Как Сталина выгнали из семинарии

Давеча к нам в комменты заходила одна золотая рыбка. Бросила веско, мол Сталина из семинарии за воровство исключили, и скрылась не забыв пихнуть меня в ЧС. Я понимаю, как можно быть неграмотным писателем, я понимаю, как можно быть необразованны, но как можно быть таким тупым писателем, понимать отказываюсь.

Специально искал какой-нибудь текст, не апологета сталинизма. Нашел вот у Ольги Эдельман:

...Известная и официально признанная версия, что он был ис­ключен из семинарии за революционную деятельность, восходит к самому Сталину и повторена множество раз, в том числе мему­аристами, «припоминание» которых соотносилось с появлением публикаций в историко-партийной печати.

К тому времени он действительно уже был членом не невинных кружков семинаристов, а полноценных революционных организа­ций. Согласно официальной биографии Сталина, в августе 1898 г. он вступил в «Месаме-даси». Это неплохо согласуется с нашими наблюдениями за эволюцией его успеваемости и поведения в се­минарии. Однако в известных нам источниках не встретилось све­дений о точном моменте принятия его в «Месаме-даси», и на чем основывались авторы, указавшие именно август месяц, неясно. «Месаме-даси» в том же 1898 г. вошла в созданную в марте этого года Российскую социал-демократическую рабочую партию. При­соединились к партии и другие тифлисские социал-демократичес­кие кружки. Точная хронология этого вхождения остается неис­следованной, вероятно, членство Джугашвили в «Месаме-даси» было непродолжительным, он должен был почти сразу стать уже и членом РСДРП. Но и после слияния вошедшие в партию группы еще какое-то время продолжали сохранять некоторую автономию (быть может, уместнее говорить о разобщенности). Тогда же Сосо начал вести занятия в социал-демократических рабочих кружках, участники которых вспоминали позднее о том, что видели его еще в семинарской форме. Вполне вероятно, что он вел занятия сразу в нескольких кружках, но пока он оставался семинаристом, число кружков не могло быть велико, у него просто не хватило бы на них времени, ведь ученики весьма редко покидали стены семинарии, а большого числа прогулов за Джугашвили не числилось.

Однако в копиях документов Тифлисской семинарии не нахо­дится решительно никаких подтверждений тому, чтобы полити­ческая активность Иосифа Джугашвили стала причиной отчисле­ния его из семинарии; более того, нет признаков, что она вообще была замечена семинарским начальством. Можно не сомневаться, что если бы какие-то такого рода документальные свидетельства существовали, то они были бы непременно использованы творца­ми официального сталинского жизнеописания. Нет также и ни­каких следов интереса Тифлисского жандармского управления к ученику семинарии Джугашвили, никаких признаков того, что полицию беспокоила его политическая неблагонадежность.

Зато обнаруживаются совершенно другие объяснения ухода Иосифа Джугашвили из семинарии. Первое находим в журнале педагогического собрания Правления Тифлисской духовной семи­нарии за 29 мая 1899 г. В этот день было постановлено отчислить Джугашвили за неявку на экзамен по неизвестной причине.

А когда в апреле 1902 г. Джугашвили был арестован в Батуме, то на допросе он заявил, что ушел из семинарии «по неимению средств»[52]. Проводивший расследование жандармский офицер направил запрос в Тифлис и получил ответ из Тифлисского ГЖУ со ссылкой на то же самое постановление Правления семинарии, что Иосиф Джугашвили отчислен за неявку на экзамен. Фраза о неимении средств прояснилась спустя восемь лет, когда Коба после очередного ареста 26 марта 1910 г. предстал на допросе в Бакинском ГЖУ. На этот раз он объяснил, что учебу «не окон­чил потому, что в 1899 году совершенно неожиданно потребовали с меня 25 руб. за право учения как от сына крестьянина, и за невозможность платы был исключен»[53].

Так «по неимению средств» или за неявку на экзамен его от­числили? Очевидно, тут следует помнить о всегдашней склоннос­ти нашего героя изображать реальность так, как ему в данный момент кажется более выгодным. Перед жандармами (людьми не­дурно образованными и довольно культурными) он разыгрывал жертву социальной несправедливости. Перед многомиллионной аудиторией советских людей и иностранных наблюдателей вы­ставлял себя борцом с самодержавием и вождем с самых юных лет. При этом в каждой его версии содержалась определенная доза истины, пусть и гомеопатическая.

В принципе, возможно, плату за обучение с него действитель­но потребовали, но отнюдь не как «от сына крестьянина», что было бы странно в конце последнего года обучения. Просто он стал плохо учиться и вести себя, это должно было рано или позд­но повлечь отказ в казенном содержании. Против этой версии то, что ему дали закончить учебный год, а в записи об отчисле­нии нет ни слова о невнесенной плате. Ведь логично было бы, если бы вопрос о плате возник в начале или середине учебного года, но не накануне выпускного экзамена.

Самым вероятным кажется, что он по собственному решению не пришел на экзамен. Совершенно очевидно, что Иосиф Джу­гашвили в то время уже никоим образом не собирался стано­виться священником, да и интерес к учебе в том виде, как она представала в пятом классе семинарии (напомним, одни церков­ные предметы), совершенно утратил. Может быть, ему неохота было возиться с экзаменом. А может, в последний раз в его жизни сыграла своеобразную роль мать, столь упорно желавшая видеть сына священником? Быть может, сыну проще было изобразить, что его выгнали из семинарии и остаться без диплома, чем объ­ясняться с матерью по поводу нежелания исполнять ее планы? «Когда Сосо исключили из семинарии, мать очень рассердилась на него, и Сосо прятался несколько дней в садах селения Гамба- реули. Я со своими товарищами ходили тайком к Сосо и носили ему пищу», — этот рассказ Марии Махароблидзе кажется прав- доподобным[54], а нрав Екатерины Глаховны здесь предстает во всей красе, становится понятно, что имели в виду современники, говоря о ней как о женщине с характером. Сам Сталин много лет спустя рассказал дочери Светлане, что, когда навестил мать незадолго до ее смерти, она сказала ему: «А жаль, что ты так и не стал священником».

Тогда совершенно логичным выглядит документ, опубли­кованный А. В. Островским и показавшийся ему «не могущим не вызвать удивления». 2 октября того же 1899 г. И. В. Джугаш­вили получил свидетельство об окончании 4 классов семинарии, содержавшее приличные отметки — 5 и 4 и отличную оценку по поведению. В том же свидетельстве имелся, видимо, стандарт­ный текст о том, что в случае, если он не поступит на службу по духовному или учебному ведомству, Джугашвили обязан вер­нуть затраченные на его обучение суммы (200 руб. за обучение в семинарии, 480 руб. содержания за счет епархии), а также уп­латить 18 руб. 15 коп. за потерянные книги из семинарской биб- лиотеки. Денежная претензия, очевидно, Иосифу Джугашвили никем никогда всерьез не предъявлялась. Но факт получения им свидетельства как раз означает, что он не был выгнан и исклю­чен, что в мае 1899 г. он по своей воле не стал сдавать итоговых экзаменов (равно как не пытался получить разрешения сдать их позднее), не претендовал на получение диплома, но в начале октября обратился за свидетельством, которое всё же могло при­нести пользу при поступлении на работу. Баллы, выставленные в этом свидетельстве, демонстрируют, как минимум, невраждеб­ное отношение к нему в правлении семинарии.

Учитывая, что нет ровным счетом никаких подтверждений то­му, что он мог быть исключен по политическим мотивам, остается заключить, что Сосо бросил семинарию, потому что категоричес­ки не хотел становиться священником. Получил свидетельство об образовании, поскольку искал работу, — на тот момент до жизни революционера-нелегала ему было еще далеко. А впос­ледствии он трактовал обстоятельства так, как ему представлялось удобным.

О.В. Эдельман

Из книги «Русский Сборник: исследования по истории России \ Том XIV. М. 2013