Слово Мастеру: Эдуард Володарский (3 февраля 1941 — 8 октября 2012)
Автор: Анастасия Ладанаускене
Нельзя просто взять и стать сценаристом. Надо стать прежде всего писателем. Что такое сценарий? Это история. Не имея никакого жизненного багажа, человек никогда не сочинит историю, берущую за душу.
Я, когда закончил ВГИК , через какое-то время написал «Проверку на дорогах», мне было 27 лет. В 28 лет я написал «Мой друг Иван Лапшин». И 28 лет мне было, когда я написал «Свой среди чужих» с Никитой Михалковым. В 28 лет я мог бы быть, если бы всё хорошо сложилось, Лауреатом Госпремии. Госпремию мне дали только через 15 лет. 15 лет картина лежала на полке, а потом её выпустили. Что лучше?
Сейчас с высоты лет и глубины времени, я понимаю, что получи я тогда, в 28 лет Государственную премию, я бы, наверное, спился через года два-три и всё, с катушек. И такие примеры у меня перед глазами были. Тогда это значило очень много, это всё равно, что Оскара получить. Тогда у Лауреатов Госпремии брали сценарии и даже обсуждать боялись. Просто брали и всё. Но складывалось так, что где-то к тридцати годам с лишним у меня 5 картин на полке лежали. И штук шесть сценариев в столе. И, фактически, я был известен только тем, что написал «Свой среди чужих», что я мастер боевика. Такие вот вестерны сочиняю. Хотя я зарабатывал деньги этим, только. Жить надо было на что-то. Ни папы, ни мамы у меня не было, которые могли бы меня кормить.
Чем ВГИК тогда был хорош — все дружили. Во ВГИКе никого не интересовало, какой ты национальности. Еврей ты, или там русский, или казах, или армянин или грузин. Интересовало другое — умеешь ли ты писать, умеешь ли ты снимать. Спрашивали: «Как оператор, ничего? Хороший оператор? Позвать его на эпизоды снимать». Интересовало только это. <…> И звонят тогда мне из Ташкента: «Слушай, приезжай снимать. Возьмёшь чужое переделать?» Я сказал: «Возьму, конечно». И я мотался в Среднюю Азию. Боевик переколпачивал сидел. Я научился очень быстро делать, сидя в гостинице — за 10 дней пересобачить целиком весь сценарий! Была работоспособность своего рода. Я научился на площадке работать, когда галдёж стоит — а я в углу где-то сижу, диалог пишу. Это всё дает много практики, конечно. Но свербило в душе? Ну конечно, свербило! Что такие хорошие фильмы у меня лежат, и никто их не знает, а, в общем, все смотрят на меня с точки зрения — «вот этот может боевичок состряпать».
Сейчас я думаю — разве было бы лучшим, если б я в 72-м году получил Государственную премию? Нет. Как Бог управил, так оно лучше. Потому что не прикладываясь мордой об стол, не ошибаясь и не получая свою дозу, долю несправедливостей, которые тебе предназначены, из тебя толку никакого не будет. Я убеждён, что это в любом роде искусства. Балерун ли ты даже, допустим, или музыкант.
***
***