Время и вода

[Небольшой рассказ про то, как два средневековых гражданина спорят за метафоры. Без титег и нагибаторства, чистая беспримесная заумь. Желающие присоединиться к спору могут сделать это в комментариях.]

Время и вода

Он был странный, тот полуслепой отшельник, и говорил порой странные вещи. В самый первый день их знакомства Ивар, вспоминая свой недавний приезд в Бордо, имел неосторожность заметить: «Как все-таки быстро летит время!»
- Время не птица, чтобы лететь! – неожиданно громко выпалил монах. И, перехватив удивленный взгляд Ивара, продолжил:
- Не мудр тот, кто не бежит метафор. Что есть метафора? Детская болезнь языка, развившаяся в изъян мышления.
- О чем ты? – не понял Ивар.
- Некоторые из сочинителей нынешних похваляются умением сорить метафорами в дело и не в дело. Этим, говорят они, мы вскрываем незримые связи. Чушь! Не связи они вскрывают, а ум запутывают в тенётах поверхностных схожестей. Ведя своих читателей по пути прельстивому и лукавому. Но разве не глупо использовать одно слово для обозначения вещей совершенно разных?
- Сколько раз уже слышал это слово - метафора, - проводя пальцем по ободку винной кружки, задумчиво обронил Дамиан, – но так и не могу запомнить, что же оно означает. Что-то о значениях слов?
- Именно, - кивнул Ивар. – Если не цитировать Аристотеля всуе, метафора есть «перенос слова», когда слово употребляется в нетипичном окружении из-за некоторой схожести значений. Вот, например, у Гийома Провенского: «мне часто снится запах ее шелковых волос...»
- Отличный образчик! - перебил Ивара отшельник. – Но скажи мне, книжник, что общего может быть у шелковой нити, тянущейся из мерзкого червяка, и человеческого волоса?
- Гладкость на ощупь, - не задумываясь, ответил Ивар. – Или переливы цвета.
- Тогда почему бы не сравнить волосы с обмылком? Он ведь тоже гладкий. И заметь, ты сам только что сказал: может, то, а может, это. Так что же все-таки имел в виду твой пиит? Что волосы у его подружки гладкие? Или что они переливаются на свету? Или и то, и другое вместе? К чему столь нелепые загадки? Двусмысленность - мать бессмысленности. Представь, если бы я сказал тебе: брат Ивар, принеси мне ломоть хлеба, или кувшинчик вина, или и то, и другое. Ты бы просто махнул рукой на мои умалишенные речи и пошел бы своей дорогой. Так почему вы не делаете тот же самое с речами поэтов?
- Подождите, - отхлебывая очередной глоток из кружки, вмешался Дамиан. – Но я, кажется, слышал, что метафоры эти бывают разные. Шелковые волосы – тут перенесено свойство гладкости, это понятно. А вот когда говорят «котел кипит» - какое здесь свойство перенесено? Ведь не котел же кипит, а вода в нем! И что общего между бурлящей водой и медной железякой?
- Такой перенос ученые мужи называют не метафорой, но метонимией, - пояснил Ивар. - То есть переносом pars pro toto, части на место целого. Вода – содержимое котла, то есть получается как бы его часть, если понимать котел в расширенном смысле, как меру, а не строго как металлическую полусферу. Когда, например, говорят «нам нужно два котла смолы, чтобы...»
- Чтобы изжарить в ней тех, кто придает словам расширенные смыслы! – сухим язвительным смехом рассмеялся отшельник. – Что за нелепица? И таких – на каждом шагу, одна другой безобразней. Скажем, ножки стула – но разве стул ходит этими своими «ножками»? Или они хоть в чем-то напоминают человеческие? Ничуть! Почему тогда простую опору в форме деревянного бруска вы называете ножкой? Или, скажем, иголки. Что общего между иголками для шитья, иголками ели и иголками ежа? Кроме крайне отдаленного внешнего сходства? Вместе с тем, полно вещей куда как более схожих – но вы их отчего-то не называете иголками. Скажем, лист осоки или рогоза куда как сильнее напоминает иглу, но его вы называете листом. А лист пергамента вообще не похож ни на один из растительных листьев – но он все равно почему-то «лист». Сим путем и множатся в языке - а стало быть, и в мышлении – самозапутывающиеся клубки бессмыслиц. Подобные тем комкам шерсти, что заглатывают неразумные коты. А потом натужно изблевывают их, называя сей процесс «поэтикой».
- Так ты против любых переносов значений? – усмехнувшись, поинтересовался Ивар.
- Против любых, - упрямо мотнул головой отшельник.
- Ну тогда вряд ли бы языки развились до нынешних высот...
- Вот опять! «Развились», «высот»... Вы и шагу ступить не можете, чтобы не попасть в тенёта метафор. Разве язык – это плющ, который вьется и развивается вверх по стене?
- Нет, - улыбнулся Ивар. - Но и метафоры не плетут тенёт, в которые, как ты утверждаешь, мы то и дело вступаем.
- Ишь, подловил! - скривился отшельник. – Однако ж я не могу разговаривать с тобой на чистом языке – ты просто меня не поймешь. Оттого и вынужден пользоваться вашей вульгатой, со всеми ее премерзейшими пороками.
- Однако я имел в виду то, о чем писали Цицерон, Теофраст и прочие авторитетные умы: что к метафоре прибегают в том числе из-за отсутствия в языке подходящего слова. Вот ты прицепился к моей фразе про время, которое не может лететь. Тогда что оно, по-твоему, делает – идет? течет? ползет? Какой глагол ни возьми, он неизбежно будет метафоричен. Напомню, кстати, что метафора заключена уже в самом слове «метафора»: ибо значение или слово нельзя перенести с места на место, как охапку дров.
- Если вы так боитесь сочинять новые слова, всегда можно заимствовать у соседей, ближних или дальних. У тех же греков и латинян. И тогда будет не «перенос», а, скажем, «трансференция».
- Но в таком случае исчезнет зримая связь между твоей «трансференцией» и словом «переносить»!
- И аминь с ней! Quod erat delendum. Именно за это я и ратую. За то, чтобы разорвать эту лживую поверхностную связь.
- Так что же все-таки делает время, по-твоему? Если не летит, не бежит и так далее.
- Трехает, если взять аттический корень. Трахает, если дорийский. Дрéмает, аджит, сарит – есть тьма древних корней, всех не перечесть. Хотя правильнее всего было бы не заимствовать ни одного их них вовсе.
- Вот те на! – удивился Ивар. – Отчего ж так?
- А оттого, что действие времени столь несхоже с перемещением в пространстве, что достойно нового слова. И неважно даже какого, главное, чтоб оно не пересекалось с уже существующими, уводящими ум по ложной тропе. Пусть будет хотя бы «времит». Да, время времит. Быстро, медленно, как угодно. Но не летит и не бежит!
- Время времит, человек челобежит, волк – волкобежит – так, получается, должен выглядеть твой «адамов язык»? – не скрывая усмешки, спросил Ивар.
- Представь себе! Людям часто кажутся смешными вещи вовсе не смешные, а просто непривычные. Твое представление о чистом языке, конечно, топорное и ерническое, но суть ухвачена верно.
- И в этом «чистом языке» вообще не будет места метафорам? А как же слова Стагирита о том, что создавать хорошие метафоры - значит подмечать сходство?
- Если ты столь близко знаком с трудами Философа, то должен помнить и другие его слова: о том, что в рассуждениях следует избегать обилия метафор. И обрати внимание: как только мы начинаем говорить о вещах действительно важных, когда не токуем, как тетерева, в пустоту самовлюбленности, а стремимся донести свою мысль до собеседника – мы максимально изгоняем метафоры из нашей речи. Таков, например, язык законов, приказов, врачебных наставлений, судебных приговоров. Но стоит нам скатиться на обочину поэтики, сиречь говоренья ради говоренья, как метафоры тотчас же расцветают пышным буйноцветьем - или, лучше сказать, сорноцветьем.
- Стало быть, этим ты объясняешь тяготение поэзии к метафоре?
- Ерунда какая! – замахал руками отшельник. – Это не абстракция по имени «поэзия» тяготеет к абстракции по имени «метафора», это категория людей с метафорическим вывихом мозга дерзновенно вздумала называть свои умопорождения поэзией.
- Почему «дерзновенно»? - поднял взгляд Дамиан, уже заметно захмелевший.
- Видимо, наш друг францисканец имеет в виду то, - повернулся к приятелю Ивар, - что греческое слово «пойэсис» означает «творение», а «пойэтес», соответственно, «творец». Верно я тебе понял?
- Да, - кивнул отшельник. - Тебе знаком эллинский язык? Ну что ж, похвально.
- Но ты так не ответил на мой вопрос о словах Аристотеля: что метафора есть способ подмечать сходство. Ведь на этом строится все наше мышление. Вон, видишь ту рыжую псину у ворот?
- Ну, вижу – и что? – поморщился отшельник.
- А помнишь того огромного черного пса, что чуть было не набросился на нас утром?
- Конечно. К чему ты ведешь?
- К тому, что оба они суть псы. И мы их называем универсальным словом «пес». При том, что они разных размеров, цветов и повадок. И наверняка в них отыщется еще масса отличий. И все же оба они – псы. Ибо мы считаем, что имеющиеся между ними сходства важнее имеющихся между ними различий.
- И что?
- А то, что мышление невозможно без выявления сходства. Любое понятие есть обобщение, то есть вычленение общего, постоянного и устойчивого, из текучего многообразия жизни. Если бы мы видели только разности, только особенное – у нас не было бы универсалии «пес». И пришлось бы нам для каждого пса выдумывать новое слово. И для каждой иголки, каждого листа, каждого...
- Э нет, погоди! – возмутился отшельник. - Обобщать и подменять – разные вещи. Общее и похожее – сильно разные вещи. Как верно заметил Марк Туллий, метафора обращается к внешним чувствам, прежде всего, к зрению. А что есть более лживого в этом мире, чем зрение? Чувство исконно животное, помогающее догнать добычу и не стать добычей – но не более того. Подобно тому как одежда, сперва изобретенная для защиты от холода, впоследствии стала применяться также и для украшения тела и как знак отличия, так и метафорические выражения, введенные из-за недостатка слов, стали во множестве применяться ради услаждения. Так писал тот мудрый латинянин. Иными словами, когда человек был слаб и немощен - прежде всего, умом - он поневоле прибегал к метафорам. Влекомый внешним сходством вещей, их поверхностными и случайными свойствами. Но разве вы дикари, чей язык ограничен парой сотен слов? Зачем сейчас вы называете волосы шелковыми, отлично зная, что между шелком и волосами намного больше различий, чем сходств?
- А если Гийом Провенский хотел сказать, что волосы его возлюбленной гладкие как шелк, переливаются на свету как шелк и столь же дороги ему, как шелк? И все эти схожести завернул в одну-единственную метафору? Разве это не красиво?
- Ай, брось! Красивым человек может назначить все что угодно: любое уродство, любую глупость. Сейчас вон среди ломбардцев зародилась блажь носить пулены с уродскими длинными носами. Такими, что аж мешают ходить. И ведь наверняка считают это красивым!
- Я имел в виду то, что метафора лаконична и легко входит в тесноту стихотворной строки.
- Возможно, - покачал головой отшельник. – Я не силен в этом вашем стихоплетстве. Знаю только, что на вершинах поэзии почти не бывает метафор. А также то, что Платон – и сам в юности поэт - неспроста изгнал из идеального государства поэтов, кои виршами своими потакают неразумному началу души, создавая образы, крайне далекие от действительности. Образы-призраки. И первая им в том подспора – метафоры, эти ignes fatui наших топей мышления.
- И как же они им в этом подспаривают?  
- Тихой сапой. Ты верно заметил, что понятие - всегда обобщение. То есть выявление общего. Но общее и схожее – сильно разные вещи, несмотря на их кажущуюся схожесть. Что общего у тех двух псов, о которых мы говорили? Например, то, что оба они лают, а не мяучат. И хоть лают они слегка по-разному, но ты всегда отличишь лай от мяуканья. А что, в свою очередь, есть сходство? Мнимое тождество, falsa similitudo. То есть ложное уподобление. Мертвый бык внешне ничем не отличается от живого. Схожи ли они между собой? На первый взгляд, да. Но что ты скажешь торговцу, если он попытается продать тебе дохлого быка под видом живого?  
- Чтобы немного сбавил цену, - рассмеялся Ивар.
- Именно! Ибо ценность этих двух быков, почти не отличимых на вид, сильно разнится. Один – просто гора мяса, хорошо если не отравленного еще ядом смерти. Второй же прослужит тебе долгие годы и вспашет не один акр земли. Но вредоносность метафоры не только в том, что она есть уподобление ложное, но и в том, что она есть уподобление скрытое. Сравнение, прячущееся в тенях ложных смыслов. Когда мы говорим «волосы похожи на шелк» или «волосы подобны шелку» - мы оставляем преграду-напоминание между волосами и шелком. А когда говорим «шелковые волосы» - преграда исчезает. Аристотель писал, что сравнение есть та же метафора, но отличающаяся наличием некоего разделителя; сравнение не утверждает, что «А есть Б», и не склоняет ум в сторону ложного тождества. И да, пусть метафора подмечает сходства – но разве Стагирит утверждал, что нужно их подмечать?
- Однако не подмечая сходств, не поймешь и различий, - возразил Ивар.
- Спорная мысль, - мотнул головой отшельник. – Вбрасывая метафору, поэт указывает на кажущееся, часто внешнее сходство. Вот, мол, смотрите все, любуйтесь, какое диковинное сходство я обнаружил! Но мало ли в мире похожих вещей? В конце концов, всё похоже на всё. Дерево похоже на камень тем, что оба они недвижимы. Крыса похожа на крышу тем, что обе они не кукарекают. И так до бесконечности. Только разве все эти сходства хоть на йоту приближают нас к пониманию сути вещей, rerum natura?
- А разве нет?
- Нет! – отрезал старик. – И особенно вредно насаждение метафорического сходства между вещами тварного мира и миром абстракций. Когда «текущая вода» превращается в «текущее время». Здесь уже даже не выявление поверхностного сходства, уводящего от сути, но инсинуация сходства вещей, не схожих между собой ни в чем. Таких как «время» и «вода». А это уже просто откровенный обман или введение в заблуждение, пусть и не злонамеренное пока. Но расчищающее путь для него.
- Признаться, я не очень понял, что ты имел в виду под «метафорическим сходством между вещами тварными и миром абстракций».
- Когда в оболочке метафоры переносят атрибуты из мира дольнего на мир горний. С мира тварного на тонкий мир. Когда простецы рассуждают о Боге, они, например, могут сказать: «Господь сжалился над нами». Но откуда им ведомо, что Всевышний обладает человеческими чувствами? Той же жалостью? Глупее этого только рассуждать о том, какие у Господа волосы на бороде. Шелковые они там или нет, - язвительно скривившись, откинулся на спинку скамьи отшельник.
- Но разве это метафора? Это же просто наделение атрибутами по аналогии!
- Так метафора и есть наделение атрибутами по аналогии. Вспомни аристотелевское определение метафоры. И услышь алогичность в слове «аналогично».
- И все же я не согласен с тобой. Хоть большинство поэтических метафор суесловны и пусты, но все равно есть среди них некоторая часть, пусть малая, когда поэту или безымянным простецам каким-то чудом удается проникнуть в суть вещей. И через много-много веков ученые мужи, освоив очередную делянку этого мира, застынут в изумлении, не понимая, как могли ухватить ту или иную скрытую связь их далекие предки, имевшие на руках столь скудный инструмент познания.


Примечания:

Quod erat delendum – лат. «что и требовалось уничтожить». Смесь из Quod erat demonstrandum y Carthago delenda est.
Стагирит, Философ – обычные для Средневековья обозначения Аристотеля
Марк Туллий - Цицерон
Ignes fatui - лат. «блуждающие огни»
Гийом Провенский – окситанский трубадур 12-13 в. Цитируемое в тексте стихотворение про шелковые волосы до наших дней не сохранилось.