Персонаж, которого не жалко...

Ох и намучилась я с ней - "сильной" женщиной, которая никого и никогда не любила, только использовала. Бррр...

Он идет, задумавшись о чем-то своем. Как ни странно – о чем-то хорошем. А где-то невдалеке поет авола. И голос ее становится все явственнее с каждым шагом. Авола поет. Авола дерзит. Авола смеется и плачет. Голосом влюбленной девчонки звучит ее песня. И нет никаких сил – устоять. Невозможно не откликнуться на колдовство, не очароваться им. Невозможно, услышав, не впустить мелодию в свое сердце. А впустив – отвернуться.

Невозможно пройти мимо. Но зачем же мимо, если можно подойти, пройдя через парк? Если можно идти на голос – голос аволы и голос певца, от которого вдруг сжимается сердце. 

Голос манит. Он притягивает словно магнит. Светит путеводной звездой. Нельзя не откликнуться и не подойти ближе. Этот голос притянул не его одного – парк полон людей. И еще не видя он уже понимает – что за певца занесло в этот парк. Вспоминается вдруг «Ареттара видели»… И хочется, невероятно хочется не только услышать, но и увидеть – легенду. Тот, кто так будоражит сердца, несомненно, легенда.

Отчего-то горестно в миг, когда кончается песня. В промежутке, пока не зазвучала вторая, словно и нет ее – этой жизни. Но снова поют струны, и снова голос – душевный и теплый. И снова мурашки по коже. И словно открываются небеса – осколками чужих чувств, фейерверком не своих – но таких близких – ярких и светлых эмоций. Песня – безбрежность. Океан, омывающий землю. Песня заставляет мечтать и грезить. Песня отрывает от земли. И кажется – невозможного нет. Все – осуществимо. Все – вероятно. Любая нереальность – реальна. 

Любая…

Он идет на голос, останавливается, вдруг узнавая – эти интонации, эту фигуру, это невероятно юное лицо семнадцатилетнего мальчика – лишенное красок лицо, белые волосы. 

«Дагги, - шепчут беззвучно губы, - Дагги...» 

Так не бывает и все же. Так не бывает – но перевернувшийся мир не выбивает опоры из-под ног. Кажется лишь сейчас он обретает эту опору.  И вспоминается, как его бабка ненавидит певца. Как ее корежит с одного только звучания его имени. И отчего-то вдруг он понимает – то совершенно неудивительно. Что ее лживые речи, просчитанные воздействия, ловко накинутая паутина зелий и Дара, если звучат в мире такие песни? Что ее ледяная ненависть против душевного тепла и огненного вдохновения?  Не может ведьма не ненавидеть Певца. А любить – ей не дано. 

Он останавливается, хотя первый порыв – кинуться Да-Дегану на шею. Он остается в тени, и слушает, слушает, слушает, запоминая…

Если забыл о чем-то, то будто там и не был,

И ничего не делал, и в этот день не жил.

Если о чем-то помнить, то, для себя и немо,

Ты превращаешь в правду даже кусочки лжи.

Что о тебе запомнят, то ведь тобой и станет,

Что о тебе забудут, ты не изменишь ведь.

Правда не будет полной, если не выдать тайны,

Кто-то и в ложь поверит, если солгать суметь.

Если о том, что в прошлом, не вспоминают люди,

Прошлое исчезает, тает, как лед в огне.

И по пути из крошек памяти не вернуться,

И из обрывков знаний не восстановишь, нет.

Где-то за горизонтом все миражи реальны,

Но, как волна, смывает время песчаный мир.

Если забыл о чем-то, не отгоняй печали:

Ты потерял навеки прожитый этот миг.

Мы без конца теряем воспоминанья, клетки,

Каждый текущий атом чьим-то уже побыл.

Так что не ложь чужая память, чужие вехи –

Все мы одни и те же грани одной судьбы.

Так собирай по крошкам все, кем так быть хотелось,

Не выдавай секреты и не гаси огня.

Если быть осторожным, то остаешься тем же

Только в глазах не знавших, что ты хотел менять.

Прошлое эфемерно, будущее – случайно

И непонятно даже, что настоящим звать.

Так осознай, зачем ты сдался себе в начале,

И на себя иного вновь предъяви права.

…Он закрывает глаза лишь на мгновение и вдруг чувствует – Дар, чужой дар нацелен в сердце певца острой иглой. Чужая ненависть – знакомая, разъедающая все вокруг себя как кислотой. Она – Локита. 

Он открывает глаза – видя, как она стремится к певцу – идет, раздвигая людей силой Дара, заставляя их отступать с своего пути. Словно черное облако. Безумная враждебная сила. Тонкая, легкая фигура в платье темно-синего шелка, элегантная прическа, искаженное злобой лицо…

И чувство непоправимой, неправильной потери приходит раньше, чем она наносит удар. Он не устоит против нее  - он это знает. Но остаться в стороне, сейчас, сегодня – не для него. 

Он делает шаг вперед, выпуская на волю Дар, словно вызывая ее на поединок.  И она чувствует, отзывается, переводя взгляд на него. Из-под прищуренных век на него смотрит смерть. И Дар обрушивается – сминая волю, топя и ломая, выжигая нервы, огненным цветком распускаясь внутри головы. Кажется, еще миг – и мир погаснет.

Но когда мутится сознание, почти теряя голос певца и голос аволы, когда он начинает проваливаться в бесконечно черный, вращающийся тоннель, в поединок двоих нежданно вступает третий. Непонятно кто это. Неизвестно, кто так вовремя подоспел на помощь, но перестает уплывать из-под ног земля. Гаснет испепеляющий нервы огонь, утихает боль. И он снова может дышать.

 А Локита неожиданно спотыкается на ходу и валится на землю подрезанным колосом. Падает и уже не может подняться. 

А голос Певца звучит, голос летит к небесам