Ужин писателя_2. Зимнее солнцестояние.

"Солнце на рост, год  на Весну. Весны дождалась, можно и умирать..." В ночь зимнего  солнцестояния 25 лет назад умерла моя бабушка, Ежова Мария Михайловна.

Удивительный  человек очень сложной судьбы. Мы, дети, не понимали этого... Не слушали  и не слышали. Понимание приходит сейчас, много лет спустя. Когда многое  уже стерлось из памяти... Ах, если бы она записала!... Но она пыталась  рассказывать и учить нас, неслухов... сперва просто рассказами о своем  детстве... но мы хотели играть.

Ах, если бы хоть кто-то записывал  её рассказы после- когда она начала рассказывать, что РЕАЛЬНО было. А  начала она рассказывать, когда нам было уже всем за 20, когда она решила  что мы достаточно взрослые, чтобы не болтать о важном... Но у нас была  наша важная личная жизнь, а как же!!!

В ночь Зимнего  солнцестояния распахиваются ворота на небо. Христиане говорят, что в  рай, предки-язычники говорили про Вирий. Оттуда на землю приходят ―  прилетают птицами ― навестить своих потомков духи предков (или ангелы,  тут тоже кому что) И всех умерших в эту ночь сразу забирают с собой, на  небо.

Я не знаю, верила ли моя бабушка в Бога.

Она,  разумеется, была крещеной, так как родилась в 1909 году в деревне.  Больше того, она была и венчанной ― в 17 лет, в 1927 году, её отдали  замуж церковным браком, за сына мельника. Муж пил, проигрывал в карты  зерно мешками и срывал зло на жене, бил смертным боем; свекровь во всем  поддерживала сына и заваливала невестку работой. Свёкор заступался, но  едва он уезжал из дома по мельничьим делам ― становилось еще хуже. Два  года спустя мельника раскулачили (забрали всё, включая запасную одежду,  поснимали даже стиранные пеленки с веревки), и свекровь, и так  невзлюбившая невестку, приказала новорожденного сына "заспать", а то  сама придушит "лишний рот", который мешает молодухе работать. 

Это был второй бабушкин ребенок, погодок. Первенец - тоже Сашенька - умер во младенчестве. И это все, что она о нем говорила. Только молчала в ответ на вопросы. 

...Бабушка  сбежала от мужа и вернулась к родителям ― а отец её не принял:  "Венчанная жена с мужем жить должна, отрезанный ломоть... Опозорила  семью... не уйдешь, зарублю". Бабушка топор ему сама подала, на порог  легла головой, сына рядом положила: "Обоих руби, назад не вернусь". Мать  силой у отца топор отняла, вытолкала дочь с внуком со двора: "Уходи, а  то и правда зарубит".

Это не страшилка на ночь... Это  реальность... Так и жили. Кроме новых лозунгов были и старые, твердые  убеждения, основы личности, которые не так-то просто вышибить из  крестьян. Крепкий был мужик мой прадед, лучший кожевник на несколько  сел. И в профессии крепок, и домом, и в вере, и в характере. По правилам  жил. Всем детям, даже девкам, образование дал. У бабушки семь классов  школы ― по тем временам для деревенской это чуть ли высший предел.  Старшие сыновья действительно университет закончили. Уважали его в  деревне так, что даже не раскулачили поначалу, и в колхоз силком не  загнали: нужнее был живым. Пока еще нужен. Но вера... и мораль... она и  вот так обернуться может.

Ушла Мария с младенцем ― подалась в  колхоз. И там никому не нужна беглая жена раскулаченного мельника.  Клеймо и на ней и на сыне. Но все ж таки дали работу и хлеб ― сторожить  колхозные бахчи. Вырыла себе бабушка там сама землянку, и до поздней  осени в поле с сыном одна и прожила. Хлев, вертеп, добрые животные?

Землянка  в поле... убогий быт... Одиночество и младенец. И воры по ночам. Когда  животные, а когда и люди. Когда люди, а когда и ... От кого кавуны  сторожишь? От своих сторожишь... Еще больше невзлюбили. Но ни к мужу, ни  к отцу не вернулась.

Уже под снег почти приехал из города брат,  Павел. Павлуша, как его называла всегда бабушка. Узнал про сестру, с  отцом поругался. Нашел её, увёз в город с собой. Был он врачом, работал у  Абрама Григорьевича Кассиля (да, тот самый Абрам Григорьевич Кассиль,   уполномоченный Наркомздрава Немецкой республики по родовспоможению и уполномоченным по обезболиванию родов в РСФСР, преподавал в Энгельсском медицинском училище,  отец писателя Льва Абрамовича Кассиля). 

Другой брат, Иван, ― он к тому времени  работал в "органах", ― подделал ей документы, старые очень кстати  пропали: в деревне сельсовет сгорел со всеми бумагами, а церковные книги  и того раньше.

Была она венчаная, жена кулака; стала снова  девка, Маруся Ильинова, и совсем из другой деревни, просто однофамилица с  доктором. А Сашку брат Павлуша усыновил. Тоже стал Ильинов. Не сын  кулака, а сын врача-большевика... И пошла родная мать к нему "в  кормилицы": врачам можно было прислугу иметь, в своем доме держать.  Мыла, готовила, прибирала... До сорока лет дядя Саша не знал, что это  его мать родная.

Потом бабушка учиться устроилась, и на другую  работу пошла ― тоже к Абраму Кассилю. "Бабий бог" ― так его называли.  Именно он по сути создал в России такие отрасли медицины, как  гинекология,  родовспоможение и микропедиатрия/педиатрия.  Сперва уборщицей пошла,  санитаркой. Потом он её приметил: "умненькая", стал сам учить, на  вечерние курсы отправил. Так Мария стала у него операционной сестрой, а  потом и старшей, и лучшей операционной сестрой. Он же принимал всех её детей, спас во время самых тяжелых родов и её,  и младенца - мою маму.  (Забегая вперед - это был 1944 год,  и даже сохранить беременность работающей  женщине тогда было почти невозможно, не то что дитя. Он - спас.)

 К концу тридцатых и отца её  раскулачили. Сыновья помогли семье в город перебраться, спрятали,  выправили документы и им. С дочерью кое-как отца помирили. Раскулаченный муж  спустя 10 лет лагерей появился - она к нему не вернулась. Замуж,  венчанная, при живом "муже" гражданским "советским" браком вышла. Отец смолчал. Вышла за  человека, который знал её еще до первого замужества, знал, кто она.  Соседи боязливо спрашивали: "А ваш муж... он случайно... не  родственник?..."

"Ничего не могу сказать,― бабушка скромно опускала  глаза, ― он совершенно случайно в горкоме личным водителем секретаря  работает".

Это была правда ― она действительно не знала родни мужа: был он сирота и подкидыш, батрачил с шести лет в её родной Куриловке.

В  войну она в эвакогоспитале работала... В госпитале в 1943 она его узнала среди  вновь поступивших раненых и выходила. В госпитале же снова встретила свою первую любовь - Станислава. Красавец-летчик, с которым отчего-то не сложилось соединить судьбу, пока была "незамужней", и которого всю жизнь любила. Но вот теперь он рядом - тяжело раненный второй муж...  От которого уже есть дети.  А в 1944 уже родилась моя мама. Была ли  это любовь или шантаж ― кто знает? Работать  снова стал в горкоме, просто  потому что после тяжелого ранения в позвоночник не мог вернуться на  фронт, а водителем и механиком был талантливейшим, мог на любой машине  ездить, любую починить. Соседи после бабушкиного ответа с намеком  сторонились супругов Ежовых с почтением.

Когда в 1967 дед Пётр умер, бабушка пошла в горком и попросила отрезать из квартиры телефон  (это был единственный телефон на всю улицу; Петра по нему вызывали на  работу). Секретарь сказал "Что вы, Мария Михайловна, вдруг вам помощь  понадобится, оставьте! Звоните в любое время". Она ответила "Спасибо, но  лучше отрежьте... соседи позавидуют". Она умела быть и милой, и сущий  кремень. И очень хорошо знала людей. И всю жизнь тосковала по Станиславу. Который ждал её много лет, звал с детьми замуж и после своего и её вдовства.  Но - не пошла.

Я не знаю, верила ли моя  бабушка в Бога. Никогда она не носила крест, никогда я не слышал чтобы  она молилась, никогда и ничему нас "церковному" не учила. Но она часто,  очень часто повторяла: "В школу идёшь― анекдотов не рассказывай, не  слушай, не смейся над чужими". "В школе и во дворе о чем дома говорим ―  не рассказывай, скажи что дома в игрушки играешь, ничего не слышишь".  "Про политику спросят ― дураком притворись, мол мнения не имею". Чему  она нас учила? Выживанию. И еще она частенько повторяла "выйти замуж не  напасть, вот каб за мужем не пропасть"...

Всесторонне  образованный, начитанный, мудрый медик, мастерица на все руки: шить,  вязать, готовить... Полный огород съедобных трав ― все нам показала, с  марта мы с зеленью на столе... В местном лесу я могу жить неделями ― еда  под ногами. Она пережила Голодомор в Поволжье, травами спасались...  Удивительно ли, что все их знала?...

Свободная и смешливая... Терпеливая и добрая.  Мудрая и резкая. Отважная и ехидная. Чего стоит только снеговик, на  которого она водрузила человеческий череп (собаки с разоренного  церковного кладбища притащили, она отняла, потом смеялась над визгами  соседок).

А в 90-е мы вместе слушали рок. Это её братец наш  двоюродный, Андрей Манго Шруб, приобщил. Несколько раз (уже за 70 лет ей  было!) ― бабушка ездила к старшей дочери (она микропедиатр) и внукам в  Тюмень ― поездом. Неутомимая и любопытная... Был братец ударником и  вокалистом в тюменской группе "Француз и Обормоты", отыграл несколько  месяцев на замене с "Гражданской Обороной", очень гордился, что принимал  участие в записи альбома "Сто лет одиночества" (а кто бы не гордился?) И  бабушка внуком гордилась, и кассету, которую Летов лично записал и  подписал брату, очень берегла. Доброго посмертия и им ― и Егору, и  Андрею..

Думается мне, бабушка была атеисткой. А я вроде как  буддист (но тоже не факт, уж больно я веселый йогин). Но все же мне  думается, что в ночь Зимнего Солнцестояния она ушла сразу ― если не на  небо, то в очень хорошее. Мне хочется так думать. Сейчас, в возрасте, я  начинаю понимать, что религия действительно может быть утешением ― когда  надеешься, что встретишься с теми, кого любишь, по кому тоскуешь, кому  не успел при жизни сказать важное (а я не успел). Своеобразная  психотерапия надеждой... Но у буддистов нет такого рая. И у христиан  нет. У язычников есть.

И поэтому я сейчас делаю не буддийский,  не христианский, а пра-славянский, дохристианский обряд. Он у нас с ней  общий. Поминаю добрым словом, рассказываю о её славной жизни. Варю и ем  поминальное блюдо ― сочиво (сейчас его называют кутья), варю как  положено ― из всех видов зерна, что есть в доме, со всеми видами фруктов  и ягод, что нашел, с медом. Это важно ― помянуть изобильно, всем, что  есть. Взваром ― крепким отваром сухофруктов ― запивать буду... Все  сладкое, что было, собрал. Только блины (сочни) мне сделать несподручно.  И не с кем помин разделить. Так что слова тризны ― разделю с вами, а  остатки сочива вынесу завтра птицам.

....Кутья цельнозерновая  (рис, полба, пшеница, рожь, ячмень, овёс, пшено, гречка, кукуруза,  чечевица, горох, фасоль, нут, киноа, подсолнечник, семя льна) с  фруктами: изюм, груша, яблоко, абрикос и слива, малина сушеные. Варенье  из ирги и Новогоднее Мандариновое. Свежие яблоко, мандарин и апельсин.  Мёд,сахар. Взвар из яблок, изюма, абрикосов, сливы, малиновых листьев и  чая. Козинаки подсолнечные, печенье сахарное, карамель леденцовая  (старики часто угощали нас дешевыми печеньками и карамельками; мы нос  воротили: шоколада хотели... а они все равно совали в карман: "Потом  съешь"... и оно действительно потом съедалось...)

...Многое я  могу о бабушке рассказать... но сколько же я не знаю о ней и никогда уже  не узнаю! Сколько всего искажено памятью. которая "додумывает" и искажает детали! А сколько забыл, потому что был слишком себялюбив и весь в  своей молодой жизни!... А разве я знаю что-то о своей маме, о том, чем  она жила?... Или об отце?... нет... они ничего не оставили. Рассказывать  рассказывали, но детская память ― решето... Тридцатилетние родители для них - "старики". А бабушек и дедушек вообще не слышат "за ветхостью"...  И дети наши ― такие же... не  слушают. Они в своих обидах на нас... Целиком в собственной жизни, на  нас нет времени. Это не злоба, не жестокость... это просто молодость. Глупость. эгоцентричность.  Дети не осознают важности общения. Не осознаЮт родителей личностями. Они пока  только потребляют внимание взрослых... Потом они тоже осознАют, но нас  уже не будет.

***

Пишите мемуары, ребятки... хотя бы так вы сможете  утешить ваших постаревших и затосковавших наконец по вам детей и внуков ―  хотя бы так поговорите с ними. Сохраните общение и историю. Это тоже  важно... Я понимаю что бабушка не могла записывать ― хранить такие  записи было опасно. Но все же... Если любите их, дураков, и прощаете им  их невнимательность ― пишите книги. Не о придуманных академиях... а о  себе и жизни... Хотя бы то что "можно" ― пишите... Пишите хотя бы  дневники. Хотя бы стихи...

Оставляя детям свои книги, мысли - даже письма - мы оставим им кусочек  ненужной им пока нашей любви - но потом она им поможет. Я верю что  поможет и утешит в потере.
светлая память.

Доброго посмертия всем, кого мы любим, и тем, кто любил нас.

Всем, кого я помянул и упомянул, и всем, кого не смог...

====================

"Писательское" Ящер.

P.S.  Блюдечко из бабушкиного, передаренного мне "на память" мамой сервиза. У  бабушки и мамы это был один из парадных сервизов, в серванте-горке  стоял, ждал праздников... У меня оставалась последняя пара. Я когда  бабушку с мамой вспоминаю, пью из неё... Пил. Чашечку из этой чайной  пары я сегодня разбил...

...фото плохое. Резкости не хватает: руки дрожат. Но это лучшее из того, что удалось снять. Бывает и так)))
23.12.2023