Трудовые будни моих детишек

Флешмоб от Татьяны Кононовой  "Трудовые будни героев"  https://author.today/post/498828

***

Злая осенняя ночь, темно, хоть глаз выколи. Полыньяки визжат как поросята. Эмиль вязнет сапогами в торф.

Между редких деревьев мелькают факелы гильдийцев. Могучий голос Улена перекрывает визг:

— Не выпускать ни единого! Убить всех! Работаем, детишки!

Полыньяки — черные и блестящие, как пиявки. Вот кто телепаты. Но общаться могут только друг с другом — своя волна.

Их тела как черви: гибкие, верткие. Ноги и руки почти бескостные, вместо пальцев — длинные когти-ложки. Они питаются энергией земли, закапываются и сидят там, как кроты. Роют целые города, длиннющие подземные лабиринты. Они никого не убивают. Червяк не может убить. Полыньяки — паразиты. Высосав энергию из земли, они перебираются на новое место, а старое становится пустошью, где столетиями не родиться ни травинки.

На исходе войны, когда стало ясно, что поражение близко, серные ведьмы приперли в Северное королевство все колонии, которые только сумели отыскать в диких краях материка. Согнали полыньяков на корабли, чтоб наверняка, чтобы те медленно чахли в трюмах, теряя силы вдалеке от земли.

Их вытряхнули на сушу здесь, на границе королевств. Голодные обезумевшие твари хлынули на земли Северного королевства сотнями. Их отлавливали, уничтожали, как саранчу. Выкуривали дымом из колодцев, топили в реках. Спасали родную землю. Долго, месяц за месяцем, рыскали по королевству, зачищая его от паразитов. Потом.

А впервые Гильдия встретилась с ними здесь, в дремучем лесу Перепусков, рядом с болотами у истоков Ааги. Следопыты нашли их новое стойбище, кострами выкурили из свежих колодцев и огнем и мечом погнали на болото. Полыньяки уперлись в берег Ааги и в ужасе повернули от воды назад, хлынули на мечи гильдийцев. Их блестящие спины замельтешили в свете факелов как летящие от щедрого костра искры.

— Убить всех! — орет Улен. — Не зевать! Работать!

Эмиль стоит в болотном мху, увязнув сапогами по щиколотку. Видит только черноту ночи и еще чернее ночи — высокие стволы елей. Остальное фрагментами, выхваченными из мрака пляшущим светом. Сверкнул чей-то меч. Еще один. Желтые капли крови на лице Тигиля. Его плечо и складки кожаной куртки на сгибе руки. Вот его факел поймал Эрика. Вполоборота. Резкий курносый профиль, тени под глазом и на подбородке. Эрик мельком косится на Эмиля. У него удивленный вид, такой, словно он сделал то, что не ожидал от себя, словно сам не понял, как такое случилось. Свет перемещается. Чужие далекие факелы выхватывают в ночи скользкие, покрытые слизью тела полыньяков. Убить всех! Не выпустить с болот. Твердая земля и поминай как звали. Ищи потом...

Их сотни. Гильдийцев два десятка. Гвардия на ближнем фронте, так что подмоги не жди. Это первая война с серными ведьмами. Братьям семнадцать. Итте столько же. Где же Итта? Он оглядывается, но Итты не видит. Свет в руках друзей носится вслед за полыньяками. Твари петляют, как зайцы, проскальзывают между ногами гильдийцев и натыкаются на их мечи.

Эмиль понимает, что замер. Залип на этот кошмар. Меч его опущен.

Перед ним выпрыгивает полыньяк. Вот прямо вытекает из-под чьих-то сапогов. Гибкий, мерзкий, ростом с Тигиля, не меньше. Он спасся, увернулся от чужого меча и теперь перед ним Эмиль.

Рука реагирует мгновенно. Сама. Не спрося. Меч рубит наотмашь. Но прежде Эмиль видит лицо или то, что можно назвать лицом, видит так близко, что в отраженном свете чужого факела встречается с полыньяком взглядом.

Пустой овал. Без носа и ушей, узкая щель вместо рта. Только глаза. Миндалевидные, огромные колодцы, без зрачка. Глаза-зеркала. В них видно немного неба. Другого, не пасмурного осеннего, а звездного, глубокого неба. И видно Эмиля. Не отражение будущего воина, который заносит меч перед первым убийством, а того Эмиля, который внутри: внимательного, тихого мальчика, боящегося убить.

Эмиль читает все за долю секунды. Это позорное разоблачение его сути рождает мгновенную ярость. Он сносит полыньяку голову, потом еще десяток других черных голов, и ещё. Убивает всех, которых успевает нагнать и поймать.

Гильдия вырезает эту колонию подчистую.

На рассвете болото покрыто сдувшимися как воздушные шарики трупами. Желтая кровь вытекает из тел и мелкими каплями застревает во мху.

Эмиля тошнит. Он ходит по болоту, как одурманенный. Ищет Итту и находит ее в кустах. Ее рвет. Он хочет ей помочь, отыскать в рюкзаке флягу с водой, но не выдерживает, тоже падает рядом с ней на колени и опустошает желудок.

Потом они сидят на берегу реки, подальше от друзей и костров. Они не чувствуют холод, хотя их зубы стучат, а губы давно посинели. 

Эмиль моет в реке руки, он знает, что теперь все равно не отмыться, но все же трет их песком снова и снова.

— Почему мир устроен так глупо? — спрашивает Итта.

— Отвратительно, — поправляет Эмиль, садится ближе. Он старается вести себя как взрослый мужчина, но чувства разрывают и он признается: — Я не знаю. Пока ни одна паршивая книга так и не дала мне ответ. Потому плана у меня пока нет.

— Плана? — Итта поворачивается к нему. Опухшие веки, красный нос, рот приоткрыт в удивлении.

— Да, плана. Я ищу ответы. И не собираюсь отступать.

— Хочешь вылечить мир?

— По возможности.

Итта качает головой, губы пробуют улыбнуться. Она тянет руку и обнимает его за шею:

— Я так тебя люблю...

Запах нашатырного спирта бьет ему в нос. Он снова оказывается в пламени боли.

У него не вышло вылечить мир. Получилось только хуже. Сильно хуже. Так, чтобы уничтожить все. Облажаться по полной...

— Очнитесь! Эмиль! Вы меня слышите? Моргните! — Чужой мужской голос. Взволнованный. — Он не слышит. Снова жар. Не пойму. Ещё раз — свет на веки.

«Я все слышу, — думает Эмиль. — Просто не хочу. Не хочу возвращаться. Сразу надо было остаться там, эта была бы честная плата. Я бы умер героем.»

И его отправляют туда...