Такое... душераздирающее

Озеро было маленьким. Летом оно зарастало тиной, а зимой замерзало до самого дна. Когда-то со стареньких мостков можно было полоскать белье, нырять и рыбачить, но теперь они прогнили, а починить их было некому.

Домик, крошечный и тоже неухоженный, стоял у самой воды. Возле дома росли яблони и вишни, такие же кривые и древние, как скамейка у входа. Ради этой скамейки Итта и купила домик в Озерье. Она подумала тогда, что просто просидит на ней до конца своих дней в воспоминаниях.

Так она и сделала — просидела лето, зиму и ещё одно лето. Но потом жизнь взяла свое. Запасы, полученные из королевской казны, закончились, а просить у Кавена пособие она постеснялась. Пришлось встать со скамейки и пойти работать в сельскую школу.

Школа полнилась веселыми, шкодными детишками, жадными до историй и ленивыми до зубрёжки. Они щедро делились с учительницей той неуемной энергией, которая перепеолняет детей подбно весенним сокам. Итте стало неловко: она не привыкла ничего не давать взамен. Пришлось искать в душе остатки любви и заботы.

Она купила зеркало и платье, а потом пригласила столяра починить в доме крышу. Молчаливый плечистый мужчина взял с нее за работу последний королевский золотой и пригласил на свидание. Она отказалась и просидела на скамейке до вечера, вытирая слезы рукавом куртки ойеллей. Волшебной куртке годы были нипочём, за что Итта была искренне признательна прекрасной жене Тея-Рыбы.

Осень уже перевалила за середину. Было холодно. Туман стелился по глади озера, усыпанного похожими на конфетти, желтыми, березовыми листочками. Можно было бы просидеть так до восхода луны, но утром Итту ждали ученики, поэтому она встала и пошла в дом.

Крохотная комната освещалась одной керосиновой лампой, отчего по всем углам жили суетливые, мрачные тени. Скатерти на столе не было, да и вообще ничего не было, кроме подсохшей половинки хлеба и банки яблочного варенья с торчащей оловянной ложкой. Этюдник стоял в углу, распахнутый, как книга. Теперь Итта рисовала только пейзажи, и больше не топила портретами печь. Она подошла к зеркалу, достала из волос деревянную заколку, купленную много лет назад к свадьбе Тигиля. Волосы темной фатой рассыпались по плечам. Какое-то время она вглядывалась в свои глаза, ища там остатки исчезнувшего дара, но так ничего и не отыскав, вздохнула и умылась из умывальника. Вода потекла с громким противным звуком прямо на пол, потому что помойное ведро осталось забытым на крыльце. Итта накинула на ночную рубашку куртку и распахнула входную дверь.

На пороге стоял он. Голова обрита, щеки, как провалы Черного Ущелья, куртка висела на худых плечах, как на вешалке. За спиной — котомка. На поясе — незнакомый тонкий и длинный меч.

И только его улыбка, как полная луна, освещала темную осеннюю ночь.

— Привет! — как ни в чем не бывало сказал он и, пригнувшись, уверенно переступил порог. — Ждала меня?

— Ты... — она отшатнулась, давая ему дорогу.

Спустя полчаса он стоял посередине кухни в маленьком жестяном тазике. Тощий, голый, сгорбленный, потому что потолок для него был низок. Он говорил мало, в основном старался шутить, но получилось невесело. Позвоночник торчал, как рыбий хребет, тело покрывали старые и свежие шрамы, член болтался неприкаянно, словно был лишний. Итта осторожно лила ему на голову из ковшика согретую на печи озерную воду. Вода текла по телу тонкими ручьями, как по карте их жизни. Вот клеймо на затылке, на руке шрам от той волколачьей суки, ожог ядовитой дигиры на спине, вот бордовый росчерк карнаонского тесака прямо на правой лодыжке. Других шрамов она не узнавала, и не находила свой. Может, он просто заветрился ветрами тысячи долгих дорог, стерся губами бесчисленных женщин. А может... Неважно.

Потом они сняли с кровати матрас, бросили на пол, иначе он бы не поместился. Молча легли голые под одно одеяло. Он обвил ее руками, прижал к себе так, точно под ним была бездна и он очень боялся в нее упасть. И уснул тотчас. 

Итта не спала, она прислушивалась к его дыханию и к себе. В груди тихо ныло что-то похожее на сердце. Разбитое, усталое, но  живое...

2021

черновой эпилог ко второй трилогии 

и да, я не знаю, кто из двоих к ней пришел... правда, не знаю