Слово Мастеру: Назым Хикмет (15 января 1902 — 3 июня 1963)
Автор: Анастасия Ладанаускене
В Стамбуле, когда я учился в последнем классе лицея, мой учитель по литературе следующим образом охарактеризовал поэзию: «Поэзия — это отображение наших мыслей и чувств с помощью размера и рифмы».
Правильно ли такое определение? Нет! Потому что за основу взят размер и рифма. За свою жизнь я прочёл бесчисленное количество стихов без размера и без рифм. Кроме того, например, в античной греческой поэзии есть размер, но нет рифмы. Я прочитал также и множество стихов, где есть и размер и рифма. У большинства классиков дело обстоит именно так. Наличие или отсутствие в стихе размера и рифмы не является проблемой национальной формы или национальной традиции. В определённое время в поэзии одного народа становится типичным размер и рифма, а в другое время — отсутствие размера и рифмы. То есть я хочу сказать следующее: поэзию делает поэзией не её форма. А что же в таком случае? Содержание, мысли или чувства? Да, но я прочёл множество вещей, некоторые с размером, с рифмой, некоторые без размера и без рифмы, и большинство из них претендовало на то, чтобы считаться поэзией. И в основе их в большинстве случаев лежали очень глубокие, очень справедливые, очень возвышенные, очень человечные и очень передовые мысли и чувства, но, увы, это были не стихи. Как же в таком случае определить поэзию? Что такое поэзия?
До сего дня я не услышал более или менее конкретного определения поэзии. Тут не помогут ни такие рассуждения, вроде того, что поэзия — это птичий щебет или львиный рык. Авторы подобных определений берут за основу то же, что и мой учитель в лицее. Трудность определения поэзии состоит ещё и в следующем: поэзия, которая возникла раньше других родов искусства слова, по-прежнему идёт впереди всех других родов литературы, возникших после неё, и по сравнению с ними развивается гораздо быстрее. Разрушив стены, которые были возведены вокруг неё в определённое время, она расширяет свои границы, свои возможности. Как же втиснуть в рамки вечного, неизменного определения такое искусство, которое само не вмещается ни в какие границы?
Три стихотворения Назыма Хикмета
О жизни
С жизнью шутить нельзя.
Ты должен жизнь принимать всерьёз,
как белка, например,
не ожидая ничего вне жизни и после жизни.
Словом, всё твоё дело должно быть — жизнь.
Ты должен жизнь принимать всерьёз,
и при этом настолько,
что даже если руки твои связаны за спиной
и тебя поставили к стенке;
или — в лаборатории
в своём белом халате, в огромных очках,
когда ты можешь умереть за людей,
которых даже не видел в лицо,
и притом добровольно,
понимая, что самое лучшее, самое верное —
Словом, ты должен жизнь принимать всерьёз,
чтобы в семьдесят лет, например,
посадил ты оливу —
и не потому что она, мол, достанется внукам,
а потому, что смерти боясь,
ты не веришь в смерть,
потому что жизнь перетянет.
1947
***
Ни с того ни с сего происходит что-то во мне,
перехватывает дыханье,
ни с того ни с сего бросаю работу, забываю своё призванье,
ни с того ни с сего вижу сны наяву в отелях,
ни с того ни с сего натыкаюсь на дерево, к стенам льну,
ни с того ни с сего — угрюмый волк начинает выть на луну,
ни с того ни с сего — звёзды в саду качаются на качелях,
ни с того ни с сего — вижу в могиле свою бледную тень,
ни с того ни с сего — в голове моей солнечный день,
нескончаемый до головокруженья.
И каждый раз на воде — твоё отраженье.
1960
* * *
Всё, что я писал о нас, — неправда,
так не было, я всё придумал сам —
все недоступные мне гроздья винограда,
всю жажду, вычерпанную из колодца снов,
всё детское моё воображенье.
Нет! То, что я писал о нас, — одна лишь правда —
вся красота твоя,
как фрукты на столе
или степная даль, где травы и прохлада:
разлука,
то есть я, — окраинный фонарь и одинокая ограда,
и ревность,
то есть я, в безумном ослепленье
встречающий ночные поезда,
и счастье,
словно грохот водопада…
Всё, что я писал о нас, — неправда,
всё, что я писал о нас, — святая правда.
1960
Стихи в переводе Музы Павловой
***
***