Обзор на "Мальчик и птица" Миядзаки (спойлеры, отсылки)

Всё началось с того, что мальчик сам пробил себе голову камнем.

У мальчика — непроницаемое выражение лица маленького взрослого. Новые одноклассники поваляли его по траве, он пошёл домой, по пути подобрал камень и врезал им себе по виску со всей дури. Пустой взгляд в никуда.

Отсюда последовал сразу ряд событий. Множество пожилых служанок дежурили у его постели всю ночь, меняя компрессы. Отец решил, что это одноклассники избили его сына до сотрясения и кровавого рубца, помчался рвать и метать. «Новая папина жена» слегла сама, испугавшись, что мальчику грозит в школе опасность. А неадекватная серо-голубая цапля стала наведываться постоянно, ломясь в окно и загадочно роняя слова, пока наконец не оказалось, что мачеху увело в мир мёртвых от всех этих нервов и цапля припёрлась не просто так, но своим пафосным трикстерством только сбивает всех с толку.

Обычно асоциальным поведением считается агрессия вовне, но агрессия к самому себе — такой же гвоздь, пробивающий сложную дорожную карту причин и следствий. Кусок чертежа уходит в небытие, а дальше начинаются целые разветвления паршивых таких вариантов, распространяющих зло.

***

В большинстве фантастических работ студии Ghibli есть получеловек. Химера. Всякий раз (кроме Порко Россо вроде бы) он показан в динамике, он не остаётся таким. Хаула злоупотребление магией доводит до состояния птицы с человеческим лицом, хоть он и превращается в хищника «на благо» — для остановки войны, развязанной полностью в его честь и ради его расчеловечивания. Его вытаскивают и возвращают в людское. Рыбка Поньо при знакомстве с человеком сама начинает превращаться в человека. В «Унесённых призраками» гигантский голодный урод с маской вместо лица успокаивается, выплюнув проклятье, а дракону с немалым трудом возвращают облик и сознание подростка.

Здесь у нас серая (на самом деле бело-голубая) цапля. Пишут, что прототипом стал давний коллега Миядзаки и один из создателей Студии Ghibli — продюссер Тошио Сузуки.

Персонаж не хтонический и не выбеленный, а некоего третьего сорта. Цапля — это жестокая красота переломного момента всей истории, врывающегося в жизнь нужного ей человека с двух ног. Она зовёт за собой, сплетая загадки и кланяется, словно конферансье. Её язык — недомолвки и реверансы. Она явно верит, что проведёт мальчика шаг за шагом к цели, известной пока что лишь ей одной.

Жуткая тварь, явно опасная. (Честно, мне такое очень не очень, но слеплена необычно и непротиворечиво — не отнять)

А потом ей прострелили колено клюв, костюм потерял силу и оказалось, что внутри сидит безобидный и безоружный суетливый карлик, он смешно переживает за «перо номер 7» и в общем-то может нормально разговаривать (даже слишком много). Теперь путешествие мальчика становится хаотичным, непредсказуемым, местами весёлым, а клюв в конце концов приходится починить и вернуть цапле полноценное состояние.

— Ой нет, мне так неудобненько, давай новую затычку. Ой, помельче строгай, поаккуратнее! Ай, мне будет больно!

— Да завались ты. (строгает поаккуратнее)

Делается это из-за того, что только полностью вживив себя в эту шкуру из голубых перьев — в состояние последовательности, пронзительности и ехидства (ужос какой, ес честно) — эта странная тварь умеет полноценно летать. Вот теперь можно и перебраться через пропасть, и удрать из рушащегося мира Башни. Персонаж, короче, довольно убогий, но вшкурившись в цаплю явно функциональнее, чем раздолбанный пополам.

А ещё он частенько лжёт. Например, его высокомерное: «не обманывайся, мальчик, мы с тобой не союзники!» — через некоторое время отвлекает на себя попугаев-людоедов (ШТО?!), уводит мальчика из их логова и идёт с ним до конца: что на вершину к местному Автору, что вниз.

Есть сцена, когда в связи с цаплей вспоминают парадокс Эпименида, который «все критяне лжецы».

 — Эй, эта ложь как раз правда!

Вот так про творчество, наверное, можно сказать, «сказка ложь, да в ней намёк», — как дальше будет видно, сюжет приходит к нему, к авторству выдуманных миров. Цапля творит импровизацией, вносит в поток событий сценическое искусство, но мы ещё встретим мастера-архитектора, начав свой путь в тёмной арке с надписью, как у Данте на вратах ада — а внутри полной тысяч устаревшних книг. (Видимо, тот этап, где у прирождённого творца наступает тёмная ночь души.)

Хозяин Башни — это творец, вынужденный создавать свой мир из по сути надгробий. Они тронуты тлением и одновременно полны энергии. Чтобы спасти своё творение от тления, которое может перекинуться от надгробий, Автору всего-то и нужно — быть очень, очень, предельно аккуратным и точным.

***

Цапля в старинной европейской мифологии — существо-оборотень, которое снимает и надевает шкуру, но не для того, чтобы обмануть, а чтобы на какое-то время побыть человеком, пожить среди людей, а потом, когда те неизбежно найдут спрятанную шкуру — встретиться со своим проклятьем снова и улететь от временно близких.

Хорошо, что мифы — это просто мифы, некая примитивная логика или аллегория, касавшаяся совсем других людей в другие времена. Нацепить на себя шкуру из чужих сказок легко, вдохновиться ею и полететь не так уж сложно тоже, а попробуй поживи как человек! Мне уж тогда больше нравится египетский образ цапли как прото-Феникса.

***

Это не тот Миядзаки, которого привыкли видеть. Это — тот Миядзаки, каким он был всегда, но не все замечали. Я начал более внимательно следить за его творчеством в совсем взрослом возрасте, потому что до того его работы мне казались мрачными. Обзорщики, комментаторы и знакомые считали его персонажей милашками, в моём понимании все работы так или иначе балансировали на грани с чем-то непобедимо неприятным.

Сейчас те самые обзорщики и комментаторы в той или иной форме повторяют: это вершина его творчества, но это не тот... Да тот же. Просто взял более объёмную тему, чем в раннем «Порко Россо» или в «Тоторо». А чем больше объём, тем больше связей надо пробросить посреди очертаний сюжета. Время же ограничено. И экранное время, и просто...время автора. Об этом времени автора речь в последней трети фильма.

Король попугаев прибегает к Хозяину Башни в тщеславном желании тоже стать автором — вернее, владыкой мира, так как он помышляет только об этом весьма небольшом аспекте такой комплексной деятельности, как авторство. В его взмахе меча мне мерещится отсылка к истории об Архимеде и воине. «Не трогай моих чертежей!» — посреди резни.

***

Жертвой утрамбовывания истории стали персонажи. Цапля — двуслойный образ без глубины, остальные подобны ей или ещё проще. Перед нами притча, а не повесть, причём по большей части буддийская, с оттенком вечности античности в темах, касающихся Хозяина Башни и Цапли.

Однозначно более душная (не тяжёлая, не страшная, а именно душная) вещь, чем многие другие работы студии Ghibli, местами вызывающая отторжение... Но вот что мне понравилось — одна фраза в конце: о том, что увиденное в Башне мальчик обязательно когда-нибудь забудет, потому что всё это не для людей (потому что значительно выше их).

Upd: Цапля врёт, естественно, это же Цапля, он же хренов сказочник, чьи слова создают жизненные направления. Стереть из мозгов то, что однажды узнал, невозможно, можно только вырасти над этим. Поэтому скорее всего Махито всё равно будет по жизни нести ту осторожность, память о смерти и энтузиазм строительства, которые видел в Башне.

Для людей про людей у студии Ghibli есть такая отличная по-бытовому вещь, как «Со склонов Кокурико». Снята она не Хаяо, а Горо Миядзаки — человеком с бременем «сына великого режиссёра и аниматора». Стоит смотреть хотя бы эпизод с починкой школы. Просто чтобы знать, что так тоже можно, даже если в общем-то «в норме» так не бывает. Это — модель, которой можно следовать, перенять часть или проигнорировать. Вся польза сказочников всего лишь в том, чтобы как можно точнее показать тончайшее сочетание факторов, на игле которого выстраивается мир без гнили, сочетаются поступки, минимизируется зло и ещё одну ночь реальность может спать спокойно.

Вот такое сочетание, показывает Хозяин Башни:

Но когда мальчику с рубцом на виске предлагают стать оператором безупречных камней, он

Потому что ранить себя — это не благо, не выход и даже не компромисс.