Часть 2. Протагонист и антагонисты в романе «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова

Часть 1. Протагонист и антагонисты в романе «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова

Излечение

Итак, действуя как антагонист, профессор Стравинский нейтрализует воздействие Воланда и членов его свиты на персонажей. За исключением мастера, все остальные попавшие в клинику для душевнобольных вышли вылеченными.

С этим выводом высказывают несогласие, утверждая, что пациенты профессора Стравинского не вылечились, т.к. практически все пострадавшие не вернулись к прежнему образу жизни. Вместо этого Александр Николаевич помог рационализировать произошедшее как гипноз и наведенные галлюцинации. 

Согласно определению терапия (др.-греч. θερᾰπεία «<врачебный> уход, лечение») — это процесс, целью которого является устранение заболевания или травмы, патологического состояния или иного нарушения жизнедеятельности, нормализация нарушенных процессов жизнедеятельности, восстановление и улучшение здоровья. 

Согласно определению образ жизни (лат. modus vivendi) или способ существования — это система поведенческих, социокультурных, идентификационных и физиологических факторов, определяющих уникальный способ жизнедеятельности индивида или группы. Охватывает способы бытия, общение, межличностные отношения, а также способы познания и созидания, преобразования и адаптации к окружающей среде, включая формирование и развитие личности. 

Как видно из сравнения определений понятие «образ жизни» включает в себя большее содержание, чем дефиниция «терапия». Чтобы полагать лечение успешным достаточно устранить заболевание и восстановить здоровье. И совершенно не нужно стремиться вернуть пациенту прежний образ жизни.

В романе дано описание пациентов перед попаданием в клинику для душевнобольных. Иван Бездомный был буен, учинил драку в ресторане Грибоедов, пытался выпрыгнуть через окно клиники. Никанор Босой мычал, дико ревел и пел молитвы в кабинете у следователя. А в клинике ругал Пушкина, на чем свет стоит, и все время кричал: «Куролесов, бис, бис!» Жорж Бенгальский в клинике слабо всхлипывал и вскрикивал, просил вернуть ему голову. В Эпилоге указывается, что симптомы прошли, и затем раз в год во время весеннего праздничного полнолуния лишь у двух бывших пациентов возникало беспокойство.

Например, у Жоржа Бенгальского «Осталась у него неприятная, тягостная привычка каждую весну в полнолуние впадать в тревожное состояние, внезапно хвататься за шею, испуганно оглядываться и плакать».

Или у Ивана Бездомного «Не может он совладать с этим весенним полнолунием. Лишь только оно начинает приближаться, лишь только начинает разрастаться и наливаться золотом светило, <…> становится Иван Николаевич беспокоен, нервничает, теряет аппетит и сон, дожидается, пока созреет луна. И когда наступает полнолуние, ничто не удержит Ивана Николаевича дома. Под вечер он выходит и идет на Патриаршие пруды».

С Никанором Ивановичем Босым даже этого не происходит. За семь лет он лишь единожды напился до ужаса, и то когда узнал о смерти Саввы Потаповича Куролесова.

Только Григорию Даниловичу Римскому слабо помогло лечение. Даже после клиники и Кисловодска он остался стареньким-престареньким, с трясущейся головой. Тем не менее, нужно брать в расчет в каком тяжелом состоянии финдиректора доставлили в клинику. Когда Римского обнаружили в Ленинграде в номере гостиницы «Астория» «финдиректор Варьете оказался в состоянии невменяемости, что на вопросы он путных ответов не дает или не желает давать, и просит только об одном, чтобы его спрятали в бронированную камеру и приставили к нему вооруженную охрану». В Москве в кабинете следователя он предстал «трясущийся от страху, психически расстроенный седой старик, в котором очень трудно было узнать прежнего финдиректора». А после клиники и Кисловодска Григорий Данилович все же смог продолжить работать, но только уже в другом театре — театре детских кукол в Замоскворечье.

Таким образом, видно, что ожидание возвращения персонажей к прежнему образу жизни будет чрезмерным и вполне достаточно, если после клиники у бывших пациентов пройдут страхи, они перестанут мычать, реветь, стонать и петь молитвы. А ежегодное весеннее обострение случается только у двух персонажей, да и то несильное.

Влияние на сны

Анализ романа выявил, что профессор Стравинский не только вылечил пострадавших от Воланда и членов его свиты, но также как и Воланд мог влиять на содержание снов пациентов: Никифора Босого и Ивана Бездомного, и даже изменять содержание романа мастера о Понтии Пилате, хотя произведение было написано и сожжено задолго до поступления мастера в клинику.

В парах пациентов Бездомный (палата №117) — мастер (палата №118) и Босой (палата №119) — Бенгальский (палата №120) наблюдаются странные общие моменты, при том что мастер посещал поэта, а управдом и конферансье не общались.

Первое — поэт и управдом видели сны, содержание которых было связано с их соседями. Бездомный увидел продолжение из романа о Понтии Пилате, автором которого являлся мастер, пациент из соседней палаты. Босой увидел сон, действие которого происходило в мужском театре. А его сосед Бенгальский служил в театре Варьете. Главным героем сна являлся безымянный актер в роли конферансье и Жорж Бенгальский тоже был конферансье. Правда, Бездомный желал увидеть продолжение истории, представленной ему Воландом на Патриарших прудах. А Босого «ничего не связывало с театрами, кроме любви к даровым билетам». Тем не менее, хотя и вынужденно, Никанор Иванович принял участие в качестве зрителя в театральном действии.

Второе — Бездомный и Босой оба слышали во сне басовые голоса. Следует заметить, что в романе голоса и музыка из технических устройств обычно приводит к чему-то плохому. А тут еще и бас, тот тембр, которым разговаривает Воланд. Так что можно предположить присутствие Воланда во снах обоих персонажей. Правда поэт слышал бас только единожды, а вот управдома бас встречал перед входом в театр и басом оборвался сон. Да и во сне Никанора Ивановича конферансье, хотя и был вежлив как профессор Стравинский, но трижды использовал обороты из лексикона Воланда. 

«— Дурак! — отчетливо сказал где-то бас, не принадлежащий ни одному из Иванов и чрезвычайно похожий на бас консультанта». (Глава 11 «Раздвоение Ивана»)

«У этих дверей спутники сыграли будто бы туш Никанору Ивановичу, а затем гулкий бас с небес весело сказал:

— Добро пожаловать, Никанор Иванович! Сдавайте валюту». 

«— Обедайте, ребята, — кричали повара, — и сдавайте валюту! <…>

— Нету! Нету! Нету у меня! — страшным голосом прокричал Никанор Иванович, — понимаешь, нету!

— Нету? — грозным басом взревел повар, — нету? — женским ласковым голосом спросил он, — нету, нету, — успокоительно забормотал он, превращаясь в фельдшерицу Прасковью Федоровну».

В основном артист проявлял вежливость в отношении зрителей, как и профессор Стравинский, тем не менее, в его речи прорывались «чужие слова», возможно Воланда:

«— Антракт, негодяи!»[1]

«— А под вашею полною достоинства личиною, — отнесся артист к Дунчилю, — скрывается жадный паук и поразительный охмуряло и врун» [2].

«— В лице этого Дунчиля перед вами выступил в нашей программе типичный осел».

Третье — сновидения приснились персонажам после успокоения, благодаря уколам по рецептам профессора Стравинского.

«Вечером Никанор Иванович был доставлен в клинику Стравинского. Там он повел себя настолько беспокойно, что ему пришлось сделать впрыскивание по рецепту Стравинского, и лишь после полуночи Никанор Иванович уснул в 119-й комнате, изредка издавая тяжелое страдальческое мычание. Но чем далее, тем легче становился его сон. Он перестал ворочаться и стонать, задышал легко и ровно, и его оставили одного.

Тогда Никанора Ивановича посетило сновидение…»

Можно предположить, что именно воздействие впрыскивания профессора Стравинского сделало приветственный бас веселым и действие во сне управдома мягким, не пугающим. Только когда действие инъекции стало заканчиваться, лишь тогда голоса снящихся стали пугать Никанора Ивановича.

Когда же он очнулся от пугающего сновидения, то его крики разбудили и растревожили пациентов из соседних палат. К счастью скорая помощь всем обездоленным в виде впрыскиваний успокоила их и, снова уснув, Иван Бездомный увидел желаемое продолжение истории о Пилате и Иешуа.

«— Нету! Нету! Нету у меня! — страшным голосом прокричал Никанор Иванович, — понимаешь, нету! <…>

Но благодаря его выкрикам тревога передалась в 120-ю комнату, где больной проснулся и стал искать свою голову, и в 118-ю, где забеспокоился неизвестный мастер ...

Из 118-й комнаты тревога по балкону перелетела к Ивану, и он проснулся и заплакал.

Но врач быстро успокоил всех встревоженных, скорбных главою, и они стали засыпать. Позднее всех забылся Иван... <…> Он заснул, <…> и ему стало сниться, что солнце уже снижалось над Лысой Горой, и была эта гора оцеплена двойным оцеплением...» (Глава 15 «Сон Никанора Ивановича»)

Кроме общего смягчения содержания сновидений, впрыскивания оказали положительное воздействие на характер персонажей из снов: безымянный актер-конферансье у Босого и начальник тайной стражи Афраний у Бездомного приобрели черты общие с профессором Стравинским.

Во-первых, все три героя вежливы. Правда и Воланд проявляет вежливость в разговоре с литераторами на Патриарших.

«Трибун же направил свои шаги к тому, кто сидел на трехногом табурете, и сидящий вежливо поднялся навстречу трибуну». (Глава 16 «Казнь»)

«Впереди всех шел тщательно, по-актерски обритый человек лет сорока пяти, с приятными, но очень пронзительными глазами и вежливыми манерами». (Глава 8 «Поединок между профессором и поэтом»)

Безымянный артист-конферансье: «ласково поманил его пальцем на сцену», «задушевно заговорил», «участливо поглядел», «добавил укоризненно и печально», «мягко сказал», «полные слез голубые глаза», «вежливо пригласил», «ласково осведомился», «вскричал он огорченно <…> Чисто как дети, ей-богу!», «укоризненно-ласково сказал», «любезно предлагая Канавкину папиросу и зажженную спичку».

Во-вторых, все три персонажа обладают пронзительными взглядами. Правда и Воланд тоже. В романе лишь четверо персонажей обладают таким пронзительным взглядом: безымянный артист, профессор Стравинский, Афраний и Воланд. 

«Два глаза уперлись Маргарите в лицо. Правый с золотою искрой на дне, сверлящий любого до дна души, и левый — пустой и черный, вроде как узкое игольное ухо, как выход в бездонный колодец всякой тьмы и теней». (Глава 22 «При свечах»)

«Но по временам <…> гость (Афраний — А.Я.) широко открывал веки и взглядывал на своего собеседника внезапно и в упор <…> Это продолжалось одно мгновение…» (Глава 15 «Как прокуратор пытался спасти Иуду»)

Конферансье объяснил важность и ценность этого качества.

 «Ведущий программу уставился прямо в глаза Канавкину, и Никанору Ивановичу даже показалось, что из этих глаз брызнули лучи, пронизывающие Канавкина насквозь, как бы рентгеновские лучи. <…>

…основная ваша ошибка заключается в том, что вы недооцениваете значения человеческих глаз. Поймите, что язык может скрыть истину, а глаза — никогда! Вам задают внезапный вопрос, вы даже не вздрагиваете, в одну секунду овладеваете собой и знаете, что нужно сказать, чтобы укрыть истину, и весьма убедительно говорите, и ни одна складка на вашем лице не шевельнется, но, увы, встревоженная вопросом истина со дна души на мгновение прыгает в глаза, и все кончено. Она замечена, а вы пойманы!»

Александр Николаевич явился к пациенту Бездомному «тщательно, по-актерски обритый» и продемонстрировал пронзительный взгляд.

«— Конечно, в милицию, — ответил Иван уже не так твердо и немного теряясь под взглядом профессора».

«— <…> Вы меня слышите? — вдруг многозначительно спросил Стравинский и завладел обеими руками Ивана Николаевича. Взяв их в свои, он долго, в упор глядя в глаза Ивану, повторял: — Вам здесь помогут... Вы слышите меня?.. Вам здесь помогут... вам здесь помогут... Вы получите облегчение. Здесь тихо, все спокойно. Вам здесь помогут...

Иван Николаевич неожиданно зевнул, выражение лица его смягчилось.

— Да, да, — тихо сказал он». (Глава 8 «Поединок между профессором и поэтом»)

В-третьих, самое главное, положительная оценка. В романе только трое персонажей в отношении своей внешности удостаиваются такой оценки как приятный. Одним из них предстает артист-конферансье из сна Никанора Ивановича Босого, а вторым оказывается профессор Стравинский. У профессора Стравинского — приятные глаза, а у конферансье — приятное лицо. А вот Воланд такой положительной оценки в романе иметь не будет. Вообще, Михаил Афанасьевич был скуп на комплименты и единственная похвала — это максимальная оценка для большинства персонажей. Только один персонаж в романе удостоился двух.

«Из кулис тут вышел артист в смокинге, гладко выбритый и причесанный на пробор, молодой и с очень приятными чертами лица. <…> Артист подошел к будке и потер руки.

— Сидите? — спросил он мягким баритоном и улыбнулся залу». (Глава 15-я «Сон Никанора Ивановича»)

Профессор Александр Николаевич Стравинский предстает «с приятными, но очень пронзительными глазами» (Глава 8 «Поединок между профессором и поэтом»)

А единственным персонажем в романе, который удостоился аж двух похвал, будет начальник тайной службы Афраний. У него «высоким приятным голосом» и он предстает «с очень приятным округлым и опрятным лицом» (Глава 25 «Как прокуратор пытался спасти Иуду») Кроме того, Афраний добродушен, о чем трижды будет указано. Больше ни к кому в романе это определение не будет применено. А добродушие — это положительное нравственно этическое качество личности, проявляющееся у человека с добрым характером и добрым сердцем[3]. 

Изменение ершалаимской истории

Самый положительный персонаж. В романе Афраний единственный, кто удостоился самого большого количества положительных эпитетов: приятный голос, очень приятное лицо, трижды добродушен, незлобливый взгляд, а, значит, и такая же душа. Возникает вполне резонный вопрос: за что, за какие дела такая ему похвала? На его счету всего три дела: руководство казнью трех разбойников и их погребение, а также организация убийства Иуды из Кириафа и возвращение денег полученных менялой обратно первосвященнику с угрожающей запиской. Получается, что Иешуа Га-Ноцри и Иуда из Кириафа настолько отрицательные персонажи, что казнь бродячего философа и убийство менялы являются очень хорошими поступками? 

В отношении Иуды с негативной оценкой еще можно согласиться. Он и как персонаж романа отрицателен из-за роли провокатора, причем за деньги. И как историческая фигура  он тоже отрицателен, как ученик, предавший учителя, Иисуса Христа. В обоих случаях жертвы Иуды были казнены.

Но в романе про Иешуа Га-Ноцри вроде бы ничего подобного сказать нельзя. Из-за своего заблуждения он попался на удочку провокатора и за крамольные мысли его казнили по римскому закону. Из-за заблуждения первосвященника, подозревавшего в нем самом провокатора, в честь праздника иудейской пасхи помиловали другого. Но именно Иешуа Га-Ноцри представил Воланд в качестве реальной исторической фигуры вместо Иисуса Христа. 

Получается, что убийство предателя Иуды из Кириафа и участие в казни лже-Христа, пусть и не самозваного, а другими названного, делает Афрания самым положительным героем в романе.

«...Так кто ж ты, наконец?

— Я — часть той силы,

что вечно хочет

зла и вечно совершает благо».

Гете. «Фауст»

В ответе четко не указано, является ли сила однородной или же нет. Если она состоит из разных частей, объединенных общей идеей, то кто-то в ней может вечно хотеть зла, а кто-то может этого совсем не хотеть, но при этом все-таки частью являться.

Как и многое в романе, полагаем, что и эпиграф имеет двойной смысл. Если Воланд желал, что бы его таким воспринимали, то Афраний таким являлся. Хотя он добродушен, но находится на императорской службе и безукоризненно выполняет приказы прокуратора, который желает зла и бродячему философу первоначально, и затем первосвященнику, и, наконец, меняле. Выполняя приказы, Афраний организует казнь и похороны трех разбойников и убийство Иуды из Кириафа. 

«…вдруг в какой-то тошной муке подумал о том, что проще всего было бы изгнать с балкона этого странного разбойника, произнеся только два слова: «Повесить его».»

«— Побереги себя, первосвященник. <…>

Так знай же, что не будет тебе, первосвященник, отныне покоя! Ни тебе, ни народу твоему…» (Глава 2 «Понтий Пилат»)

«— Так вот в чем дело — я получил сегодня сведения о том, что его зарежут сегодня ночью». (Глава 25 «Как прокуратор пытался спасти Иуду»)

Во время казни на Лысой горе он находился в благодушном настроении и от скуки играл прутиком.

«Тот человек в капюшоне поместился недалеко от столбов на трехногом табурете и сидел в благодушной неподвижности, изредка, впрочем, от скуки прутиком расковыривая песок». (Глава 16 «Казнь»)

«Это был тот самый человек, что перед приговором шептался с прокуратором в затемненной комнате дворца и который во время казни сидел на трехногом табурете, играя прутиком». (Глава 25 «Как прокуратор пытался спасти Иуду»)

Благодушный, прил. 1. Расположенный к людям; мягкосердечный, доброжелательный. 2. Находящийся в хорошем расположении духа; довольный. отт. Проникнутый умиротворённостью, снисходительностью. (Толковый словарь Ефремовой. Т. Ф. Ефремова. 2000.)

Странно, конечно, для положительного персонажа сохранять хорошее расположение духа и играть прутиком от скуки, когда трое пусть и разбойников, распятые на столбах, мучаются под палящим солнцем и от укусов мух.

К выводу, что действия Афраний соответствуют эпиграфу, подошли, но его не сделали в статье «Афраний» из Википедии. «В романе Булгакова Афраний и Понтий Пилат стремятся сделать доброе дело, не порывая со злом. Пилат желает помиловать Иешуа Га-Ноцри, но утверждает смертный приговор. Афраний по долгу службы руководит казнью Иешуа, затем убивает доносчика Иуду из Кириафа». 

В данном взгляде содержится противоречие. Если Афраний действует по долгу службы, то нельзя утверждать что он стремится. Стремиться — означает проявлять собственную инициативу. Он же следовал приказам Понтия Пилата. Самостоятельность проявил его помошник Толмай, когда не прогнал Левия Матвея, а взял того на погребение казненных и затем доставил во дворец. Так что из этой оценки имя Афрания следует вычеркнуть.

А он точно отказался?

После возвращения в «последний приют» Маргарита читала главы из романа, написанные мастером, который ранее был историком, т.е. тем кто получил историческое образование. Это не помешало мастеру допустить очередную ошибку, на этот раз с напитком, притупляющим боль. 

Напиток предоставлялся осужденным по Талмуду, а не по римскому закону. «Римский закон не знал снисхождения к распинаемым и казнимым, и по этому закону, не полагалось давать распинаемым напиток, который ослаблял бы их страдания». Озаботиться предоставлением напитка обязан был первосвященник иудейский, а прокуратор, как представитель Рима, наоборот, мог спокойно проигнорировать[4]. Следовательно, на месте казни напиток преступникам должен был предлагать начальник храмовой стражи. Афрания, как начальника тайной службы, этот вопрос не касался.

Итак, в 25-й главе («Как прокуратор пытался спасти Иуду») начальник тайной службы докладывал прокуратору о том, как проходила казнь трех осужденных на Лысой горе. В разговоре, хотя это не входило в его обязанности, Понтий Пилат осведомился у Афрания о напитке для казненных. Этот интерес прокуратора можно трактовать, как пусть и запоздалое и ничего по существу не меняющее, проявление его внимания к бродячему философу.

«— А скажите... напиток им давали перед повешением на столбы?

— Да. Но он, — тут гость закрыл глаза, — отказался его выпить.

— Кто именно? — спросил Пилат.

— Простите, игемон! — воскликнул гость, — я не назвал? Га-Ноцри».

Итак, Афраний, в чьи обязанности как императорского служащего не входило предоставление казненным напитка смягчающего боль, почему-то не сказал правду, а доложил Пилату, что перед повешением на столб Иешуа отказался от напитка. А чтобы правда не выскочила в глазах, начальник тайной службы благоразумно прикрыл их. 

Пилат принял ответ Афрания за чистую монету и эмоционально осудил Иешуа за его отказ от напитка. 

«— Безумец! — сказал Пилат, почему-то гримасничая. Под левым глазом у него задергалась жилка, — умирать от ожогов солнца! Зачем же отказываться от того, что предлагается по закону?»

Во-первых, в этом высказывании ошибку допустил или Пилат, или мастер. Римский закон ничего не предлагал казненным. Об этом должны были знать прокуратор, начальник тайной службы и мастер.

Во-вторых, обратим внимание, что «принципиальность» перед повешением будет противоречить поведению Иешуа, спустя четыре часа. Перед смертью бродячий философ не отказался от последнего глотка воды. Более того, он с радостью его принял. Подчеркнем — с радостью.

«— Пей! — сказал палач, и пропитанная водою губка на конце копья поднялась к губам Иешуа. Радость сверкнула у того в глазах, он прильнул к губке и с жадностью начал впитывать влагу». (Глава 16 «Казнь»)

Вот и возникает сомнение в правдивости слов Афрания, что напиток предлагался, но от него Иешуа отказался. Если же начальник тайной службы солгал прокуратору, то, следовательно, не предложив напиток бродячему философу, он сознательно хотел усилить муки казненного.

В-третьих, в 16-й главе ничего не показывает на ослабление мук двух других повешенных, вроде бы от напитка не отказавшихся. Наоборот, сообщается, что Иешуа оказался счастливее других. Он уже через час потерял сознание и, следовательно, перестал мучиться. Другие же страдали еще два часа, и только затем Гестас сошел с ума, а Дисмас продолжал мучиться в одиночестве.

«Повешенный на нем Гестас к концу третьего часа казни сошел с ума от мух и солнца и теперь тихо пел что-то про виноград, но головою, покрытой чалмой, изредка все-таки покачивал, и тогда мухи вяло поднимались с его лица и возвращались на него опять.

Дисмас на втором столбе страдал более двух других, потому что его не одолевало забытье, и он качал головой, часто и мерно, то вправо, то влево, чтобы ухом ударять по плечу.

Счастливее двух других был Иешуа. В первый же час его стали поражать обмороки, а затем он впал в забытье, повесив голову в размотавшейся чалме».

Получается, что и им не предлагался напиток, чтобы смягчить страдания. Оба повешенных три часа находились в сознании и явно страдали от мук, которые им причиняли мухи, слепни и солнце. Затем Гестас сошел с ума, а Дисмас продолжил мучиться. 

Согласно именам Гестас и Дисмас были греками. В ершалаимских главах много деталей, указывающих на присутствие греческого божества Вакха или Диониса. Плющ во дворе Низы, имя ее подруги Энанты, песенка Гестаса про виноград, который был символом божества. Восстание греков в Ершалаиме под руководством Гестаса и Дисмаса создавало угрозу власти Рима в городе. Поэтому мучительная казнь двух разбойников могла послужить суровым предупреждением другим грекам, выступать против римской власти.

Таким образом, муки, которые испытывали трое разбойников на столбах, ставят под сомнение правдивость слов начальника тайной службы о том, что им предлагался напиток, от которого только Иешуа отказался. Мы полагаем, что напиток не предлагался никому по разным причинам. Гестасу и Дисмасу, чтобы запугать их приспешников. А Иешуа, за взгляды, в которых не нужно бороться со злом, раз все добрые. 

Действия Афрания не противоречили целям Воланда, и поэтому дьявол попустительствовал им. Во-первых, Воланд желал выдать Иешуа Га-Ноцри за Иисуса Христа. А тот действительно отказался от напитка, потому что сам выбрал свой крест. Во-вторых, но якобы отказ Иешуа от напитка, а отказ был для него нехарактерен, должен был усилить страдания Пилата, утвердившего смертный приговор бродячему философу.

В заключение, еще раз подчеркнем, что подобный взгляд на Афрания возможен, если мы соглашаемся с оправданностью положительных оценок в его адрес. Ранее все положительные оценки начальника тайной стражи пропускались или игнорировались.

По мнению Б.М. Гаспарова, который поверил в правдивость слов Воланда, что тот присутствовал в Ершалаиме инкогнито, Воланд скрывается именно под маской Афрания. С этой версией соглашаются И.З. Белобровцева и С.К. Кульюс. По их мнению, в пользу этого довода говорят всезнайство и всемогущество начальника тайной полиции, сама пространственная схема его появления в 25-й главе (он поднимается откуда-то снизу, как будто из бездны, и удаляется туда же), особая отмеченность голоса (пусть даже голоса у них разные — у Воланда бас, а у Афрания «высокий приятный голос»)[5]. Конечно, аргументация так себе. Утверждать, что Афраний также всемогущ как Воланд, можно, если не читать роман. Появление Афрания сравнить с появлением из бездны, можно, если одолевает склероз и забылось, что внизу находилась площадка, на которой Понтий Пилат беседовал с Иософом Каифой, а еще ниже казармы, в одной из которых располагалась тайная стража. А «особая отмеченность голоса»? Ничего, что у одного высокий тенор, а у другого бас профундо, т.е. тембры находятся на разных краях мужского диапазона. А для исследователей они оказывается имеют сходство.

Правда, при рассмотрении нами предложенной версии следует учесть некоторые странности.

Во-первых, если Воланд использовал мастера в качестве медиума, то он почему-то не заметил расхождения своей картины мира и того, что оказалось в романе мастера после воздействия профессора Стравинского. 

«Воланд взял в руки поданный ему экземпляр, повернул его, отложил в сторону и молча, без улыбки уставился на мастера. <…>

— Ну, теперь все ясно, — сказал Воланд и постучал длинным пальцем по рукописи». (Глава 24 «Извлечение мастера»)

Во-вторых, Маргарита неоднократно читала рукопись мастера до ее сожжения. После возвращения в последний приют она снова перечиталаглавы 26 и 27 и почему-то тоже не заметила изменений, связанных с Афранием.

Можно предположить, что эти изменения в описании Афрания или не заметили, или же ошибочно посчитали существенно не меняющими образ персонажа.

Профессор Понырев

Итак, как уже было выше сказано, мы предполагаем, что у Воланда как протагониста-злодея были две цели. Первая — проведение весеннего бала полнолуния и вторая — сделать из поэта Ивана Бездомного продолжателя мастера.

Пока внимание приковывали штуки Воланда и членов его свиты, сеанс черной магии и весенний бал полнолуния, в это время, говоря языком шахмат, воландовская пешка должна была тихо-тихо и незаметно пройти в ферзи.

И вроде бы в Эпилоге указывается, что спустя семь или более лет поэт Иван Бездомный превратился в профессора Ивана Понырева. Для получения профессорского звания он должен был защитить научную работу. Тема «Классовая борьба на Ближнем Востоке в начале нашей эры» вполне бы для этого подошла. Карл Маркс ведь только предложил теорию развития человеческого общества. А советским историкам предстояло для подтверждения верности данной теории рассмотреть каждый исторический факт с ее точки зрения. Вот почему упоминание бродячего философа Иешуа Га-Ноцри, жившего в период управления Понтия Пилата, могло присутствовать у профессора Понырева в лекциях для студентов, в научных статьях и монографиях, т.е. получить распространение, чего не удалось добиться мастеру, а точнее Маргарите. Это ведь «она сулила славу, она подгоняла его», а затем «все просила меня простить ее за то, что она советовала мне, чтобы я напечатал отрывок». Хотя Воланд и представлял во снах мастеру историю о Понтии Пилате, но в то время публикация романа ему еще не была нужна. Годом позже или годом раньше — это ведь не принципиально для того, кто является бессмертным демоном.

Вот только Воланду этого атеистического взгляда должно было быть маловато. Он ведь желал, чтобы Иван Бездомный поверил и в бога, и в Иисуса, и в дьявола, и что дьявол и Иешуа возглавляют два равноправных друг другу ведомства, подчиненных богу. 

— Но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле? (Глава 1 «Никогда не разговаривайте с неизвестными»)

«— А дьявола тоже нет? — вдруг весело осведомился больной у Ивана Николаевича. <…>

…после хохота впал в другую крайность — раздражился и крикнул сурово: — Так, стало быть, так-таки и нету?» (Глава 3 «Седьмое доказательство»)

Но о религиозных взглядах у профессора Понырева ничего не сообщается. Повествователь указывает, что, во-первых, Иван Николаевич вылечился, и, во-вторых, до следующего праздничного весеннего полнолуния профессора никто не тревожит. Возможно благодаря впрыскиваниям по рецепту Стравинского, которые помогали в клинике:

«шприц в спирту и ампула с жидкостью густого чайного цвета». «Иван Николаевич теперь будет спать до утра со счастливым лицом и видеть неизвестные ей, но какие-то возвышенные и счастливые сны». (Эпилог)

Следовательно, можно предположить, что благодаря лечению у профессора Стравинского надежды Воланда на Ивана Бездомного не оправдались и даже упоминание профессором Поныревым бродячего философа Иешуа Га-Ноцри, жившего в период управления Понтия Пилата, в рамках атеистической истории будет явно недостаточным. 

«Он знает, что в молодости он стал жертвой преступных гипнотизеров, лечился после этого и вылечился. <…>

Наутро он просыпается молчаливым, но совершенно спокойным и здоровым. Его исколотая память затихает, и до следующего полнолуния профессора не потревожит никто».

Таким образом, мы полагаем, что в романе «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова Воланд выступает протагонистом-злодеем, который преследовал две цели: первая — проведение весеннего бала полнолуния в Москве и вторая — превращение поэта Ивана Бездомного в продолжателя дела мастера. Первая цель Воландом была реализована, а вот осуществлению второй помешал профессор Стравинский.

Воланду в романе противодействуют, а, следовательно, являются его антагонистами многие. Во-первых, редакция толстого художественного журнала во главе с Михаилом Берлиозом, во-вторых, поэт Иван Бездомный, в-третьих, конферансье Жорж Бенгальский и председатель акустической комиссии московских театров Аркадий Аполлонович Семплеяров, в-четвертых, администратор театра Варьете Иван Варенуха, в-пятых, следователи НКВД во главе со старшим. Но самими успешными антагонистами будет шестая группа — клиника для душевнобольных во главе с профессором Стравинским. Благодаря им все пациенты, кроме мастера, выздоровели. И хотя поэт превратился в историка и желал продолжить писать о Понтии Пилате, но безносый старший палач лишь раз в году мог потревожить профессора Понырева. Поэтому дальше атеистической версии об Иисусе Христе дело у Воланда, скорее всего, не продвинулось.

За границами романа

Нужно специально подчеркнуть, что исследователей указывающих на цель Воланда в линии Ивана Бездомного за все время после публикации романа было всего трое. Абсолютное большинство же полагают, что появление Воланда в Москве связано с фигурой мастера: наказать его противников, извлечь героя из психиатрической больницы, соединить с любовницей и наделить обоих вечным покоем.

Про осознанное противодействие Воланду со стороны профессора Стравинского ранее вообще никто не отмечал. Нейтрализации действий Воланда со стороны Александра Николаевича не придавалось большого значения. Все внимание было приковано к перипетиям у мастера и Маргариты и кажущемуся благополучным их финалу.

Таким образом, нельзя утверждать, что в лице неискушенного читателя или исследователя Воланд не достиг своей цели, чтобы поверили как в бога, так и в дьявола. Вот только дьявола не прежнего приниженного, а иного. В «прелестной» картине мира от Воланда, в ней он глава ведомства, отвечающего за справедливое наказание, а главой другого ведомства — милосердия предстает Иешуа Га-Ноцри, только сын человеческий и никак не Сын Божий и Сын человеческий. Причем оба ведомства равны друг другу, а, значит, одно не подчиняется другом. В дьявольской картине мир делится на небесный, вечный покой, земной и бездну. Вот только мало кто обращает внимание, что речь здесь идет о лунном свете, а не солнечном. А он всегда обманчив. Поэтому принимающие такую картину соблазняются и тем реализуют цель Воланда. 

А что в романе указывает на ложную иллюзорность новой картины мира, представленной Воландом? Всего лишь три факта.

Решительные действия органов НКВД не смогли оказать никакого воздействия на нечистую силу. Но, тем не менее, Воланд и члены его свиты покинули Москву. Так как внешнего принуждения этому не видно, то, следовательно, полагают, что действовала нечистая сила добровольно. Правда, профессор Кураев указывал, что нечистая сила покинула Москву вечером в субботу до наступления воскресения. Но не простого воскресения, а Воскресения Христова. А вот о христианской пасхе в романе нет прямых упоминаний, кроме сообщения о весеннем праздничном полнолунии. Это еще нужно догадаться, что одно связано с другим.

Есть факты, которые напрямую указывают на лживость новой картины мира представленной Воландом, но их всего два. На оба указывал профессор Кураев.

Это последствие крестного знамения буфетчика Сокова, после того как он покинул нехорошую квартиру. От крестного знамения Андрея Фокича бархатный берет с петушьим потрепанным пером превратился в черного котенка, хотя буфетчик выходил из квартиры в твердой соломенной шляпе с зеленой лентой.

И второй факт — испуг Азазелло перед желанием кухарки застройщика перекрестится.

«Кухарка, застонав, хотела поднять руку для крестного знамения, но Азазелло грозно закричал с седла:

— Отрежу руку!» (Глава 30 «Пора! Пора!»)

Всего три факта в романе указывают на истинность христианской картины мира, и лживость полотна предложенного дьяволом. Поэтому-то нельзя утверждать, что в лице неискушенного читателя или исследователя Воланд не достиг своей цели, чтобы они поверили в бога, в Иешуа и в дьявола.

[1] Оценка «негодяи» схожа с характеристикой данной Воландом барону Майгелю: «Уж одно присутствие при сцене убийства этого отпетого негодяя-барона стоит того, чтобы человека наградили, в особенности если этот человек — женщина».

[2] Оценка «охмуряло и врун» схожа по форме характеристике данной Воландом Никанору Ивановичу Босому: «Он выжига и плут». (Глава 9 «Коровьевские штуки») Выжига — это плут, пройдоха, прижимистый человек. Плут — м. разг. 1. Хитрый и ловкий обманщик; мелкий мошенник. 2. Лукавый, хитрый человек; хитрец. 3. Шалун, проказник.

[3]Добродушие — это положительное нравственно-этическое качество личности, проявляющееся у человека с добрым характером и добрым сердцем. Добродушие проявляется, как способность понимать другого человека «без задних мыслей» и подозрений, прощать мелкие проступки, терпеть незлобивые шутки над собой и даже ущемление своих прав, как умение во всем видеть добро, как бы мало оно ни было. Добродушие возможно лишь на глубокой духовно-нравственной основе. (Основы духовной культуры (энциклопедический словарь педагога). — Екатеринбург. В.С. Безрукова. 2000).

[4] «По свидетельству евангелистов, Спасителю перед распятием предложили напиток, который ев. Матфей, по его вкусу, называет «уксусом, смешанным с желчью» (Мф. 27:34), а ев. Марк, по составу напитка, называет его «вином со смирной» (Мк. 15:23). Смирной назывался сок миррового дерева, белого цвета и очень благовонный, вытекающий из дерева или сам собой, или после надреза, подобно соку нашей березы. На воздухе этот сок сгущался и потом превращался в смолу (4). Эта смола была смешана с кислым вином и, быть может, с другими горькими веществами. Действие, производимое таким напитком, было как бы притупляющее или усыпляющее нервы, а вместе ослабляющее чувствительность человека. Значит, такой напиток мог хоть отчасти ослабить ужасные мучения на кресте. Предложение этого напитка Спасителю было делом сострадания и, несомненно, не со стороны римлян, а иудеев. Римский закон не знал снисхождения к распинаемым и казнимым, и по этому закону, не полагалось давать распинаемым напиток, который ослаблял бы их страдания. Это был чисто иудейский обычай. В Талмуде говорится: «всем, кого приговорил синедрион к смерти, давали пить крепкое вино (по другому месту Талмуда, раствор ладана в вине, а по Маймониду, зерна ладана в чашке вина), чтобы притупить их чувства и исполнить место Писания — Притч. 31:6. По свидетельству того же Талмуда, этот напиток приготовлялся знатными женщинами в Иерусалиме. Вероятно, римляне, щадя некоторые установления иудеев, оставили им и этот обычай милости и снисхождения к казнимым преступникам. Как милость, этот напиток был предложен и Спасителю. Но Тот, Кто совершенно свободно и добровольно шел на смерть и мучения, Кто в каждый миг этих мучений мог их и прекратить совсем, не пожелал вкусить предложенного напитка». Скабалланович М. Крест и распятие Спасителя (археологический очерк)

Сведения для настоящей статьи почерпнуты из книги проф. Н. Маккавейского «Археология истории страданий Господа Иисуса Христа», Киев, 1891 г.

https://vozdvizhenie.paskha.ru/istoria/arheolog/

[5] Белобровцева И.З., Кульюс С.К. Путеводитель по роману М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»