Как зацепить читателя?

Продолжаю работать над книгой "Берег Птицелова". Начала писать историю Польги. Думаю, поставить в начало книги, как завязку. 

Пришла спросить друзей - товарищей. Как по-вашему мнению, увлечет ли история с таким началом читателя. 

Ищу компромиссы между тем, что хочу сама и тем, что хочет читатель. 

Как его, дорогого-ненаглядного зацепить? 

(эротику не предлагайте, это 16+, серьёзная тема, про оборотней, дриад, музыкантов и других нац. меньшинств) 

***

Чогер долго и безуспешно толкал лодку носом. Толкнет к берегу, а волна - обратно. Выбился из сил, рассвирепел, дал по корме хвостом как следует - тут лодку, наконец, перебросило через береговые волны и вынесло на мель. 

Слава Вечной Горе! А то уж думал, не свезет. Лодка в хозяйстве всегда пригодится, да и, потом, внутри лодки что-то болталось, какой-то груз. Не рыбак, нет, что-то в треть веса. Может, снасти. Хорошо бы они, не помешали бы. 

Нынче луностояние выдалось штормовое. И хлопоты лишние, и добычи в неспокойной воде с гулькин нос. А тут еще Чогер непростительно лоханулся - повредил плавник - крепко припечатался о скалу при нырке. Сутки плавал, капая черной кровью. Болело, конечно, но пустяки. Главное, чтобы не заражение. В море подорожник не приложишь, в море лечит соль. Чогер терся раной о солевые кристаллы, благо, знал, где найти. Повстречал стайку макрели, с голоду не помер, повезло. Когда луна пошла на убыль и Чогер понял, что может возвращаться, то ни минуты не медлив, поплыл к берегу, предвкушая жаркую печь и долгий сон в тепле, намереваясь выкликать Ливану и взять у нее за услугу лечебные травы. 

Тут-то он и приметил пустую лодку, бьющуюся об утес. Дотолкал мощной мордой до береговых волн. Другой бы бросил, но Чогер - упрямый мужик, потому и дожил до сорока, а не сдох в рыбацких сетях, как многие из его рода. 

Чогер доплыл до мели, вполз на песок мягким чешуйчатым пузом, тут и перекинулся - долго, муторно, как всегда. А как перекинулся, тотчас ощутил кожей ледяную воду и боль в руке. Да, рана плохая, рваная, на предплечье порвана мышца, четвертый палец не гнется. Вот же ведьма морская, как вляпался! 

Холод сразу пронзил его голое, большое тело, вцепился в лохмы мокрых волос, а штормовой ветер обжег спину и зад. Мужик выругался, прихватил здоровой рукой лодку, которую уже потихоньку смывало с мели обратно в море, и поволок добычу в свой грот, где ждали одежда, аптечка и курево, и где можно было немного сбить табаком давно ставший ненавистным рыбий запах. 

Темной осенней ночью луна то пряталась в рваных облаках, накрывая мраком морской берег, то появлялся в просветах, выхватывая скалистый пейзаж, лишь на короткое время показывая дорогу. В такой миг Чогер оглядывался на лодку, стараясь рассмотреть груз, но холод гнал его, голого, к гроту, а луна только дразнила. 

Лишь добравшись до убежища, запалив свечу, приложив к ране повязку, ругаясь сквозь стучащие зубы, он, наконец, оделся и только тогда затащил лодку внутрь грота и полез в нее со свечой. 

Лодка оказалась добротная, толковая, со свежевытесанным килем, может потому и не перевернулась в шторм. На дне ее болтались старые снасти, а в большой брезентовый штормовик было замотано непонятное добро. Чогер склонился, ткнул сверток сначала ногой, а потом рукой. И когда сообразил, в ужасе отпрянул, выругался, поставил на банку свечу и осторожно, двумя руками перевернул. 

Ребенок был уже большой, но Чогер в детях не разбирался, как и не сразу понял, что это девочка, а не мальчик. Не понял, пока пока не развернул штормовик и не увидел насквозь мокрое платье, кожаную сумку с вышитыми большими цветами, обмотанную вокруг тощего тельца, длинные светлые волосы, мягкие щеки, белые, бледные, но плавные черты лица. Девочка была без сознания, но дышала. 

Чогер достал ее из лодки, подхватил под спину и… его рука нащупала на спине большие бугристые отростки. Не может быть! Чогера бросило в жар. Чудеса! Впрочем, в чудеса он не верил. Надо было удостовериться, звать Ливану, сулить ласки и рыбу. Чогер завернул находку обратно в штормовик, перекинул на здоровое плечо, задул свечу и вышел из грота. Дорогу к своей избе он легко находил вслепую. Который год, каждое луностояние, шел он этой тропой, и зимой и летом, всегда. К морю и назад. 

Как назло - ни одного зайца не попалось по пути, чтобы послать за Ливаной. Сидят косые в такую погоду по норам, только оборотни да дриады и болтаются.

Но уже на подходе к дому Чогер приметил белый дым над ельником и вздохнул с облегчением. Умница Ливана пришла сама. 

- Истосковалась? - входя в избу, спросил хозяин. 

- А то! - Ливана сидела на постели, подогнув полные ноги, ждала. - Бабий голод в луностоние особый. Знаешь же. 

- Не до баловства, голуба. С подарком я. Двигай, прелести с одеяла. - Чогер тяжело опустил на кровать завернутую в штормовик ношу. - Руку сильно подрал. Хотел за тобой посылать. А ты уже здесь, как чуяла. - Он обнял дриаду, крепко поцеловал в губы, но тотчас охнул от боли в предплечье, отпустил плотную талию, сел, сгорбившись, у свертка. - Свечу давай! Покажу чего. 

Ливана осмотрела девочку без интереса. 

- Ну и? Зачем ты ее приволок? Подкинул бы в деревню. Пусть люди сами разбираются. 

- Людей не знаешь? Им на чужих детей плевать. Кто возиться станет? 

- А ты, стало быть, станешь? 

Ливана выпрямилась, удивленно посмотрела на Чогера, будто решала, восхищаться любовником или злиться на его глупость. Румянец шел ее не молодому породистому лицу, и плавные, всегда гордые плечи тянули из Чогера нежное чувство. 

Его б воля - забрал бы в жены. Только его воли здесь не было. Ливана покачала головой и снова склонилась над девочкой: 

- Насквозь мокрая. Утопленница что ли? Дай рубаху сухую. Переодену ее, раз уж так... - она подождала пока Чогер найдет в сундуке теплую рубаху. - А теперь отвернись! 

Хозяин послушно повернулся к любовнице широкой спиной и принялся рассказывать: 

- Я вытащил из моря лодку. Еле дотолкал до берега. Хорошая лодка, добротная. Приволок в грот. А в лодке сверток. 

Ливана вскрикнула. Коротко, глухо ахнула, схватила Чогреа за здоровую руку, развернула к себе: 

- Смотри! 

Раздетая девочка лежала на животе, до пояса укрытая огромной рубахой. На голой тощей спине, на костлявых лопатках торчали небольшие, с ладонь величиной, зачатки цыплячих крыльев. Зеленые жидкие перья намокли. Даже ему, оборотню-одиночке, зрелище показалось отвратительно жалким. Рука заболела сильнее. Чогер устало сел возле ребенка: 

- Никак не согреюсь. Лютый нынче ноябрь… 

- Да, - Ливана накрыла девочку одеялом, поставила на печку чайник и подкинула дров. - Лютый и опасный. Я промою тебе рану. И спи. Завтра принесу травы. Сегодня они тебе не понадобятся. Ей, - дриада кинула осторожный взгляд на ребенка, - ей дам попить и все. Укутай ее потеплее. Очнется сама - хорошо. Нет - еще лучше. И не смотри не меня так, красавчик. Я живу на этом свете и на том живу. Крылатые люди прокляты. Сказки о них забыты. 

Обжигающая тряпка легла на рану. Чогер сжал зубы, ухватился за руку женщины, притянул к себе. 

- Сколько тебе лет, Лив? 

- Спрашивал уже, - игриво улыбнулась дриада, погладила его черную бороду. 

- Да? - Чогер слегка нахмурил брови. - И что ты ответила? 

- Правду! Я сказала - не помню. Это и есть правда.