Об адских посулах

Черный Барон бросает взгляд на карту, его лицо темнеет. Понятно, отчего. После Виллье-Боккаж он столько времени провел над ней, пристально разглядывая, что она должна вызывать у него отвращение, не меньшее, чем скверно исполненные гравюры, которыми увешаны наши офицерские клубы и которые мы вынуждены разглядывать каждый день – «Последний удар Второго Холленкрига!», «Архивраг Гаап беспомощно скрежещет зубами!» и «Мощь Германии растет с каждым днем!». Два года назад, быть может, эти гравюры вызывали воодушевление у вчерашних козопасов, впервые в жизни натянувших шпоры, но чаще всего они вызывают у нас изжогу и поток скверных шуток.

Одна из них особенно раздражала меня с самого первого дня. Исполненная в устаревшем еще сто лет назад стиле Иоганна Лисса, она изображала фламандского ландскнехта в начищенной кирасе и шлеме-бургиньоте. Демонстрируя стать прирожденного атлета, этот рубака небрежно опирался на огромную гипертрофированную алебарду, каких не бывает на свете, и весь его вид изображал сытость, довольствие и достаток. Чтобы у зрителя не возникало на счет этого никаких сомнений, гравер нарисовал ему на поясе раздувшийся от монет кошель, изящно завитые усы и бархатный камзол с таким количеством буфов, что мы, бывало, смеялись до изнеможения, пытаясь представить, как это чучело пыталось бы протиснуться в боевое отделение через люк. Словно этого было мало, художник наградил вояку гульфиком между ног, богато расшитым и такого же несуразного объема, что и кошель, так что это выглядело даже немного противоестественно. Сверху все это великолепие было увенчано надписью: «Слуги архивладыки Белиала получают лучшее, достаточно лишь попросить!»

Каждая порция жидкой картофельной похлебки, которую мы вынуждены были хлебать, настраивала нас против этого самодовольного хлыща, и я ничуть не удивился, обнаружив как-то раз, что кто-то из вчерашних школяров, разжившись в штабе чернилами, усовершенствовал гравюру. Орудуя необычайно ловко (пропадал недурной талант художника!), он подрисовал к пухлому гульфику вояки свисающий наружу шланг, причем такого исполинского размера, что тот сделал бы честь даже жеребцу-трехлетке. Уже одно это выглядело до крайности комично, но неизвестный художник в придачу начертал над головой ландскнехта коротенькую речь, вырывающуюся в пухлом облачке из его рта: «Мы с женой попросили у владыки Белиала счастья на брачном ложе – и полюбуйтесь, какой штукой он меня наградил. Это еще что! Видели бы вы мою жену! У нее выросло четыре таких!..»