Старость не радость

– Я вела когда-то дела с вашим дедом, – заявила вдруг Лайта Тандер. – Хотя нет, наверное, всё же с прадедом. 

Леди-вампир пару раз дёрнула за витой шнур, висевший рядом с её диваном.

Ястреб удивился такому топорному дебюту. Или слава леди вампир сильно преувеличена, или… она считает его полным простофилей, готовым купиться на такую дешёвую уловку. 

– Какого из четырёх вы имеете в виду? – осторожно осведомился ляш.

– Бессмысленный вопрос, – леди Тандер чуть сощурилась, как будто насмешливая улыбка вместо губ легла ей на глаза. – Вы ведь подкидыш и понятия не имеете ни об одном из своих предков.

Ястреб не вздрогнул и не побледнел. Просто отдал должное знаменитой на весь мир разведке вампиров. О тайне своего рождения юный Константин узнал от умирающего отца. Тот клялся, что никто, кроме его несчастной покойной жены, не знал, что мальчик ей не родной. Молодой человек отпустил родителя с миром, но уже тогда мысленно прикинул как минимум три возможных канала утечки информации. Амбициозный юноша, мечтавший о карьере военного, легко мог стать объектом шантажа. 

Но не стал. Ляши считали происхождение Соколовского безукоризненным. А теперь это всё уже не имело значения.

– Почему «ни об одном»? – Ястреб решил придерживаться этого направления беседы как можно дольше. Здесь не было ничего, что бы его действительно задевало и выводило из равновесия, а с Лайтой Тандер следовало соблюдать осторожность. – По крайней мере мой отец…

Его прервал звук открывающейся двери. В гостиную вошёл гоблин. В чёрной ливрее с золотыми позументами. Это было… странно. И Ястреб замолчал.

Гоблин не удостоил человека и мимолётным взглядом, зато низко поклонился хозяйке замка. 

– Кофе принеси, – сказала Лайта так невозмутимо, как будто гоблин, приносящий вампирке кофе – то, что в этом мире в порядке вещей. 

Гоблин молча кивнул, поставил между леди Тандер и её гостем-пленником маленький столик, накрыл неведомо откуда появившейся тут белоснежной, хрустящей от крахмала скатертью, и удалился. Орнамент по периметру потолка засветился мягким желтоватым светом.

– Ваш отец… – задумчиво протянула леди-вампир, положила ногу на ногу, а сверху – сцепленные в замок руки. Рассеянное освещение красиво золотило её каштановые волосы. – Граф Соколовский однажды переспал с ворожеей. И когда менее чем через год к его порогу подбросили орущего младенца, закономерно заключил, что сие есть плод бурной ритуальной ночи. Как известно, мальчиков они всегда возвращают. Но на самом деле в тот раз выстрел вашего так называемого батюшки прогремел вхолостую. Как, впрочем, и во все остальные разы. Ни у графа Соколовского, ни у его супруги не было родных детей.

– Если он сам не знал об этом, откуда знаете вы?

– В вопросах крови вампиры разбираются, уж поверьте, – Лайта слегка изменила тембр голоса, и у Ястреба сдавило в груди, а по коже пробежали мурашки.

Вошёл гоблин. Не нарушая повисшей в гостиной тишины, он поставил поднос с кофейным набором на двоих. Салфетки были сложены весьма замысловатым образом, и Ястреб заинтересовался: неужели он сервировал поднос сам, короткими крючковатыми пальцами?

Дождавшись, пока слуга выйдет, леди Тандер продолжила:

– Разумеется, в вашем досье, которое до сих пор лежит на столе в моём кабинете, указано происхождение. Не особенно любопытное, если честно. И всего до третьего колена. Родителей вашей бабки по матери установить не удалось. Ваш портрет показался мне смутно знакомым, но теперь, когда запах… наливайте кофе, мой мальчик. Вы ведь любите погорячее.

Или Лайта Тандер была гениальной актрисой, или в её голосе и в самом деле зазвучали тёплые ноты расположения.

...

– Эль… князь Элизобарра, – сама себя поправила леди Тандер, – уже лет двести как запретил нам набирать кровных трэллов по собственной прихоти. А было время, мои армии насчитывали тысячи короткоживущих, готовых идти за зовом крови. Увы, те времена прошли. Сейчас едва ли две дюжины наберётся, и те искали покровительства леди-вампир исключительно ради собственной выгоды. Некоторые из лордов-вампиров находят, что глава клана стал с людьми чрезмерно щепетилен.

Когда-то так считала сама Лайта Тандер. Запрет на обращение трэллов оказался в числе немногих новшеств, введённых вопреки её воле. Но Эйзенхиэль недаром прожил столько лет среди людей: он не прогадал. Теперь безвольные, сломленные, порабощённые человеческие существа казались Лайте безвкусными консервами – в голодный год сгодится, не более того.

Ястреб выдавил из себя подобие саркастической улыбки.

– В самом деле, к чему церемониться с неполноценными?

– Мы… не считаем вас неполноценными, – Лайта наматывала на палец побег плюща и приветливо улыбалась. – Вы ведь хороший наездник, граф, – заявила она вдруг без всякого перехода. – Свою первую лошадь помните? Как её звали? Эффи?

Соколовский сжал зубы. Конечно, он помнил.

Она стала его лошадью ещё до того, как родилась. Константин целыми днями ходил за беременной кобылой. Конечно, под присмотром конюха, но сам кормил, сам выводил на пастбище, сам чистил…

Роды начались среди ночи, и графского отпрыска разбудили, чтобы тот присутствовал при появлении на свет своего беззаветного друга. 

Она оказалась подругой. Изящная, тонконогая… доверчивая и игривая, Эффи бегала за ним по полю, как собачонка. Он и сейчас будто ощущает бархатистую мягкость её морды. Видит ресницы, пушистые, как у леди Тандер. 

Молодые кавалеристы подсмеивались над чудаком-графом, ведущим философские беседы с собственной лошадью. А она всё понимала. Эффи…

Её не стало в битве у Сорочиного озера. Залп огненной магии. Говорили потом, мол, лошадь испугалась вспышки, оттого и встала на дыбы. Но Константин знал – Эффи защищала седока. Когда его выписали из госпиталя, первое, что он сделал, это подал в отставку из кавалерии. И написал заявление в разведку. Шпионам не полагалось ни постоянных лошадей, ни других долговременных привязанностей: сегодня здесь, завтра там. Сменил упряжку, город, женщину…

Но взгляд доверчивых карих глаз Эффи он не забудет никогда.

– Мой дед, – снова сменила тему леди Тандер, – рассказывал о временах, когда народ Эрмина только-только заселял Благословенные острова. Уже тогда на них жили люди. Но что это был за народ! Полудикие оборванцы, не умевшие даже как следует выделывать шкуры, они ютились в пещерах, охотились на оленей и кабанов, нередко разменивая добычу на жизнь кого-нибудь из сородичей. 

– Что же случилось потом? – спросил Ястреб, уже предугадывая ответ. 

– Вампиры… сильно изменили их быт, – обтекаемо сообщила леди Тандер. – Позаботились об увеличении численности, продолжительности жизни, улучшении самого её качества.

– А фейри говорят, что обучили первобытных жителей континента пяти основным ремёслам, – ухмыльнулся ляш.

– Что ж, возможно, и не лгут, – неожиданно легко согласилась Лайта. – Насколько нам известно, фейри осели здесь примерно в то же время.

– Даже не знаю, кого из долгоживущих мы должны благодарить в первую голову, – горячий шоколад обжигал губы.

– Вампирам ваша благодарность не нужна, – Лайта завязала лиану бантиком и, наконец, оставила в покое. 

– Вам нужна наша кровь, – Ястреб и сам не знал, куда девалась его рабская покорность, подавленности как не бывало, лишь сарказм обжигал губы шоколадной горечью. 

Лайта сощурилась.

– Вы знаете, сколько крови потребляет нетопырь? Я имею в виду животное, а не долгоживущих.

Ястреб пожал плечами.

– Я не очень силён в зоологии.

– Я вас просвещу, – промурлыкала леди-вампир, и его снова бросило в дрожь от звука её голоса. – Летучая мышь ежедневно должна выпивать крови не меньше собственного веса. Понимаете? Каждый. Солнечный. День.

У ляша пересохло в горле.

– И вы… – хрипло сказал он, – вы выращиваете людей, как… дойный скот? Там, на Благословенных островах? Как коров?

«Меткое сравнение», – невольно отметила леди Тандер, но вслух сказала:

– Люди разводят лошадей, ведь верно? Вы воспринимали Эффи как низшее, неполноценное существо?

– Я не считал её равной, – Соколовский как наяву ощутил, будто лобастая морда кобылы ласково ткнулась в плечо – не иначе заклинательница разума шалит.

– Равной? – в улыбке, проскользнувшей по губам вампирки, было что-то змеиное. – Даже существа одной расы от рождения не равны между собой. Возраст, деньги, образование, положение в обществе, таланты и физические различия создают сложную, непрерывно изменяющуюся, но от того не менее реальную иерархию. Разве можете вы назвать болвана, провалившего миссию в Тисе, равным себе?

Ястреб неприязненно поморщился.

– Так или иначе, он был честным сыном своей страны. И его память…

– Полноте, – Лайта прервала его презрительным жестом, – какая «память»? Вашего напарника выдали королевству Ляш в целости и сохранности. С такими патриотами врагов не надо.

Ястреб кивнул и аккуратно поставил пустую чашку на стол.

– А я, значит…

– Вы тоже вернётесь домой, – Лайта отвернулась от собеседника, внезапно заинтересовавшись панорамой лесистых холмов. – Всему своё время.

Помолчали. Окончательно осмелев, ляш спросил:

– Должен ли я понимать, миледи, что вампиры заботятся о неразумных короткоживущих подобно тому, как люди принимают на себя ответственность за братьев наших меньших? Отводят нам соответствующую нишу по праву и по обязанности сильного?

Лайта неопределённо повела плечами.

– Вы молодой здоровый мужчина, граф. Скажите, вы смогли бы на собственной спине отнести свою лошадь хотя бы до соседнего города?

Вопрос явно риторический, но Соколовский не желал становиться лабораторной крысой, бегущей к цели по заранее размеченным коридорам лабиринта.

– Речь не о физической силе. У долгоживущих всегда фора по времени.

– Отнюдь не всегда, – парировала Лайта, – человеческие маги, а особенно некроманты, живут долго. А молодые вампиры весьма уязвимы. Кроме того, длинная жизнь – не обязательно преимущество. Теряется гибкость мышления. Короткоживущим легче приспособиться к эпохе перемен. А перемены не заставят себя ждать, уж поверьте старой вампирке, кое-что повидавшей на своём веку.

Хотел бы Ястреб, чтоб прожитые годы оставили хоть какой-то след на лице его визави. Но кожа леди-вампир оставалась гладкой, как алебастр, а в пурпурных глазах искрилось молодое веселье.

– Вы выглядите отдохнувшей, миледи, – он старался придать голосу дерзости, но не был до конца уверен, удалось ли скрыть восхищение, – моя кровь так питательна?

Лайта неторопливо облизнула губы, будто проверяя, не осталось ли на них ещё одной капли.

– Да, благодарю. Весьма.

...

...молодой ван Тирриен предложил Белому Волку жизнь свою и своих потомков по мужской линии именно в обмен на ограничение ритуала кровных трэллов, и никак иначе. Он в самом деле был весьма… идейный человек. Жаль только, ни он, ни Феоктист не могли знать, что на Островах ритуал запрещён с тех пор, как Белый Волк стал главой клана. Исключение делается лишь для тех, кто добровольно решил связать свою судьбу с вампиром.

– Такие в самом деле есть? – Ястреба передёрнуло от отвращения. – Это ведь хуже любой, даже мучительной, смерти.

Лайта утвердительно опустила ресницы. 

– Для человека вашего склада – несомненно так. И это одна из причин, по которым Белый Волк отказался от практики, имеющей многовековую историю. Он ведь реформатор, наш князь. Даже я не одобряла это нововведение. Потому что на одного человека вашего склада, милый граф, приходится дюжина… других. Не имеющих представления о достоинстве, не помышляющих о свободе. Их куда больше волнует тёплое жилище, сытная еда и уверенность в завтрашнем дне. Безопасность и отсутствие необходимости принимать решения в ситуации, когда правильного решения по определению не может быть. Но вы только представьте себе: ни тягот, ни груза ответственности, ни чувства вины, ни терзаний совести. Делай то, что приказало высшее существо, и тебя ждёт всепоглощающее счастье. Уверены, что никто в королевстве Ляш не согласится на такие условия? И чем они принципиально отличаются от уставов Солнечных монастырей?

Ястреб молчал, но руки его при этом так судорожно сжались, что ногти больших пальцев впились в страницы «Наставлений», оставив отметины на ветхой бумаге. 

– В юности Эйзенхиэль жил среди людей, – продолжала Лайта. – Думаю, именно это изменило его отношение к трэллам. Он назвал этот ритуал безумием и расточительством.

Леди Тандер сделала паузу, позволяя любопытству шпиона победить оцепенение отвращения. 

– Расточительством? – переспросил, наконец, Ястреб, убедившись, что леди-вампир не торопится пояснять свои слова.

– Из короткоживущих выходят ужасные слуги, – изящно передёрнула плечами Лайта. – Слабые, болезненные, медлительные, неуклюжие. Ваши воля и разум – лучшее, что в вас есть. Единственное, в чём вы не уступаете, а иногда и превосходите долгоживущих. Мы больше не хотим их отнимать. Напротив, сделаем всё от нас зависящее, чтобы таких людей как вы, граф, стало больше. Как бы то ни было, но не все ваши таланты врождённые: значительную роль играют воспитание, среда, доступная на момент формирования характера информация…

Лайта решила, что лекция выходит чересчур сухой, ласково улыбнулась и мимолётным движением погладила пленника по волосам.

...

Он мял в пальцах ткань воротника, так и не удосужившись его застегнуть. 

– Вы… отпускаете меня, миледи? – мысленно он спросил: «Гоните?»

– Да, – ответила она не то его мыслям, не то словам.

– Я… больше никогда не увижу вас?

– Мой глава клана требует, чтобы я вернулась на острова. В эту минуту мне уже готовят портал.

Он молча опустил голову, желваки на скулах напряглись и застыли каменным изваянием.

– Вы помните нашу первую беседу, граф? – спросила вдруг леди Тандер.

Ястреб промолчал, но в его взгляде Лайта прочитала: «Если бы я мог её забыть!»

– Я тогда обещала просветить вас по поводу предков. Кажется, другого случая выполнить обещание у меня уже не будет, – она протянула ему листок серой бумаги. Взяв его, Соколовский понял, что, во-первых, листок очень стар, а во-вторых, покрыт защитным составом, предохраняющим его от разрушения. 

Лайта села в кресло у окна.

– Читайте. Криптозащищённый портал – дело не быстрое, а у вас, возможно, возникнут вопросы.

И Ястреб начал читать.

Моя незабвенная леди!

...

– У вас с ним одно лицо, – сказала леди-вампир, когда Ястреб осторожно положил письмо на стол. – Волосы только другого цвета. У него были каштановые. Как у меня. 

– Здесь… нет подписи, – глухо произнёс он.

– Но вы догадались, кто автор.

– Если только… он не льстит собственной значимости, – осторожно ответил Ястреб.

– О нет, – Лайта сидела, небрежно закинув ногу на ногу, поигрывая шёлком шейного платка. – Я бы сказала, даже преуменьшает. Ну же, граф, не робейте так. Ваш предок в самом деле оставил глубокий след в истории Великого королевства Ляш. 

– Вы… сказали, что он, скорее, мой прадед, чем дед, – Ястреб всё ещё не решался назвать имя.

– Нам известно, что на момент вашего появления, матери минуло всего двадцать шесть лет. Так что в письме речь идёт не о ней, а о вашей бабушке.

– Кем же была моя мать? – Ястреб застегнул воротник и завязал галстук. 

– Шлюхой, – сообщила леди Тандер с неопределённой улыбкой. – И, предвосхищая ваш следующий вопрос, ваш приёмный отец, граф Соколовский, никогда не был с ней. Девушки, не безразличные к судьбе своего потомства, часто подбрасывают новорожденных мальчиков под двери обеспеченных мужчин, замеченных в посещении ворожей. Мало кто из них решается на ритуал подтверждения кровной связи.

– Прекрасно, – Ястреб аккуратно застёгивал жилет. Ему вдруг захотелось закурить, – потомок предателя и шлюхи. Всегда мечтаешь узнать о… чём-то таком.

– Герцог Скаврон совершил в жизни немало ошибок, – в голосе Лайты появились назидательные нотки, – но никогда никого не предавал. Напротив, если бы мне пришлось рисовать эмблему романтической рыцарственности, я вспомнила бы о нём.

– Насколько я помню школьный курс истории, герцог Скаврон поднял мятеж против своего законного правительства, утопил страну в братской крови, после чего был разбит, лишён всех регалий, привилегий, званий и дворянского достоинства.

Лайта пожала плечами.

– Я предупреждала, что король Матиуш попал под влияние фейри и не способен трезво мыслить. Но Ян только отшучивался. Он был иммунен к ментальной магии, у вас это тоже отчасти есть в крови, сильное врождённое сопротивление. Его офицеры успешно противостояли эльфийским стёклам. Впрочем, тогда солнечники только начинали экспериментировать с заклинаниями подчинения воли и ментальной дойкой населения, соскочить с крючка было проще. К несчастью, когда болезнь общества уже невозможно было игнорировать, Ян так и не решился вступить в коалицию с кем-либо из долгоживущих. А сам… не справился, увы. Он был хорошим полководцем. Но как политик и народный вождь оказался слаб.

– И тем не менее, – упрямо возразил Ястреб, – герцог запятнал своё имя, нарушив присягу, которую приносил короне. Какие бы мотивы не двигали им, он…

– В Тиссонии, – перебила Лайта, – есть два разных слова для обозначения предательства. Одно из них означает «предательство правительства» – это то, что совершил Ян Скаврон, вознамерившись избавиться от магической экспансии фейри. Но к тому времени устами короля Матиуша давно уже говорил ард ри Волшебных Холмов. Знать это и продолжать подчиняться его приказом было бы тем, что тиссонцы называют «предательством Родины». И вот этого как раз Ян не совершал. Он пожертвовал ради победы всем… но проиграл. Что ж! Бывает и так. Но честь свою герцог этим не запятнал. По крайней мере, с точки зрения Детей Луны. Вы можете гордиться им, милый граф.

– Будь я проклят! Гордиться?! – Ястреб вскочил и заметался по комнате, забавно приволакивая предательскую ногу. – За единичными исключениями, пересчитать которые можно по пальцам одной руки, король это фикция. Им вертит фаворитка, ростовщик, придворный маг или другой прохиндей. Король смотрит на мир из окон королевского дворца, так что по большому счёту плевать уже, эльфийские в них вставлены стёкла или нет. Король – ничто и, в то же время, всё, потому что он символ, объединяющий народ. Плох или хорош он – всё едино, важно, кто те люди, что держат над ним корону, кто каждый день работает на благо своей страны, защищает честь и достоинство, искореняет подлость и низость, не во дворце – везде, где простирается Ляш. Что поменялось бы, смени мы Матиуша и эльфов на Скаврона и вампиров? – он остановился, вцепился в спинку кресла и яростно взирал на леди Тандер сверху вниз. 

Лайта медленно поднялась со своего места. Эйзенхиэль как-то заметил ей, что когда она встаёт одним таким плавным движением, то напоминает ему гремучую кобру. Однако на этот раз взгляд пурпурных глаз, направленных на собеседника, был бархатно мягок и не нёс в себе ни малейшей угрозы. 

– Браво, – тихо сказала леди Тандер, и Ястреб опустил плечи, отвёл взгляд – смотреть на ласковые складочки в уголках её губ и глаз было невыносимо.

Лайта подтолкнула к нему письмо, всё ещё лежащее на столе.

– Возьмите. Когда-нибудь, возможно, пришлёте мне другое взамен. Только, прошу вас, сбавьте градус драматизма.

– Его казнили тем утром, да? – нехотя спросил Ястреб. – Об этом не говорится прямо, но…

– Да, – ответила леди Тандер всё с той же ласковой полуулыбкой на лице. – Вывели на площадь, распяли на деревянном столе, распороли живот и вынимали внутренности по одной, пока он был ещё жив. 

– Вы… видели это?

Тонкая бровь недоумённо выгнулась.

– Вы полагаете, я стала бы на такое спокойно смотреть? Я… – она запнулась, подбирая слова. – …я очень ценила Яна Скаврона, интересного и остроумного собеседника, смелого и благородного мужчину. И будь на то его воля, летучий отряд вампиров организовал бы побег из королевской тюрьмы – в те времена Великое королевство ещё не было огорожено магической стеной. Но он отказался променять Ляш на Благословенные острова, и вместо герцога мне привезли это письмо, последнее желание осуждённого на казнь, так и не отправленное адресату, а подшитое в толстую папку, в которой лежал и обвинительный приговор. Дело выкрали для меня целиком. И только теперь я, кажется, начинаю понимать… – мимолётным движением она коснулась щеки Ястреба полусогнутыми пальцами. Он накрыл её руку своей и, глядя в глаза леди-вампир, твёрдо произнёс:

– Я буду работать на ваш клан, как вы и добивались, леди Тандер. Все сведения о передвижениях эльфов, и их намерениях, если удастся их разгадать. Вампиров не назовёшь невинными агнцами, но по сравнению с солнечными фейри вы…

– Меньшее зло? – она всё ещё улыбалась, но в голосе Ястребу слышалась печаль.

– Вы… больше похожи на нас. 

Она забрала руку назад – он не посмел удержать. 

– Я буду ждать ваших писем, милый граф.