Полуночная гостья. 7.25

Виолетта свозь слезы смотрела устало на эти смешные страданья мои.

– Просто больно и страшно. Уже истощили тебя до предела 

                                                                                      постоянные с собственной славой бои.

Я не знаю, как много потерянных истин в пыли и в снегу ты нашел среди странствий,

Но, пожалуй, неправильно было б тебя упрекать в постоянстве.

Постоянен ты только в дурном отношенье к себе,

Только лишь в беспрерывной с собою борьбе.

Удержать тебя? Вряд ли добьюсь в тех усилиях долгого счастья.

Что останется? Стайка услужливых строчек? Неистовый ветер ненастья?

Коль уходишь, уходи,

Чтоб беду не разбудить.

Может, встретимся когда-то 

На дороге до заката.

Я сама виновата: с наивным тщеславьем связала любовь.

Вот теперь результат ударяет меня прямо в глаз, а не в бровь.

Я сама виновата: ведь знала, что ветер в траве не живет,

По пути лишь потреплет ее, после снова сорвется в полет.

Впрочем, я получила побольше, чем проклятый трижды престиж.

Но ты вряд ли поверишь, навряд ли когда-то простишь.

А я правду запрячу подальше в заплаканной памяти,

Заточу за засовами властного холода в зимней безвыходной замяти, 

И она останется только мне, 

И она достанется только мне –

По цинично высокой цене.

Но строка 

Все еще крепка

Потому, что ты здесь… пока…

Сколько сможешь остаться, останься. Согласна на горстку минут.

Только глупые люди мгновенья за краткость клянут.

Я ж их в строчки оправлю и стану на сердце носить.

Но просить не прошу. Ни о чем я не смею просить.

Нет, я все же прошу – так, как просят у неба звезду.

Как пойдешь, то простись. Хоть два слова скажи: я иду.

Обещаю: блеянья не будет.

Строфы нас разделят и рассудят.

Справедлив строфы бескомпромиссный суд.

От стыда лишь строки не спасут.