Полуночная гостья. 7.6

Отзвучали, замолкли слова, погрузили Орлицу внезапно в печаль.

– Неприятна, пугающа правды холодная сталь.

Для надежды смертельна, едва прикоснется, она.

Отрезвленье болезненно, если ты сильно и долго пьяна.

Плохо слушал, не слышал ты узницы, скованной вечностью, горький рассказ.

Сердца он не затронул, в него не проник, не потряс.

Заградили дорогу стеной,

Ты решил остаться со мной.

Только горьким станет и мед,

Как за горло вечность возьмет.

Вскоре ты себе не простишь

Погружения в гладь и тишь.

Прекратишь на себя пенять…

Сколько ж можно пенять?..

А потом проклянешь меня.

Если только серьезно стремишься со мною остаться, то выйди сначала, 

                                                                                                              пройдись по земле,

Убедись, что бессильно исчезла колдунья в ледовой прожорливой мгле,

В лиловой прожорливой мгле.

Погляди на людей, насладись, надышись вдохновеньем дорог…

Попытайся понять: навсегда это все ты оставить бы смог?

Обменять без оглядки на сад и на реку, на это чертог?

На красоток, что радостно требуют страстью израненных строк, посмотри.

Предложи своим бархатным строфам все краски из моря рожденной зари,

Не пытаясь зарю сотворить.

Мир людской разномастный для строчек – снедь.

Накорми и начнут звенеть.

Голод трудно им терпеть,

Дай же силу вновь запеть.

Если ж праздничный мир не подцепит тебя на крючок,

Если искорка встречи со мной не устанет светить, словно слабенький светлячок,

То обратно дорогу найдешь и пройдешь ты ее без труда,

И на тропке не станет стеречь, караулить тебя беда.

Я же ждать не устану, бессонно я глаз не сомкну,

Не устану молить за тебя милосердную фройляйн Луну.

Ну, а коль не вернешься, что ж.

Лучше так, чем злоба и ложь.

Я люблю тебя, Поэт мой, и любя,

Не смогу я стать проклятьем для тебя.