Отрывок из «Последней кицунэ» о Токио, но на самом деле не о нем

Напуганная масштабами Токио, первые полгода Юми не осмеливалась уходить далеко от дома или университета, но, освоившись, даже прониклась особой атмосферой огромного города. С весной в ней проснулись смелость и любопытство, присущие ей с детства, но глубоко запрятанные непростыми отношениями с миром. Настало время узнать его получше.

Ранняя весна в Токио отличалась от весны в Ямакита-мати и тем более в Дзюкай-мура, где все еще чувствовалась умиротворенная первобытность. Токио тяжело дышал, как бегун на дистанции, торопился все успеть, подгонял насладиться каждым сезоном. А люди неслись по его артериям-дорогам, едва успевая жить.

Улицы были переполнены людьми, но казалось, что никто не замечал юную рыженькую хафу. Каждый спешил по своим делам, избегая встречаться взглядами. В метро, где Юми проводила по четыре часа в день, люди выглядели уже иначе, чем зимой: пиджаки и пальто сменились на более легкие плащи, а в руках все чаще мелькали яркие зонты. Даже лица людей, казалось, посветлели с приходом весны.

Если в деревне Юми особенно любила встречать рассвет над горами, то любимым временем суток в Токио стал закат. Оранжевый свет ложился на стеклянные фасады зданий, а звуки города становились не такими пронзительными, как утром. Будто все вокруг готовилось ко сну, хоть и казалось, что Токио никогда не спал.

Иногда Юми останавливалась, чтобы замедлить бег мыслей, который заметно ускорился в городской суете. В детстве она могла наблюдать за явлениями природы, часами просиживая то в саду, то в лесу, а то и на энгава у Накатоми. Теперь же созерцание мира давалось с трудом — расписание в смартфоне торопило все успеть, а куда-то бегущие люди создавали еще больше суеты вокруг.

Теперь у Юми не было времени на бестолковое сидение на месте, но и совсем лишаться такого удовольствия она не хотела. Иногда приходилось останавливать себя, чтобы поглазеть то на кота, спящего на солнцепеке, то на неподвижеую стрекозу в цветнике соседки, а то и послушать притаившуюся под чужим крыльцом жабу. Порой в ее разум врывалось осознание того, как прекрасен этот мир в своем многообразии, и от этого хотелось плакать…

Главу «Одинокая первокурсница» я посвятила своей сестренке, что в 16 лет отправилась в университет за тридевять земель от дома.