Ре-пе-тэ

На три ноты. С нелепой стороны. С языковой. Она ведь без костей.
Николай Гумилёв:

Есть Бог, есть мир; они живут вовек
А жизнь людей мгновенна и убога,
Но всё в себя вмещает человек,
Который любит мир и верит в Бога.

***                                                                                                        
Расхожее: вера, надежда, любовь. База для любой проповеди и молитвы, что клерикальной, что светской. Связующее крайности.

Формула. Что, если её оглаголить, привести в действие? Через извечный русский вопрос:

 что делать?

Исполняю: любить и верить. Надеяться.

Первые два, в разных «формах», составляют «символ веры» Четвероевангелия. Они там вовсю существуют (как существительные) и действуют (как глаголы).

Первые два – инфинитивы: любить и верить.

Любить можно сделать возвратным (любиться), а вот верить… По-моему, никак. Вроде как веру на себя любимого не обернёшь. Вера всегда направлена прочь от себя. В Небо.

А вот с надеждой как-то иначе. Вообще – иначе.

Надеяться – и инфинитив, то есть начальная форма, и возвратность из него на постфиксе -ся* выпирает углом обоваленным.

Надежда встречается только в «Апостольском корпусе» Нового Завета. В Евангелиях её нет.
А где же именно, у апостолов, есть?

Апостол Павел называет Христа «Богом надежды» (Рим. 15, 13):

«Бог же надежды да исполнит вас всякой радости и мира в вере, дабы вы, силою Духа Святаго, обогатились надеждою».

В других местах я не нашёл.

«Бог надежды». «Обогатились надеждою».

Всё. Всё на себя. Возвратность во весь рост. Во всех смыслах.

Но иные Павла и апостолом-то «с натяжкой» признают: не был он, дескать, в «деле», Богочеловека живьём не застал. И скорого пришествия поджидал с нетерпением – на-де-ял-ся. Но ведь и «настоящие» апостолы того же ожидали? А надежда у них куда делась? Из текстов? А тут, в Павле – дважды не в ногу.

***
Но с этим – ладно, а и вряд ли дурак в своём глаголании не солгал. Умные придут – поправят. Вопрос: надеждой на что живёт русский? Не на справедливость ли, которой, искомой, чаемой, всё нет да нет, а та, что в наличии, несправедлива. (Это точно по Фихте, философу-немцу: «“идеальный мир” всегда здесь, но только “в той мере, в какой его нет”»).* И не на себя ли, обиженного, обойдённого, униженного и оскорблённого (в лучших чувствах) справедливость, прежде всего, обращена, будто она глагольна как возвратна? А может, тут и впрямь сшибка древнейшего, пожалуй, из симулякров как «поверхностного описания идеального», с самим Идеальным?

Любопытно ведь – как это в русском языке плетётся верёвочка, ниточка вьётся…

Или не вьётся… Или развивается…

***
А вот – во что верует, как любит и на что надеется философ Дугин (это он о своём): «Консервативный проект – это нащупывание точки концентрациибытия в будущем [вера – О.Л.] и ориентация социальных, культурных и политических энергий к этой точке. Причем для консерватора эта точка не является условностью или произвольной фантазией. Она для него абсолютна реальна уже здесь и сейчас.

Консерватор не играет в вероятности, он знает, что делает, и знает что будет.

Смысл консервативного проекта в том, что он обеспечен самим бытием, самой философией (консервативной философией), ставящей бытие выше времени [надежда – О.Л.]. Консерватор не только ожидает будущего, он его строит, он его осуществляет, он его приводит к наличию на основании своего повышенного внимания к бытию.
Это повышенное внимание к бытию может проявляться в любви к прошлому как к бывшему. [любовь – О.Л.] В этом случае прошлое воспринимается как здесь наличествующее, предельно актуальное, не только косвенно затрагивающее действительность, но составляющее его суть, делающее его тем, что есть. В прошлом консерватор видит вечное, и только поэтому оно для него выступает как норматив для настоящего и будущего. Это вечное прошлое, которое длится здесь и сейчас».

***
Замечу: полуанекдотическое «учение Маркса всесильно, потому что оно верно» (В.Ленин) обеспечивает «всесильность» надежды г-на Дугина («смысл проекта в том, что он обеспечен… самой философией», т.е. «проектом»). Схема, хоть и погоревшая, угольковая до чортиков, но та же. В перелицовке. Почти не узнать. Как полковника Исаева в мундире штандартенфюрера Штирлица.

Алекс – Центру: по местам стоять, с якоря не сниматься.

Но как зашифровано! По-иезуитски. Не всякое гестапо разберёт.

***
Нотабень: Справедливости, как и второго Пришествия, всё как бы нет. Атеист посмеивается: его, дескать, не было и не будет. Чиновники как воровали, так и будут воровать. Кого-то взяли и посадили? Частный случай. Попытка системного исправления системных ошибок. Самолечение. Невзятые надеются, что минует их чаша сия. И концы поглубже в воду запихивают. Всплывают концы? В тазик и под бетон. Испытанное средство. Почти панацея.

Как справедливости не будет? Каком, наверное. 

В ответ атеист берёт гитару, тихим голосом поёт. Замерев, слушаю:

… как верит солдат убитый, что он проживает в раю…

Окуджава. Молитва. Когда в первый раз услышал, мысль забилась, сердчишко ёкнуло. Душевная песенка. О душе или о мечте-сказке?

* Цитирую по философу-русаку Борису Вышеславцеву, из работы «Вечное в русской философии», в «Кризисе индустриальной культуры», М., 2006. С. 715.