Книжки в книжке

Флэшмобы об отсылках, оммажах, пасхалках тут уже бывали, и я в них участвовал. Но теперь Джиджи Рацирахонана принесла сюда несколько другой флэшмоб: про реальную книгу, фигурирующую в вашей книге -- с иллюстрацией в виде ее обложки.

Нашел я у себя и такое тоже. Опять в "Дочери Хранительницы". Вообще-то отсылок у меня полным-полно, но именно а этих двух примерах есть прямые и явные указания на соответствующие книги.

Итак.

1. Фрагмент диалога Таньки с принцем Кердиком

Принц, однако же, по-видимому, ничего не заметил. Погруженный в себя и при этом явно взволнованный, он подошел к кровати и остановился, теребя рукав туники и никак не осмеливаясь заговорить. Конечно же, Танька подумала, что принц спросит что-нибудь о Санни, даже приготовилась утешать незадачливого влюбленного. Однако разговор пошел совсем о другом. Поколебавшись, принц наконец решился:

— Вы читали «Энеиду» Публия Вергилия Марона, великолепная?

«Энеиду» Танька, конечно же, читала: как-никак, дочь римской императрицы! И не только читала: даже помнила наизусть несколько отрывков. Оттого, не задумываясь, и продекламировала в ответ на латыни:

Битвы и мужа пою, что первый с прибрежия Трои

Прибыл к Лавинским брегам в Италию, роком гонимый.

Много скитаться ему по земле и по морю судила

Сила всевышних и гнев незабывчивый злобной Юноны...

Забывшись, сида чуть приподнялась на постели. И сразу же замолчала: боль снова сдавила виски.

А принц, опять ничего не заметив, восторженно подхватил текст:

Много и в бранях терпел, пока, состроивши город,

В Лаций не внес он богов, откуда и племя латинов,

И Албане отцы, и стены высокого Рима.

Блеснув глазами, Кердик радостно посмотрел на Таньку и увлеченно продолжил:

— Я и не сомневался, великолепная, что вы тоже любите Вергилия и его «Энеиду»! Вот и я давно порываюсь написать историю своих предков — подобно тому, как Вергилий написал поэму об Энее, предке императора Октавиана Августа. Благочестивый Эней когда-то покинул разрушенную греками Трою и нашел своему народу новый дом в Италии. Точно так же и мой далекий предок, король Икел, приплыл на наш остров с континента...

«И разорил цветущий Кер-Лерион, и предал смерти несметное количество бриттов», — мысленно продолжила Танька, вспомнив университетские лекции по истории, — однако опять справилась с собой, не произнесла вслух. Но принц словно услышал ее: заговорил об этом сам.

— Я догадываюсь, великолепная, о чем вы сейчас подумали, — с досадой произнес он. — Но Икел со своими воинами пришел сюда не как завоеватель, а как союзник, как защитник британских городов от диких пиктов и гаэлов, и не его вина, что англов вероломно обманули, нарушили договор!

«Дикие пикты и гаэлы — надо же было такое выболванить! Господи, как же хорошо, что принца сейчас не слышат ни Морлео, ни Кайл! А Орли? Если она где-то поблизости...» — Танька представила себе ссору между друзьями и ужаснулась. А еще почувствовала, как ее саму захлестывает жгучая обида.

Принц, должно быть, и сам понял, что сказал что-то не то. Покраснев, он вдруг опустил голову.

— Простите, великолепная... Это были другие времена, дикие нравы... И, вы ведь знаете, я сын королевы Сэнэн, в моих жилах тоже течет гаэльская кровь!

— Но я не сержусь на вас, принц, — улыбнулась сида. «Цензор» не возмутился: рассердиться по-настоящему на этого странного мальчишку, чем-то неуловимо напоминавшего мэтра Рори Мак-Артура, она и правда не могла. А обиду она, конечно же, задавит, не позволит ей разрастись!

Танькиной улыбке принц обрадовался, приободрился. И вновь удивил. Пряча глаза, он робко, но в то же время настойчиво произнес:

— Должно быть, вы уже устали от меня, великолепная. И все-таки, как бы то ни было... Вы ведь знакомы с древними преданиями сидов! И, я же помню, что-то знаете про короля Эомера! Помогите мне, пожалуйста! Это очень важно для моей поэмы: ведь Икел и Ви́нта, первые короли англов на Придайне, приходились ему сыновьями. Расскажите мне про Рохан, пожалуйста!

И бонусом сюда же, разумеется:

2. Танькины размышления-воспоминания о Робине Добром Малом

Домик оказался совсем маленьким и совсем старинного облика. Низкое кольцо каменных стен, увенчанное чуть сдвинутым набекрень круглым колпаком соломенной крыши, широкий лаз входа с двустворчатой дощатой дверью в глубине — и всё: ни окон, ни крылечка, ни печной трубы. Такие дома попадались Таньке по дороге уже не раз — кажется, с самого Диведа, а уж в Думнонии их и вовсе оказалось видимо-невидимо. Уже дважды ей довелось в них ночевать — в Лланхари и в Кер-Ллевелле, деревне регедских переселенцев. И сейчас, при виде этого домика, в памяти у нее сразу же всплыла большая дружная семья Ллеу-колесника: хозяйственная Гвенда, неугомонный, чем-то похожий на Беорна Дай... Танька невольно улыбнулась — и тут же смутилась: нашла же время радоваться! В переселенческой деревне дома́ были такими же, а много ли хорошего принесла та ночевка, может быть, положившая начало Робиновой болезни? И чем-то еще обернется их приезд сюда, на самый край Придайна?

Вздохнув, Танька спрятала улыбку. Осмотрелась вокруг. Нет, здесь вовсе не было похоже ни на Лланхари, ни даже на злополучный Кер-Ллевелл. Не отыскалось ни протоптанных широких дорожек, ни выкошенных лужаек, ни пахнущих зерном и сеном амбаров. Дом стоял совсем на отшибе, один-единственный жилой среди заросших терновником руин. Некогда пышные, но теперь выгоревшие, пожухшие, ставшие ржаво-бурыми кусты папоротника тут и там торчали возле полуразрушенных построек, пробивались сквозь трещины между серыми грубо обтесанными камнями.

Возле дома Мэйрион тоже рос папоротник — здесь он был сочным и темно-зеленым, словно каким-то чудом избежал палящего летнего зноя. Зато два видневшихся неподалеку деревца, наоборот, выглядели чахлыми, угнетенными. Листочки тоненького искривленного дубка были сплошь усыпаны «чернильными орешками» — странными похожими на плодики наростами, внутри каждого из которых прятался червячок — личинка крошечного создания, похожего не то на мушку, не то на крылатого муравья. Второе деревце, судя по всему, и вовсе умирало: оно стояло совсем голым, как зимой, и только по единственному перистому листочку Танька опознала в нем ясень.

«Дуб, терновник и ясень, — всплыло вдруг в ее памяти. — Пока они растут в Британии...»

Еще одна сказка из детства. Сказка, которая нравилась маме куда больше Танькиных любимых историй про Срединную Землю. Сказка, где одним из героев был Пак с Холмов, которого звали еще Робином Добрым Малым. Однажды мама сказала ей, что в жизни Робин совсем не похож на Пака из той сказки, что настоящий, не сказочный, Робин — всего лишь невероятный плут, в котором нет ничего волшебного. А она, Танька, поверила и даже умудрилась разнести эту неправду дальше...