Как я стал «санкционированным» писателем...

Друзья, знаете, что хуже, чем быть малоизвестным писателем-самоучкой? Быть малоизвестным писателем-самоучкой под санкциями. Да, я – санкционированный автор, и теперь мои книги, если их, конечно, можно назвать книгами, никто не прочитает в Европе, Америке и даже в Австралии, где кенгуру, видимо, особенно сильно боятся русского культурного влияния.

Санкции 101: «Осторожно, автор из России!»

Вот вы пишете себе роман. Душу вкладываете, сердце разрывается на куски. Назвали книгу что-нибудь пафосное, вроде «Березовая тоска» или «Балалайка и судьба». Думаете: «Ну всё, теперь точно прорвусь на международный рынок». А потом вам внезапно приходит письмо: «Уважаемый автор! Ваша книга не соответствует международным нормам, так как написана русским человеком. Пожалуйста, отправьте её в топку. С любовью, комитет по санкциям».

Я сначала не поверил. Ну кто я такой, чтобы мне санкции объявлять? Не олигарх же, яхт у меня нет, да и блины я готовлю без черной икры. Но, оказывается, теперь любой, кто знает, что такое тульский пряник, попадает под подозрение.

Зачем санкционировать русских писателей?

Мой редактор (он же я) попытался разобраться в логике. Ну хорошо, в одном месте я действительно написал, что «русская душа – это как холодильник: снаружи холодно, а внутри огурцы и водка». Возможно, это их смутило. Но ведь я писал про любовь! Про деревню! Про бабушку, которая каждый день ходила на почту с целью «почувствовать жизнь»! Неужели это угрожает мировой стабильности?

К тому же, если вдуматься, русские писатели исторически всегда создавали многострадальные произведения. Пушкин, Толстой, Достоевский – все о горе да о тоске. Кто вообще станет запрещать такие книги? Это же настоящая эмоциональная подготовка к глобальному кризису!

Что дальше? Война с литературой?

У меня тут недавно появилась идея – переименовать себя в какого-нибудь Хуана Карлоса Родригеса III и заявить, что я пишу реализм с элементами магии. Но, зная бюрократию, мой псевдоним всё равно раскроют. Прилетит какое-нибудь письмо: «Вы под санкциями, товарищ Родригес. Мы знаем, что вы на самом деле Руслан Самигуллин».

Друзья предлагали писать на английском. Мол, изобрази, что ты – ирландский поэт, который пьёт виски на болотах. Но вы видели, как у нас в стране учат английский? В моём случае «to be or not to be» превращается в «ту би, ор май би, ват из хэппенинг».

Как бороться с культурными санкциями?

Знаете, я нашёл выход. Надо срочно создать свою школу русской санкционной литературы. Назовём это «запретный романтизм». Представляете, какой маркетинг? На обложке книги пишем: «Запрещено в 27 странах!». У любого читателя сразу появляется желание это прочесть.

Кроме того, я решил, что пора продавать свои романы в криптовалюте. Никто не захочет трекать биткоины за «Балалайку и судьбу». А ещё – организуем подпольные литературные чтения, где я буду выступать в балаклаве, а мои книги будем передавать из-под полы, как раньше виниловые пластинки с рок-музыкой.

Выводы санкционного писателя

Конечно, санкции – это испытание. Но, как говорится, всё, что нас не убивает, становится сюжетом для очередного романа. Так что я буду продолжать писать. Ведь, как сказал бы Достоевский, если бы был в моём положении: «Санкции? Ну и пусть. Лишь бы печатный станок не подвёл».

Так что, друзья, не переживайте. Мы, русские писатели, как борщ: чем дольше нас настаивать, тем лучше нас воспринимают. А если нас запрещают, то мы, как правило, становимся только вкуснее.

И помните: ни один санкционный список не способен остановить творчество! Особенно если оно уже лежит в столе и ждёт своего часа.