Отрывок из новой главы

Доброго времени суток, друзья. Хочу с Вами поделиться отрывком из новой первой главы книги "Во имя порядка: железный капитан":

Город представлялся пред глазами совершенно лишённым прежней стройности порядка, имперского контроля и религиозного благочестия. Сотни стихийных прилавков, ящики и мешки с товарами, где любой может стать участников оргии купли-продажи. Средь них снуют не менее многочисленные шлюхи, одевшие фривольные наряды и завлекающие клиентов, предлагающие за пару минут удовлетворить самые безумные желания. Сотни человек объединялись в радикальные политические группировки, выплескавшиеся на улицы криками и воплем митингов и шествий, радикальных нападений. Либералы и консерваторы, демократы и сторонники диктатуры, народники и этатисты – все сходились в жарких спорах и жестоких противостояниях, рвали город на части, а за последнюю неделю настолько озлобились, что готовы перейти едва ли не к войне друг с другом.

В поле глаз попала страшная ситуация, тронувшая Трибуле до дрожи в коленях – на каменной брусчатке с ободранными до крови коленями сидела и ревела молодая девушка, чья прекрасная золотая кожа осквернена ссадинами и синяками. Светлые волосы замараны, под глазом синяк, губы разбиты, одежда во многих местах разорвана, роскошная ткань на груди рассечена, подол платья оторван напрочь и всем видно, как по изящным ляжкам размазана кровь.

В ту же секунду рядом с ней пробежали наёмники, держащие не оружие, а экипированные свитками, способными потушить любой пожар, а причина этого донесена воплем женщины:

- Опять златокожие суки жгут наших мальчиков! Суки! Суки!

Трибуле просто не мог себя удержать, ярость и гнев приливной волной хлынули в душу, заставив щёки побагроветь. Он сблизился с высокой плотно-сложенной и страшенной нордкой – грязная выцветшая одежда, полубеззубый рот и морда, как у бульдога. Та с пеной у рта продолжала противно верещать:

- Наши парни отомстят вам, ух подождите!

- Ага, только «мальчики» ваши ведут себя как звери, - попытался вступить в диалог первый лейтенант, его дрожащий от злобы голос мерно лился из-под капюшона. – Они не достойны звания человека, совершают жестокие преступления.

- И чё! Да плевать я хотела на аэтерн. Да и вообще! – слюна разлеталась изо рта вместе с противным зловонием; она показала пальцем на ревущую девушку. – Это я навела на эту сучку наших парней, чтобы они её вчетвером выдрали. А то ишь, на неё мой мужик стал заглядываться. Совсем совесть потеряла стерва! Ну ничего, как видишь, ей наши парни напихали под хвост до такого, что теперь она долго на мужиков не посмотрит! – женщина смачно харкнула в её сторону. – Порванка грёбанная!

Для Иоганна это стало последней каплей, только её губы сомкнулись, внутри наёмника задрожала душа, будто хрусталь. В голове за пару мгновений сложились десятки способов расправы. Он бы мог ударить, мог бы вогнать кинжал в живот, но он выбрал самый жестокий и изощрённый способ.

Резко мелькнувшая из-под плаща ладонь нежно легла сбоку на голову женщины, словно приласкав её. Одной секунды хватило объятому огнём ярости уму, чтобы сотворить заклятье, ознаменовавшее себя громким треском.

- А-а-а! – заорала женщина; на всё улицу потянуло палёным волосом и жжённой плотью – часть волос была сожжена, голова погорела, а нордка грохнулась на улицу, став биться в конвульсиях, движения были не сложены, хаотичны, руки бессвязно мотались, а рот что-то пытался вымолвить, но не находил слов в опустошённом рассудке. 

Трибуле знал, что сделал – электрическим ударом он сжёг часть нейронов мозга и судя по взгляду пустых глаз, как она двигала руками, лишил её возможности говорить и двигаться.

- Стоять! – подоспели стражники-наёмники, изготовив сверкающие и начищенные маслом острые вужи; острые лезвия мгновенно уткнулись в грудь, опасно намекая, что это может оказаться последний день кондотьера.

- Я ваш, - первый лейтенант показал верительную грамоту. – Согласно закону «Об особом статусе наёмной стражи…».

- Да мы знаем, но ты ж херобора кипишу тут поднял!

- Хорошо, - рука скрылась за пазухой, а через пару мгновений в ладони стража мялся кошелёк, набитый серебром. – Только сразу всё не спустите.

- Что ж, будем считать, что ты заступился за аэтернийку и это, - задумался стражник, поправив шлем-саллет, - во, ты был в состоянии аффекта, понял? И займись девкой. 

Трибуле только хотел к ней приблизиться и помочь, но его опередила пара стражников в цветах и экипировке старой стражи – роскошные светло-бардовые сюрко с изображением гордого орла поверх кольчуг, латные пластины защищали руки и ноги, а шлем-капеллина прикрывал голову. Они склонились над девушкой и осторожно подняли её, кто-то накрыл её полотном ткани, спрятав оголённое тело.

- Спасибо, - обессилено выдавила из себя златокожая девушка.

 «Грёбанные расисты», - пошёл дальше Трибуле, рассуждая о самых радикальных организациях, вроде «Эрофинского легиона» или «Белых братьев», пальцы невольно сжимались на рукояти кинжала, в левой руке с противным треском заискрились светло-фиолетовые искры магического электричества. 

Расисты брали на вооружение методы кабаэтян и поступали до тошноты и ужаса жестоко – нападали на аэтерн, поджигали их дома, брали в плен их детей, чтобы требовать выкуп, стаскивали молодых аэетрниек в закоулки и тёмные улочки, чтобы изнасиловать. Ответом становилась чародейская ненависть и огонь, что сжигал дома с целыми семьями именитых националистов, когда удавалось – молодчиков загоняли в тупики, где до блевоты местных жителей мучили самыми жестокими заклятьями, сжигая, взрывая и размазывая по стенам. 

«Но отвечая огнём на огонь мы порождаем лишь зло», - подумал Иоганн.

Но есть ещё и преступники с крупными корпорациями. Они делят торгово-промышленный пирог разлагающейся Империи. Рекет, вымогательство, коррупция, подкуп, захваты и многие другие методы столкнулись с яростным сопротивлением местных феодальных правителей, что так же стремятся получить частичку власти на своей земле.

Великая столица всё больше погружалась в шторм безумия и лишь твёрдая рука сможет остановить усиливающийся хаос.

Трибуле дошёл до старенького заведения Эрофина – «Таверна путешественника», также не избежавшая изменений новой эпохи. Пройдя вовнутрь, осторожно отворив дверь, Иоганн ужаснулся – довольно самобытное и мирное заведение превратилось в чудаковатую вамп-наливайку. Отовсюду доносится гомерический хохот пьяной толпы, синюшний горько-сладковатый дым от кальянов и трубок, а также алкогольно-бомжатская вонь. Глаза буквально рябит отовсюду развешанных цветастых гирлянд и мишуры. Кто-то в углу напивается в доску, кто-то набивает морду другого, третьи же подобно паукам – держаться в тёмных углах потаённо и скрытно.

«О Мальфас, где же твоё правосудие?» - помолился наёмник, прежде чем подняться на второй этаж, где очень быстро нашёл обитель капитана.

Пройдя в комнатку, он застал своего командира при довольно интересном занятии – хорошо-сложенный мужчина, чья фигура будто бы воплощение древних статуй массировал нежную женскую шею. Чёрные слегка волнистые волосы были прям в такт шелковистым волосам женщины. Трибуле невольно загляделся на утончённых и хрупких плечах, где приметил каллиграфически исполненную татуировку бабочки.

- Хорошо получается, - тепло и ласково «мурчала» женщина. – После восхитительной ночи ты мне подарил и чудесный массаж.

- Поверь Миа, я не каждой девушке его делаю, - тепло молвил парень, продолжая нежно-нежно мять девчачье тело, поглаживая нежную кожу, иногда проводя по татуировке. – Ты вчера и сегодня была просто великолепна, как ты, никто не владеет телом. Скажи, ты кем была в прошлой жизни и как сюда попала?

- Это секрет, - чуткое острое ухо уловило в голосе отраву горечи. 

Первый лейтенант всё же решил напомнить о себе и покачнувшись, громко сказал:

- Пока я занимаюсь делами благочестивыми, ты с дамой развлекаешься! 

- Дядя Трибуле! – не отвлекаясь от массажа повернул голову парень, дав рассмотреть чудесное молодое лицо – подтянутые скулы, насыщенные голубые глаза, открытый лоб и худое лицо; он совершенно не производил впечатления наёмника с прозвищем «Железный», но внешность бывает обманчива.

А вот девушка слегка подпрыгнула, испугавшись пришедшего. Старый аэтерна отошёл в угол, встав у тумбочки, дабы не смущать даму и наслаждаясь чудесными ароматами духов, цветов и сладостью откупоренного вина.

- Я, наверное, пойду, - робко сказав девушка потянулась за одеждой, Иоганн тут же отвернулся. – А то бордель-мадам будет ругаться… её самое прибыльное вложение не работает.

Она довольно быстро облачилась, прикрыв изящное тело хорошим, но уже мятым платьем, которое открывало прекрасные ноги, утягиваемые высокими сапогами. Лицо дамы оказалось ангельски прелестным и даже невинным. Трибуле аж передёрнуло, в мутных потоках памяти возник образ небольшого монастыря у столицы и отчасти знакомой женщины.

Гийом поднялся с кровати, как только спутница ночи ушла, оставив лишь шлейф ягодных духов. На поджаром теле, рельефном и атлетически отлично сложенном, прекрасно сидела атласная рубаха рубинового цвета. Быстро он натянул кожаные сапоги со штанами и подошёл к окну, отворив его и впустив поток свежего воздуха.

- А ведь хорошо становиться в Нериме! – восхитился капитан. – Страна ограничений и тупого поклонения превращается в страну возможностей.

- Ага, вместе с возможностями в страну пришло насилие, жестокость и хаос, - печально произнёс первый лейтенант, найдя стул. – Страну лихорадит от конфликтов, от порядка остался только лишь призрак.

- Конечно, - он дотянулся до кубка с вином, в голосе чувствуется бодрость и уверенность… надежда. – Это переломный момент для всего Нерима. Представь себе – мы тысячелетия были под ярмом ограничений, под тоталитарным правлением и жестокой деспотией. А теперь само собой у народа посрывало крышу. Поверь, как выразился один из поэтов древности – «сладкий нектар свободы пьянит, но рано или поздно народы, упившись им, привыкают к нему и более не пьянеют, а извлекают лишь сладость». Ещё полгода и всё устаканится, не бойся, - улыбнулся Гийом, потянувшись к поясу, где болтаются ножны короткого и широкого меча.

- Стоило ли? – смущённо исподлобья взглянул на капитана офицер. – Это жертвы… много жертв. Я очень жалею, что у тебя прошло такое детство, знаю, что тебя гложет ненависть и злоба, но она разве настолько сильна, чтобы отвергать здравый смысл? – Трибуле встал и подошёл к капитану. – Разве ты не видишь, что творится на улицах?

- Мои идеалы атеизма и либерализма рождены не из того, что меня в детстве и юношестве заставляли быть религиозным, не из-за деспотичного отца, поверь мне, - лёгкая дрожь пронизала речь. – И я тебе говорил – это необходимая цена за свободу. Умрут ли десятки народа от законов тирании или же в разборках – неважно. Между безумством свободы и стройной жестокостью тирании – первое есть меньшее зло. Главное, что теперь Эрофин, да и весь Нерим волен сам определять свою свободу, без ложных богов, - он тут же умолк, посмотрев на аэтерна, лицо которого осталось неизменно-каменным. – Прости, я знаю, что для тебя значат старые боги и не хотел…

- Всё в порядке, ты выразился так, как свойственно либеральной молодёжи – резко, дерзко, наплевав на авторитеты и своенравно, - Трибуле положил руку на плечо капитана, слегка похлопав. – Всё хорошо, правда. Будем мы с тобой ссориться? Ты стал рьяным парнем и хорошим капитаном. Отец бы гордился тобой.

- Не вспоминая о нём, - фыркнул Клермонт, на лице проступила печаль.

 Этот разговор сейчас не имеет смысла. Аэтерна пришёл не за тем, чтобы обсудить дела минувших дней, или поспорить о политике или религии. Его ждут куда более насущные дела, рождённые из религиозных и политических противоречий, что породила новая власть.

- Ладно, пора перейти к конкретным делам, - встал Трибуле, вынув лист пергамента, его тут же вырвал командир. – Это распоряжение – нас ждут в казармах. Начальник гарнизона всех созывает на военный совет. У нас проблемы на юге – у Салена объявились боевые группы Кристофера.

- Что ж, вот теперь мы действительно займёмся делом наёмников и военных. А то эти караулы и патрули совсем осточертели, - бодро произнёс капитан, кинувшись за курткой, буквально на миг отвлекшись на вопрос. – Дядя Трибуле, неужто Эрофин так сильно изменился?

- Да, Эрофин сильно потрепало - с горькой усмешкой и оскоминой на лице произнёс Иоганн Трибуле. – Утро я начал в практически пустом храме, а заканчиваю его в набитом битком борделе.