Сказочка о "сильном лидере"

Авторы книг о Людовике Одиннадцатом: романисты, и прежде всего Вальтер Скотт, оклеветали короля Людовика, изобразили его каким-то чудовищем, злобной гаргульей из мрачного готического замка, а на самом деле он был дальновидным политиком, заботившимся о благе Франции, умным и добродушным человеком, наделённым чувством юмора и умением учиться на своих ошибках, блаблабла.

Те же авторы:

- Людовик устраивал насильственные браки, выдавая девушек из дворянских семей за своих незнатных приближённых и слуг. Для того, чтобы заключать такие браки, он шел на любые средства - похищение двенадцатилетней девочки у ее деда с целью выдать ее замуж; арест, брань и угрозы, обрушенные лично королем на двух женщин - будущую невесту и ее мать; тюремное заточение отца невесты, который дал свое согласие на брак после года содержания в тюрьме в результате угроз своим близким, оставшимся на воле... И так далее, и все тому подобное.

- Людовик, которому авторы ставят в заслугу умение грамотно распорядиться финансами (например, сманивая к себе на службу приближённых своих врагов при помощи прямого подкупа), естественно, платил членам своего "клана" за счёт налогов и поборов, ложившихся на плечи крестьян, ремесленников и торговцев. При этом он вопреки всем правилам, законам и обычаям требовал у городских старшин освобождать служивших ему людей от всех налогов, повинностей и сборов в пользу города, где они жили. Современным людям это может показаться странным, но такие действия со стороны короля средневековыми старшинами и горожанами воспринимались не как нечто само собой разумеющееся, а как попрание закона и произвол. Королю приходилось прибегать к письмам с угрозами, чтобы заставить магистраты уступить, но это не значило, что кому-то казалось допустимым и нормальным, что связь с королем ставила человека выше обычных социальных обязательств и законов. Тем более , что люди прекрасно знали, что такое  положение часто приобреталось ценой крайне неблаговидных услуг монарху.

- В молодости Людовик возглавлял армию капитанов, носивших красноречивое название "живодёров", и успешно командовал этими достойными людьми на поле боя. У одного автора, пытавшегося обелить Людовика от "несправедливых и поверхностных суждений романистов" и показать его сильным и достойным уважения политиком, я, например, наткнулся на такой фрагмент:

"когда Людовик вошел в Монбельяр — свидетель написал:

Я видел и слышал такие жестокости и зверства, о которых никто никогда не слышал. Невозможно представить, каким пыткам подвергают эти мучители несчастных людей, попавших в их руки. Все мое тело содрогается от этой картины каждый раз, когда я ее вспоминаю"

Тот же самый автор пишет об этом походе:

"Посевы сжигались, амбары разграблялись, винные прессы, мельницы и сельскохозяйственные инструменты всех видов разрушались ради разрушения. Живодеры поджаривали крестьян медленно, чтобы выяснить, где они спрятали свои ценности, и часто, узнав все что нужно пренебрегали извлечением своих жертв из пламени. Иногда они запирали мужчину в сундук и по очереди насиловали его жену".

Спрашивается - и где тот Вальтер Скотт? По сравнению с такими грубыми и энергичными пассажами все, сказанное о Людовике в "Квентине Дорварде" - бледная и расплывчатая тень.

Разница только в том, что Скотт не ставил себе цели оправдать и похвалить Людовика, а автор данной исторической работы даже о зверствах "живодёров" пишет с ноткой удовлетворения. Вот, мол, как успешно они продвигались вглубь чужой земли и наводили ужас на противника!

При этом автор, вероятно, все же чувствует, что слово "живодёры" отдает чем-то нехорошим и бросает тень на его главного героя, а потому предпринимает попытку оправдать Людовика - ужасы на чужой земле, мол, были необходимы, чтобы выманить распоясавшуюся за время Столетней войны солдатню из Франции.  Однако феодалы, отвечающие за другие регионы той же Франции, справились с этой задачей другим способом, и только наш герой решил, что лучший способ положить конец бесчинствам наемников в своих землях - это самому возглавить эту банду и отправиться жечь и насиловать к соседям! Кроме того, если исходить из идеи, что бедный Людовик, как Гамельнский крысолов, просто играл крысам на дудочке, чтобы сманить их из родного города, то очень трудно объяснить, почему варлорды "живодёров" потом оставались в его ближнем окружении до самой своей смерти и использовались Людовиком... внутри той же самой Франции, из которой он их так успешно "вывел".

Наконец - барабанная дробь! - Людовик произвел даже массовую депортацию!

В 1479 году Людовик решил поставить масштабный социальный эксперимент в городе Аррас. Все тот же автор пишет:

"К середине мая (1479 г.) жители Арраса начали покидать город, а к концу июня, по собственному выбору или по принуждению, большинство из них уехали. Одни нашли пристанище и помощь в других французских городах, другие искали убежища на территории Бургундии. Аррас стал называться Франшиз. Чтобы побудить новых поселенцев создать образцовый город и вложить все силы в производство сукна, их освободили от всех налогов. В июне региональные ассамблеи по всей Франции информировали представителей окрестных городов о последних деталях эксперимента короля.

  Франшиз должны были заселить 3.000 семей ремесленников и лавочников. Каждый из главных городов королевства должен был предоставить свою долю переселенцев: Орлеан — 70 глав семейств, Тур — 50, Труа — 48, Эврё — 25 и так далее. Восемь провинций Юга должны были прислать по 29 купцов и 200 рабочих. Особое внимание уделялось работникам обрабатывающей шерсть промышленности и производителям сукна. Все муниципальные контингенты переселенцев были подвергнуты смотру королевскими комиссарами. Затем они были сформированы в колонны и продолжили движение на север...

Проблема заключалась в том, что объект этой заботы, новые колонисты, упорно не хотели вести себя как предприимчивые люди, упуская выгоды и возможности и демонстрируя вопиющее пренебрежение ко всей концепции колонизации. Миланский посол сообщал из Парижа, что видел 1.500 человек, отправлявшихся во Франшиз "со слезами на глазах". Никола ди Роберти, посланник Феррары, писал, что "большая часть [колонистов] едет только потому, что их заставляют, и король сильно ожесточил сердца своих людей из-за этого". Города, конечно, воспользовались ситуацией, чтобы избавиться от нежелательных членов общества. Офицеры города Орлеана, опасаясь, что двенадцать человек из их отряда будут отклонены королевскими комиссарами в Мёлане, предложили комиссарам в качестве подарка вино и 100 золотых крон. Это была жалкая кавалькада, которая медленно пробиралась через Пикардию: мужчины верхом, женщины и дети, трясущиеся в телегах, набитых соломой, а повозки, заваленные домашним скарбом и ремесленными инструментами, следовали позади. В Франшизе дома пополнялись семьями, лавки — ремесленниками. Но ничего не происходило. Город не начинал жить. Колонисты, в большинстве своем, не были заинтересованы в работе, товары для торговли не производились, люди предпочитали голодать и сетовать на свою судьбу.

Не желая признавать поражение, король Людовик созвал своих экспертов и снова ринулся в бой. Он решил, что традиционной отрасли города — производству тканей — уделялось недостаточно внимания, и приказал провести новый набор, на этот раз только из купцов и текстильщиков. Франшиз все же начал производить ткань, но в недостаточном количестве и зачастую низкого качества.

В 1481 году Людовик разработал новый план. Чтобы восполнить недостаток капитала, он создал компании, каждая из которых имела капитал в 5.000 экю. Но в королевстве отказывались покупать ткань, произведенную этими компаниями, потому что она была слишком дорогой, а качество ее всегда оставляло желать лучшего. Затем король предоставил городу муниципалитет, увеличил его привилегии и льготы и постановил, что другие города Франции должны потреблять текстильную продукцию, производимую рабочими Франшиза. Каждая штука ткани опечатывалась свинцовой пломбой с буквой F. Однако эта мера вдохновила колонистов на всевозможные ухищрения, но оказалась неспособной побудить их к труду.

В конце концов, Людовик неохотно позволил новым жителям Франшиза вернуться в свои прежние места проживания, а бывшему населению города разрешил вернуться в Аррас" (с)

Милостивец! Даже вернуться разрешил. А мог бы бритвой по глазам...

Что интересно, каждого жестокого правителя, централизатора и собирателя земель, его сторонники всегда оправдывают тем, что "зато он был эффективный менеджер" - и всякий раз, поближе посмотрев на эффективный менеджмент, ты неизменно обнаруживаешь там очередной Аррас.

Но в дурном образе Людовика, конечно, романисты виноваты. Безответственные люди - они, может быть, даже не знали тех подробностей, которые включают в свою книгу наши авторы... А надо было знать. Знать - и оправдывать. И посвящать длиннейшие периоды тому, что вообще-то Людовик не был жестоким человеком... Или самодуром... Или грубияном и сатиром. Он был сильным лидером (живодёры!), человеком с добродушным чувством юмора (насильственные браки дочерей французской знати со своими камердинерами и шотландскими гвардейцами!), и эффективным управленцем (депортация арассцев!).

А потом пришел какой-то тупоумный Вальтер Скотт и очернил бедного короля в своем романе. И пошло-поехало.

В общем, не сомневаюсь, современные историки о наших "эффективных" тоже чего-то такого понапишут.

Хоть бы не забыли про детали - от деталей в их работах пользы однозначно больше, чем от обобщений