Автономные жабры

«Инстинкты юношей питают...» — часто ворчал их учитель истории, вспоминая о том, на какие безрассудства шел человек, чей организм бушевал от избытка всяческой химии, и как печально это оборачивалось для истории. Студенты от таких разговоров кривились и ухмылялись. Студентки хихикали и краснели. Но никто не спорил, ибо каждый знал по себе — это правда.

Все случилось слишком быстро. Как в шутку. Ее внезапный порыв ринуться в воду напоминал необъяснимое желания выбежать из дома под летний дождик, или прокатиться зимой по накатанной тропинке, или спеть понравившуюся мелодию — пусть даже тихо, себе под нос, но обязательно спеть — никак невозможно удержаться. Как будто озеро ее позвало. И как будто не было иного способа получить весла, как нырять за ними сейчас, когда они...

Когда ему стало чуточку легче и веселее, как всегда становилось рядом с ней.

Пусть он не решался говорить ей все, но вот то немногое, что он позволял себе, избавляло его от излишнего напряжения в его душе, точно выпускало пар из слишком туго надутого воздушного кьяка ...

Теперь он стоял на плоту, растерянный от ее поступка. Ждал. Беспокойство возвращалось. Оно всегда нарастало само. Словно жило в Эмиле как бобовое зернышко, и любой повод мог заставить это зернышко расти до небес. Круги на воде давно стихли, но Эмиль все еще видел их отражение в своей памяти и считал. Три минуты, пять, семь.

На восьмой минуте бобовое зернышко его беспокойства достигло небесных чертогов. Эмиль начал раздеваться. Свитер, майка, ботинки, брюки. Вода обещала быть ледяной. Так что лучше было прыгать сразу, не думая.

И он прыгнул. Легкие свело, комок воздуха встал в груди. Холодная вода. Опять холодная вода. Он вынырнул, хватанул побольше воздуха и нырнул снова. Тело жгло холодом, плыть было трудно. Кругом тина и муть, на расстоянии вытянутой руки ничего не видно. Он проплыл наугад, воздух заканчивался, надо было подниматься.

И тогда медленное волнение воды выдало чье-то движение, скользкие сильные руки ухватили его за плечи. Он дернулся, увидел перед своим лицом мощную белую руку, кожа прозрачная, синие вены на ней причудливо переплетались, как переплетаются ветви деревьев. Пальцы с длинными серыми ногтями держали пульсирующую озерную губку, которую рука резко шлепнула Эмилю на рот, и та присосалась к его лицу.

Эмиля охватила паника. Страх задохнуться и страх перед неизвестным существом, которого он не видел, и которое мертвой хваткой держало его за плечи. Эмиль заработал руками и ногами, забился, силясь высвободиться. Его стукнули между лопаток, он хватанул носом воду. Еще удар. И он судорожно разомкнул губы, в надежде сплюнуть мерзкую губку. И... вдохнул кислород. Настоящий, чистый, живительный. Выдохнул носом. Вдохнул снова. Простая озерная губка работала как автономные жабры... Ну надо же!

Когда он продышался и успокоился, хватка на его плечах ослабла, Эмиля взяли за руку чуть выше кисти и потянули вперед и вниз — на глубину.

В бурой озерной тине он видел только могучее плечо, все исчерченное синими венами, да русалочьи волосы. Тонкие и длинные рыбки-паразиты, они сверкали и шевелились сами по себе, норовя дотронуться до лица Эмиля. Он никогда не видел русалок так близко. Но те, кого он видел, казались ему нежными девами, и уж никак не с торсом которому даже Борей позавидует. Неужели...

Его дернули, тело прошло сквозь сгустки тины, как сквозь вату и оказалось в чистой зеленой воде.

Здесь сверкали пузырьки воздуха, плавали фрагменты водорослей и какие-то мелкие ракообразные. Внизу лежал чистые донный песочек, наверху  золотился далекий закат. Последние солнечные лучи врезались сюда по косой, как в лесу летними вечерами боком, сквозь кроны падают золотые стрелы.

Да... все сказки о том, что русалов не бывает, а русалки зачинают от обычных крупных рыб — налимов там или сомов... Все оказалось вздором тех умников, кто во что бы то ни стало хотел приравнять русалочью расу к простым рыбам и разрешить отлов.

Рядом с Эмилем, — теперь он хорошо видел, — плыл самый настоящий русал. Его лицо в профиль было одновременно и рыбьим, и человеческим, торс играл мышцами, а могучий хвост вполне мог бы одним ударом разнести их плавучую баню напополам. Русал тянул куда-то испуганного мальчика, бережно раздвигая упругие стебли кувшинок.

*черновик проды