозку и тут же тяжело плюхнулся у ног господина Лэри, заодно выпачкав его одежду в дорожной грязи. От свалявшейся некогда белой, а теперь грязно-бурой шерсти пса быстро распространился, заполнив собой всё вокруг, резкий запах псины. Сердиться на Финда, впрочем, никто не стал – разве что возница немного поворчал, да и то больше для острастки.

Дважды за дорогу они останавливались на ночевки, оба раза — в старинных рыбачьих деревнях. В заезжих домах девушки привычно селились втроем в одну комнату. Утомленные доро́гой Орли и Санни быстро засыпали, едва добравшись до кроватей, а Таньке в сумерки по сидовскому обыкновению не спалось. В первый же вечер она добралась до подаренного господином Эрком свитка — и, к радости своей, нашла там и «Оду мясу», и шуточные стишки-небылички, и балладу о Робине, и еще несколько совсем незнакомых стихотворений, немного нарушавших строгие правила бриттской рифмы, но изящных в своей напевной простоте. Баллада и стихотворения так и просились на музыку, но у Таньки не было при себе ни крута, ни арфы — да и не будешь же играть на них, когда все вокруг спят! До глубокой ночи она перечитывала свиток, пытаясь мысленно подобрать к балладе мелодию, — однако та ни в какую не складывалась. Вместо этого в голове упорно крутилось памятное с детства:

 

Дуба листва была жива

До бегства Энея из Трои.

Ясеня ствол в небеса ушел,

Когда Брут Кер-Лундейн не строил.

Терновник из Трои в Кер-Лундейн попал,

И с этим каждый согласен.

Прежних дней рассказ сохранили для нас

Дуб, терновник и ясень.

 

* * *

 

На рассвете третьего дня сэр Кей и сэр Идрис покинули заезжий дом раньше всех. Они очень спешили: нужно было заблаговременно оповестить легата Тинтагеля о прибытии дочери Хранительницы. Спустя некоторое время выехали и остальные: как и прежде, леди Эмлин и сэр Тревор — верхом, а Танька с подругами, мастер Сигге и господин Лэри с дочерью — в повозке. Финд снова бежал рядом, но больше и не думал отставать.

С утра погода стала улучшаться, и к полудню тучи окончательно рассеялись. Полоса моря, время от времени появлявшаяся слева от дороги, из серой превратилась в лазурно-голубую. Вода отбрасывала жгучие солнечные блики, Танька щурилась, но все равно не отрывала от нее глаз. Иногда она замечала темные силуэты рыбачьих лодок, и каждый раз у нее сжималось сердце.

К вечеру повозка добралась наконец до Тинтагеля. Произошло это как-то неожиданно. Сначала слабо всхолмленная равнина сменилась скалистым побережьем, затем дорога, миновав маленькую деревеньку, нырнула в узкую долину. Довольно долго она тянулась вдоль ручья, почти такого же, как возле злополучной бухты, из которой уплыли Робин и Мэйрион. А потом с левой стороны над склоном вдруг показались высокие крепостные стены.

Задерживаться возница не стал. Высадив путешественников возле крепостных ворот и получив от леди Эмлин полагавшуюся плату, он сразу же развернул повозку в обратную сторону: видимо, намеревался успеть в ближайший заезжий дом до заката.

А потом снова было прощание. Таньке с подругами, мастеру Сигге и леди Эмлин с рыцарями предстояло морское путешествие, а господин Лэри, Нуала и их верный Финд уже почти добрались до дома.

— Я вот что подумал, леди... — смущенно вымолвил господин Лэри напоследок. — Уж коли нам все равно положена награда, так знаете о чем я вас попрошу... Дочка-то у меня уже почти невеста, а ни читать, ни писать не умеет — ну жизнь у нас такая морская... А в Глентуи, как-никак, есть школы. Так мне бы ее в Кер-Сиди или хотя бы в деревню какую-нибудь гленскую отправить — где можно грамоте выучиться.

— Да, конечно же! — облегченно откликнулась опешившая было Танька. — Учиться — это и мама всегда одобрит, и вообще хорошее дело.

— Нуала отработает — вы не думайте! — радостно закивал господин Лэри в ответ. — Она никакой работы не боится — ну, если та достойная, конечно... Так вы за нее словечко замолвите, леди, — ну если вам до того будет. Финнуала Ни-Лахан из Тревены — вы запомните!

Договорив, господин Лэри торопливо поклонился, затем подал знак склонившейся до земли Нуале, свистнул Финду — и все трое бесшумно растворились среди зарослей ольхи.

«Финнуала Ни-Лахан, — повторила про себя Танька. — Я ни за что не забуду!»

На этом уют тесной компании и закончился. Оказалось, сэр Кей и сэр Идрис не только оповестили легата о Танькином прибытии, но и попытались организовать ей встречу — и, похоже, переусердствовали. Вскоре перед крепостью выстроился чуть ли не весь гарнизон, словно в Тинтагель прибыла не студентка-третьекурсница, а нынешний правитель Думнонии Дунгарт ап Кулмин, а то и вовсе легендарный король Артур. Танька растерянно смотрела на великолепие блестящих доспехов, на пестрые пледы в расцветках думнонских и камбрийских кланов, на вскинутые в торжественном салюте кулаки, безотчетно отвечала на приветствия согласно твердо усвоенному ритуалу, а про себя недоумевала: неужели ради нее стоило отрывать стольких воинов от вечернего отдыха?

Отдельно Таньку приветствовал капитан парового корабля «Модлен» — им, вопреки сложившемуся обыкновению, оказался не ирландец, а самый что ни на есть бритт, сэр Пеулин ап Истефан, с такой же, как у сэра Тревора, красно-черно-желтой ленточкой на вороте форменной туники. По счастью, он быстро перешел к делу — объявил, что с радостью доставит в Кер-Сиди и саму великолепную, и ее спутников. Так что не успело солнце коснуться горизонта, как все шестеро были уже на борту гостеприимной «Модлен».

 

* * *

 

Живя в приморском городе, кораблей Танька успела повидать немало — и в порту, и на рейде, и даже на верфи: гленские сторожевые яхты, ирландские куррахи, скандинавские кнорры, греческие дромоны... Но похожих на «Модлен» среди них ей не встречалось никогда. Крутобокий, с тремя высокими мачтами, издали паровой корабль изрядно напоминал дромон, однако вблизи оказался выше и короче, чем это было принято в Восточном Риме. Не оказалось у него ни весел, ни даже гребных люков в бортах, но зато между второй и третьей мачтами виднелась черная труба, из которой неторопливо поднимался в небо тоненький дымок. Разглядывая «Модлен», Танька силилась вообразить ее идущей против ветра, со спущенными парусами, с тянущимся за трубой шлейфом густого дыма — но это никак не получалось. Корабль казался ей сказочным морским чудищем — огромным, загадочным, очень могучим, но пока еще крепко спящим.

Моряки невероятно радушно встретили и Таньку, и ее подруг, и рыцарей, не говоря уже о мастере Сигге, повстречавшем на «Модлен» нескольких добрых знакомых. Немножко подпортил всё капитан, попытавшийся окружить Таньку якобы подобавшими ей императорскими почестями. Конечно, ей быстро удалось отвоевать и ужин за общим столом, и даже место в одной каюте с Орли и Санни, но неприятный осадок на душе все равно остался. Наверное, потому-то и вышло, что, перебравшись к подругам, Танька тихо уселась напротив них и погрузилась в задумчивое молчание. А те, ничего не замечая, бурно вспоминали мерсийские и думнонские приключения. Орли радовалась, что ей за всё путешествие так ни разу и не пришлось ехать верхом. Оказалось, она сиживала на лошади всего два раза в жизни, а с седлом и вовсе познакомилась только на Придайне. Санни понимающе кивала подруге: сама она верховой езде была обучена, но лошадей побаивалась. С какой же благодарностью смотрела теперь Танька на Санни, представляя себе, как та, преодолевая страх, ездила ради нее в англскую деревню!

Спустя некоторое время, так и не найдя в себе сил включиться в разговор, Танька тихонько вышла из каюты и поднялась на палубу. Побродив немного, она прислонилась к мачте и долго смотрела, как из трубы «Модлен» одна за другой вылетали оранжево-красные искорки. «Почему люди связали с именем Робина холодные и тусклые болотные огоньки? — думалось ей. — Робин — он ведь был совсем другим — вот как раз таким, как эти искры, теплым и ярким!»

А тем временем искорки, подхваченные полупрозрачным дымком, устремлялись в небо и терялись среди сиявших на нем многочисленных звезд. Казалось, они и сами становились звездами. И так же, как искрам находилось место на небе, Робину, конечно же, должно было найтись место среди звездного народа.

Задумавшись, Танька безотчетно достала из-за пазухи птицу-свистульку, так же безотчетно поднесла ее к губам, и свистулька вдруг послушалась — испустила чистую звонкую трель. А в следующий миг за Танькиной спиной послышался радостный голос Орли:

— Так вот ты где, Этнин, — а я тебя ищу, ищу! Пошли к нам вниз, холмовая!