6 августа
Автор: Орешкина Елизаветаи несколько отрывков из десятой главы "Военных и политических последствий атомной энергии" Патрика Блэкетта. Строго говоря, её бы всю скинуть, но текста слишком много.
В ходе этого анализа мы не нашли убедительных военных причин для решения сбросить первую атомную бомбу 6 августа, а не в какой-либо другой день в течение следующих шести недель или около того. Но очевидна весомая дипломатическая причина, связанная с балансом сил в послевоенном мире.
...Можно себе представить, с какой поспешностью две бомбы — единственные из существующих — были переправлены через Тихий океан, чтобы сбросить их на Хиросиму и Нагасаки как раз вовремя, и только для того, чтобы японское правительство сдалось лишь американским войскам. Запланированное успешное советское наступление, которого так долго ждали, осталось почти незамеченным в мировой шумихе, вызванной сбросом бомб.
...Поспешная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки стала решающим успехом, поскольку все политические цели были полностью достигнуты. Америка получила контроль над Японией, и ей не придётся сражаться с Россией за сферы влияния.
Стоит кратко остановиться на двух других теориях о времени сброса бомбы. Первая: бомба, сброшенная на Хиросиму за два дня до начала советского наступления, стала чистой случайностью. Эта точка зрения объясняет заявление мистера Стимсона о том, что "было жизненно важно быстро приложить достаточные усилия с помощью тех немногих бомб, которые у нас были", поскольку оно относится к понятному и достойному одобрения желанию закончить войну как можно скорее. Это можно интерпретировать и так: многие американцы испытывают непреодолимое желание немедленно использовать любое новое устройство, независимо от последствий. Проблема этой теории заключается в том, что выбор времени для сброса бомбы является дипломатической ошибкой. Ведь должно быть совершенно ясно, что советское правительство решило бы: сброс бомб за два дня до начала советского наступления имеет то значение, которое, как мы предполагали, было на самом деле.
Если это не должно было иметь такого значения, то выбор времени был такой бестактностью, перед которой вся последующая "бестактность" советской дипломатии в отношении контроля над атомной энергией меркнет. То, что выбор времени не был случайной ошибкой, вероятно, объясняется тем фактом, что не было предпринято никаких последующих шагов для смягчения ее последствий.
Вторая теория связана не с выбором времени, а с выбором в качестве цели необъявленного и густонаселенного города. Эта теория признает, что не было убедительной военной причины для применения бомб, но утверждает, что это была политическая необходимость оправдать перед Конгрессом и американским народом расходование огромной суммы в два миллиарда долларов. Едва ли можно поверить, что американцы всерьез выдвинули такое объяснение, но, похоже, так оно и было, и довольно широко распространено. Те, кто поддерживает эту теорию, похоже, не осознают ее последствий. Если бы летом 1945 года эта точка зрения повлияла на правительство Соединенных Штатов, то, возможно, когда-нибудь в будущем, когда будет потрачено еще два миллиарда долларов, оно пожелало бы устроить еще одно кровавое шоу с участием граждан какой-нибудь другой страны, а не тех 120 000 жертв Хиросимы и Нагасаки, как это было пару лет назад. Самый умный человек вряд ли смог бы придумать теорию сброса бомбы, которая была бы более оскорбительной для американского народа и с большей вероятностью привела бы к энергичному усилению советской обороны.
Давайте подытожим три возможных объяснения решения о сбросе бомб и его выбора времени. Первое, что это был умный и весьма успешный ход в области силовой политики, почти наверняка верно; второе, что выбор времени был случайным, уличает американское правительство в невероятной бестактности; и третье, теория о кровавом шоу, уличает его в столь же невероятной безответственности. Распространенность в некоторых кругах двух последних теорий, по-видимому, объясняется любопытным предпочтением считать их безответственными или бестактными, но ни в коем случае не умными.
Есть еще один аспект сброса бомбы, о котором необходимо упомянуть. Несомненно, среди физиков-ядерщиков, работавших над проектом, было много тех, кто рассматривал сброс бомб как победу прогрессивно настроенных представителей военного и политического руководства. Чего они боялись, так это того, что бомбы не будут сброшены во время войны с Японией, но что будет предпринята попытка сохранить их существование в тайне и что будет создан запас для возможной войны с Россией. Для тех, кто сильно опасался этого последнего возможного исхода, сброс бомб и последовавшая за этим огласка, как и следовало ожидать, казались меньшим злом. Вероятно, те, кто думал об этом, не предполагали, что бомбы будут сброшены на многолюдные города.
Мотивы, стоящие за выбором целей, остаются неясными. 9 августа 1945 года президент Трумэн заявил: "Мир узнает, что первая атомная бомба была сброшена на военную базу в Хиросиме. Это было сделано потому, что мы хотели, в первую очередь, избежать, насколько это возможно, гибели мирных жителей". С другой стороны, в официальном отчете о бомбардировках мы читаем: "Хиросима и Нагасаки были выбраны в качестве целей из-за их концентрации предприятий и населения". Здесь, по-видимому, налицо признаки отсутствия координации между ведомствами.
Таким образом, мы можем сделать вывод, что сброс атомных бомб был не столько последним военным актом второй мировой войны, сколько одной из первых крупных операций холодной дипломатической войны с Россией, которая сейчас (в 1948 году) продолжается. Однако тот факт, что реалистичные цели в области военной политики, которые были так хорошо достигнуты благодаря своевременному взрыву бомбы, не соответствовали заявленной цели спасения "неисчислимого количества" жизней американцев, вызвал острый внутренний психологический конфликт в умах многих англичан и американцев, которые знали или подозревали о некоторых реальных фактах.
Этот конфликт был особенно острым в умах самих ученых-атомщиков, которые справедливо чувствовали глубокую ответственность за то, что их блестящая научная работа использовалась таким образом. Осознание того, что их работа была использована для достижения дипломатической победы в отношении силовой политики послевоенного мира, а не для спасения жизней американцев, было слишком тревожным для многих из них, чтобы они могли сознательно это признать. Чтобы развеять свои собственные сомнения, многие пришли к убеждению, что сброс бомб на самом деле спас миллион жизней. Таким образом, получилось, что те люди, которые обладали сильнейшим эмоциональным стремлением спасти мир от последствий применения атомных бомб в будущем, в целом имели очень искаженное представление о реальных обстоятельствах их первого применения.
...Можно себе представить, с какой поспешностью две бомбы — единственные из существующих — были переправлены через Тихий океан, чтобы сбросить их на Хиросиму и Нагасаки как раз вовремя, и только для того, чтобы японское правительство сдалось лишь американским войскам. Запланированное успешное советское наступление, которого так долго ждали, осталось почти незамеченным в мировой шумихе, вызванной сбросом бомб.
...Поспешная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки стала решающим успехом, поскольку все политические цели были полностью достигнуты. Америка получила контроль над Японией, и ей не придётся сражаться с Россией за сферы влияния.
Стоит кратко остановиться на двух других теориях о времени сброса бомбы. Первая: бомба, сброшенная на Хиросиму за два дня до начала советского наступления, стала чистой случайностью. Эта точка зрения объясняет заявление мистера Стимсона о том, что "было жизненно важно быстро приложить достаточные усилия с помощью тех немногих бомб, которые у нас были", поскольку оно относится к понятному и достойному одобрения желанию закончить войну как можно скорее. Это можно интерпретировать и так: многие американцы испытывают непреодолимое желание немедленно использовать любое новое устройство, независимо от последствий. Проблема этой теории заключается в том, что выбор времени для сброса бомбы является дипломатической ошибкой. Ведь должно быть совершенно ясно, что советское правительство решило бы: сброс бомб за два дня до начала советского наступления имеет то значение, которое, как мы предполагали, было на самом деле.
Если это не должно было иметь такого значения, то выбор времени был такой бестактностью, перед которой вся последующая "бестактность" советской дипломатии в отношении контроля над атомной энергией меркнет. То, что выбор времени не был случайной ошибкой, вероятно, объясняется тем фактом, что не было предпринято никаких последующих шагов для смягчения ее последствий.
Вторая теория связана не с выбором времени, а с выбором в качестве цели необъявленного и густонаселенного города. Эта теория признает, что не было убедительной военной причины для применения бомб, но утверждает, что это была политическая необходимость оправдать перед Конгрессом и американским народом расходование огромной суммы в два миллиарда долларов. Едва ли можно поверить, что американцы всерьез выдвинули такое объяснение, но, похоже, так оно и было, и довольно широко распространено. Те, кто поддерживает эту теорию, похоже, не осознают ее последствий. Если бы летом 1945 года эта точка зрения повлияла на правительство Соединенных Штатов, то, возможно, когда-нибудь в будущем, когда будет потрачено еще два миллиарда долларов, оно пожелало бы устроить еще одно кровавое шоу с участием граждан какой-нибудь другой страны, а не тех 120 000 жертв Хиросимы и Нагасаки, как это было пару лет назад. Самый умный человек вряд ли смог бы придумать теорию сброса бомбы, которая была бы более оскорбительной для американского народа и с большей вероятностью привела бы к энергичному усилению советской обороны.
Давайте подытожим три возможных объяснения решения о сбросе бомб и его выбора времени. Первое, что это был умный и весьма успешный ход в области силовой политики, почти наверняка верно; второе, что выбор времени был случайным, уличает американское правительство в невероятной бестактности; и третье, теория о кровавом шоу, уличает его в столь же невероятной безответственности. Распространенность в некоторых кругах двух последних теорий, по-видимому, объясняется любопытным предпочтением считать их безответственными или бестактными, но ни в коем случае не умными.
Есть еще один аспект сброса бомбы, о котором необходимо упомянуть. Несомненно, среди физиков-ядерщиков, работавших над проектом, было много тех, кто рассматривал сброс бомб как победу прогрессивно настроенных представителей военного и политического руководства. Чего они боялись, так это того, что бомбы не будут сброшены во время войны с Японией, но что будет предпринята попытка сохранить их существование в тайне и что будет создан запас для возможной войны с Россией. Для тех, кто сильно опасался этого последнего возможного исхода, сброс бомб и последовавшая за этим огласка, как и следовало ожидать, казались меньшим злом. Вероятно, те, кто думал об этом, не предполагали, что бомбы будут сброшены на многолюдные города.
Мотивы, стоящие за выбором целей, остаются неясными. 9 августа 1945 года президент Трумэн заявил: "Мир узнает, что первая атомная бомба была сброшена на военную базу в Хиросиме. Это было сделано потому, что мы хотели, в первую очередь, избежать, насколько это возможно, гибели мирных жителей". С другой стороны, в официальном отчете о бомбардировках мы читаем: "Хиросима и Нагасаки были выбраны в качестве целей из-за их концентрации предприятий и населения". Здесь, по-видимому, налицо признаки отсутствия координации между ведомствами.
Таким образом, мы можем сделать вывод, что сброс атомных бомб был не столько последним военным актом второй мировой войны, сколько одной из первых крупных операций холодной дипломатической войны с Россией, которая сейчас (в 1948 году) продолжается. Однако тот факт, что реалистичные цели в области военной политики, которые были так хорошо достигнуты благодаря своевременному взрыву бомбы, не соответствовали заявленной цели спасения "неисчислимого количества" жизней американцев, вызвал острый внутренний психологический конфликт в умах многих англичан и американцев, которые знали или подозревали о некоторых реальных фактах.
Этот конфликт был особенно острым в умах самих ученых-атомщиков, которые справедливо чувствовали глубокую ответственность за то, что их блестящая научная работа использовалась таким образом. Осознание того, что их работа была использована для достижения дипломатической победы в отношении силовой политики послевоенного мира, а не для спасения жизней американцев, было слишком тревожным для многих из них, чтобы они могли сознательно это признать. Чтобы развеять свои собственные сомнения, многие пришли к убеждению, что сброс бомб на самом деле спас миллион жизней. Таким образом, получилось, что те люди, которые обладали сильнейшим эмоциональным стремлением спасти мир от последствий применения атомных бомб в будущем, в целом имели очень искаженное представление о реальных обстоятельствах их первого применения.
...и немного нейросетного Роберта разбавить всё это текстовое полотно.
