Полуночная гостья. 3.15

15

Прозвучал теплый голос, ласкающий слух,

И слова запорхали, легки, словно пух:

– Мне приятно, пришелец, что праздный покой,

Притяженье взаимное с парком, рекой

Во владеньях моих ты внезапно нашел.

Путь прервался. К порогу в спокой ты пришел.

Пусть расстелется радость, как шелк!

Слушай зов заповедной земли.

А со мною ты грусть раздели.

Если ж завтра захочешь забыть и уйти,

Просто вспять повернуть – не закрыты пути.

Только коль ты прозвание вслух назовешь,

Мне прозванье свое назовешь,

То, хотя б не желая, здесь жизнь проживешь,

Бесконечною жизнь назовешь,

Краски времени отберешь,

В сердце с горечью их соберешь

И от старости не умрешь.

Но кого-то из-за черты,

Но чего-то из-за черты,

Хоть случайно коснешься ты

И мгновенно умрешь.

Собеседницу я, содрогнувшись, спросил:

– Кто же горький тебе приговор огласил?

– Я от смертной судьбы здесь укрылась сама.

Но тюрьма по охоте – ведь тоже тюрьма.

У меня преимущество все-таки есть.

Та реальность не сможет свершить свою месть.

Для нее недоступна я полностью здесь.

Все, что только способно проникнуть сюда,

Для меня – не беда,

Для меня – ерунда,

Причинить мне не в силах вреда.

Все касания смоет речная вода.

Я – хозяйка в своем уголке,

Лишь раз в сутки купаюсь в реке,

Очень долго плещусь я в реке.

Если ж в брошенный мир, расхрабрясь, перейду,

Там в мучениях смерть непременно найду,

За минуту совсем пропаду,

После в проклятый мир попаду.

Он – безликий, холодный, оправленный в лед.

Там ветров над торосами длится полет.

Там ветров триумфален разлет.

Но не буду заблудшей бездомной душой.

В новой плоти предстану, покрытой паршой,

С злыми язвами ярко зацветшим лицом.

Замечусь под метелью живым мертвецом.

Жалит холод и палую плоть.

Станет он меня вечно колоть.

Родовое проклятье

Распахнет мне объятья.