Ай да... Флешмоб ко дню рождения Пушкина

Автор: Мария Красина

Замечательная Анастасия Разумовская предложила классный флешмоб ко дню рождения "нашего всего".

1. Отрывок из книги, где есть стихи. У меня в рассказе "Поезд в никуда" есть чуть-чуть стихов, это была моя попытка изобразить романс 🙂 Главный герой уснул в современности на вокзале, а проснулся... где-то уже не там, и вот:

Вдруг из открытой двери донеслась песня. Скрипка и гитара выводили мелодию, а бархатный мужской голос пел:

Запомни, любимая, миг сей печальный,
И в сердце его сохрани.
Ждёт нынче меня берег дальний
И море у чуждой земли.


Дима пошёл на звук и оказался в большом фойе.

Отсюда в разные стороны шли несколько дверей, из-за которых доносились шум и голоса. В центре фойе была деревянная стойка, над которой висела табличка “Кассы”. Там же красовались большие часы.

Справа от касс, на небольшой сцене, расположился целый ансамбль. Была тут и цыганская гитара, и скрипка, и гармонь, и бубен. Солист, статный мужчина в чёрной рубахе с серебряной вышивкой, только что закончил песню и поклонился публике.

А желающие послушать были. Вокруг музыкантов быстро собирались люди, но Дима пробрался к самой сцене. Здесь он увидел того самого, похожего на Куприна, Ивана Поликарповича и его друга. Посещение буфета пошло им на пользу: щёки раскраснелись, лица повеселели. Дима встал плечом к плечу с Иваном Поликарповичем, и тот поёжился, как от зябкого ветра.

Солист тем временем запел романс. Его герой влюбился в женщину, с которой никак не мог быть вместе. Капризная красавица насмехалась над героем; он страдал и пытался забыть эту даму, но не мог совладать со страстью.


Ах, пуста моя душа, как зимняя дорога,
И не жди, и не жди, не придёт подмога.
И темна моя душа, будто чёрный грифель,
Нежный взгляд её — для меня погибель.


Публику песенные страдания впечатлили: дамы вытирали слёзы, кто-то грустно вздыхал, а кто-то стоял, задумавшись. Когда песня смолкла, раздались громкие аплодисменты, а кто-то даже закричал: “Браво!” и “Во даёт, чертяка!”.

А вообще как-то у меня стихов в творчестве маловато...

2. Самый недавний, свеженький отрывок прозы, которым вы вот прям гордитесь, когда вам хотелось реально завопить: Ай да... (в моём случае — Машка 🙂).

Не, ну у меня вообще все тексты хороши, со стилем и слогом у меня всё ок (скромненько так, ага). Но если говорить про что-то актуальное/свеженькое, то вот, из повести "Тайна Тоньки Сысоевой". В ней в мой стиль добавились какие-то гайдаровские нотки, что пошло тексту строго на пользу. Повесть вся удачная, но некоторые фрагменты мне особенно нравятся. Приведу один.

Восьмилетняя Тонька пасёт телят и мечтает.

Пасти телят девочке нравилось. Дело-то несложное: слушай звон бубенчиков на шеях животин и примечай, откуда звенит. Да ходи по поскотине, проверяй, всё ли хорошо. Пока стадо пасётся, можно делать что угодно: спать, песни петь, венок плести, просто лежать и мечтать… Даже читать можно. Матвей так и делал: в пастушьих шалашах на поскотинах он хранил газеты, листовки, афиши, читал их, а потом с важным видом пересказывал прочитанное односельчанам. При этом безбожно всё перевирал, но не со зла, а так, для красного словца.

А Тонька читать пока не умела. В Верхнегаровке и ближних деревнях школ не было, их обещали открыть в следующем году. Но некоторые родители не стали ждать и отправили детей в школу-интернат в посёлке при железнодорожной станции в городе Кунгур. Это было верстах в сорока от Верхнегаровки, а то и больше. Старший из сысоевских детей, одиннадцатилетний Стёпка, уже год как жил и учился в интернате, а домой приезжал только на выходные и каникулы. Тонька хотела учиться вместе с ним, но бабка Нина запретила:

— Неча! А кто за малыми глядеть будет? А по хозяйству помогать? Ладно Стёпка, он — парень, ему учиться надо. А тебя далеко отправлять — баловство одно. Вот будет рядом школа, туда и пойдёшь.

Крепко тогда Тонька разобиделась на бабушку и решила удрать из дома в интернат. Она даже начала собираться — потихоньку прятала под крышей сарая нужные вещи. Но обида постепенно утихла, и Тонька, представляя, как пойдёт пешком до далёкой станции и будет ночевать в лесу, разочаровалась в побеге. В конце концов девочка передумала: если в следующем году школа будет в Верхнегаровке, то лучше подождать. Хоть следующий год — это ужасно долго!

…Пастуший шалаш был большой и добротный. Матвей сколотил из досок нары, положил на них соломы и сверху застелил мешковиной. Под нарами была приделана полка, где пастух хранил своё чтиво. Стоял тут и старый деревянный ящик, в котором хранились всякие нужные мелочи. А Тонька, став помощницей пастуха, принесла старое лоскутное покрывало и самодельную тряпичную куклу. Словом, шалаш был обжитым и уютным.

Тонька плюхнулась на нары, с наслаждением потянулась всем телом и сняла надоевшую косынку. А потом вытянула из-под нар верхнюю газету из стопки. Девочка разглядывала жирные округлые буквы названия, тонкий шрифт заголовков, сами статьи, в которых мелкие буквы разбегались по строчкам, как букашки. Но больше всего внимание Тоньки привлекло фото на первой странице. На нём запечатлели паровоз и вагоны, на которых был растянут длинный транспарант с белой надписью. У паровоза выстроилась в три ряда группа людей. Это явно была бригада рабочих: у всех надеты рукавицы, многие держат в руках лопаты и прочий инструмент.

В бригаде было несколько женщин, и их Тонька рассматривала особенно внимательно. Они были одеты в такие же рабочие робы, что и мужчины, только на головах повязаны косынки. Выражения лиц на газетном фото трудно было разглядеть во всех деталях, но Тонька подумала, что эти люди только что закончили тяжёлое, но важное дело и теперь улыбаются усталой счастливой улыбкой.

Глядя на это фото, Тонька представила, как вырастет, купит билет и сама сядет в поезд. И поедет на нём далеко-далеко и, конечно, услышит тот самый паровозный гудок, о котором столько рассказывал Стёпка и даже его изображал. Правда, брат при этом так смешно пучил глаза и по-дурацки выл, что Тонька всегда хихикала, а Стёпка обижался:

— Что ты, дурёха, понимаешь в паровозах и гудках?! Ты же ни разу вживую поезда не видела! А я каждый день на станцию хожу!

Уязвлённая девчонка щекотала брата, чего тот на дух не выносил. Начиналась потасовка. Стёпка был сильней, зато Тонька — хитрей и упрямей. Но обычно эпохальная битва заканчивалась ничьей: или младшие дети поднимали оглушительный рёв, или взрослые, заметив непорядок, разводили драчунов по углам и находили им работу.

Когда Тонька вырастет, то уедет из глухой деревни Верхнегаровки, прокатится по огромной — самой большой в мире! — стране и увидит дальние дали. И, конечно, услышит столько паровозных гудков, что Стёпка обзавидуется!..

Девочка убрала газету, закрыла глаза и задумалась. Снаружи мирно позвякивали колокольчики на шеях телят, щебетали птицы, шелестела трава, а с озорным ветерком долетали в шалаш запахи сосновой смолы и летнего разнотравья.

Замечтавшаяся девочка то ли задремала, то ли унеслась мыслями так далеко, что мир вокруг перестал существовать.

Вот как-то так. Спасибо за внимание! А самому Александру Сергеевичу воздадим хвалу — он того заслуживает.

+59
270

0 комментариев, по

11K 101 495
Наверх Вниз