Ну вот, вчерашнее записала

–А меня током не шандарахнет? – Галя попыталась изобразить «боюсь-боюсь», и шутку, кажется, поняли. Если, конечно, группу студентов не забавлял ее вид сам по себе. Установка на редкость напоминала то, что мог бы родить старый электрический стул, согрешивший с энцефалографом. 

–Не должно, – Вадик приклеил к ее лбу последний датчик, надвинул сверху обруч и полюбовался делом рук своих. – Ну вот, теперь берешь эту колоду и смотришь по минуте на каждую картинку. А вы все, когда я скомандую, рисуете то, что вам придет в голову, и предупреждаю – похабени в колоде нет! Мне потом ваши бланки в отчет подшивать!

Студенты захрюкали. Галя хотела сказать Вадику, чтобы куда действеннее будет пригрозить не ставить обещанный зачет автоматом тем, кто нарисует вместо символов из колоды более интересные молодым людям органы и предметы, но промолчала. Просто перетасовала колоду, очень похожую на ту, которую использовали в «Охотниках за привидениями», подвинула ближе маленькие песочные часы, сохранившиеся еще с советских времен, и задумалась, зачем они вообще проводят этот эксперимент.

Вадик точно ответил бы «потому что иначе нашу кафедру когда-нибудь оптимизируют».  Или «мне Ключ квартальную премию обещал, если выгорит». Научного прорыва, наверное, и сам профессор Ключевский от своего проекта не ждал. Передача мыслей на расстоянии от человека к человеку, без вживления в мозг дополнительных устройств, – тема скорее двадцатого века, чем двадцать первого. Все верят, что киберпанк не за горами, будущее за симбиозом человека с машиной, потому что машины уже оказались лучше людей в творчестве и точном исполнении приказов. И в понимании того, чего человек от них хочет, тоже. 

И даже если у них в итоге что-то и получится, если эффект окажется легко воспроизводимым, то куда его приспособят? Для рекламы? В проходящих мимо магазина внедрять желание зайти и купить что-нибудь? Или как у Стругацких – массы оболванивать? Так это в обе стороны работает, зависит от того, кого в установку посадить и что он решит транслировать. По человеку ведь не скажешь, о чем он на самом деле думает.

Галя Клёст не была фанатиком науки. В НИИ Человека, созданный в девяностые, ее занесла скорее жажда чуда. Желание оказаться там, где откроют что-то способное изменить жизнь людей сильнее, чем Интернет или сотовая связь. Увы, профессора кафедры парапсихологии с каким-нибудь Чарльзом Ксавье роднила только лысина и склонность всеми командовать. Зато язык у него был подвешен хорошо, гранты он выбивать умел, и за участие в экспериментах Ключевского действительно можно было попасть в лист получающих заветную кварталку. 

Так что Галя без вопросов чистила клетки с крысами, которые в предыдущей серии экспериментов таки, кажется, смогли транслировать друг другу желание пожрать и схему выхода из лабиринта. А обезьян, на которых Ключевских хотел провести опыты, ему не дали, зато выделили группу студиозусов. Разница вышла не очень большая, только что клетки чистить не надо. 

Она усмехнулась своим мыслям, взяла верхнюю карту и перевернула часы.  Надо было сосредоточиться на изображении звезды, но вместо этого в голову лезли мысли о том, как хорошо было, когда она только начинала работу и почти верила, что где-то в здании НИИ однажды напорется на каких-нибудь Иных, или пришельцев, или сверхлюдей. Когда идеи Ключевского, насквозь коммерческие и конъюнктурные по сути своей, казались возможным ключом к спасению человечества. Ступенькой к той самой фантастической реморализации, которая переключит мысли сытых людей с вопроса «как бы заработать больше ближнего» на вопрос «как бы помочь голодным», которая уберет проклятый парадокс, при котором пустых домов больше, чем бездомных людей. 

За окном громыхнуло, полил дождь. Песок пересыпался в нижнюю колбу. Вадик махнул рукой, давая студентам команды перейти ко второй графе бланка, и щелкнул рубильником.

Невероятной силы разряд сотряс, казалось, все здание. Гибрид электрического стула с энцефалографом, на котором сидела Галя, испарился в ослепительной вспышке.