Идеальный отпуск

Отпуск, день седьмой. Уроки Бурёнки

Последнее утро деревенского отпуска началось в тот момент, когда ночь ещё не думала отступать. В четыре тридцать в моё окно постучали — на этот раз не камешком, а старым деревянным черенком от лопаты. За стеклом маячила фигура тёти Люды в клетчатом платке.

"Подъём, соня! — прошептала она, когда я, протирая глаза, выглянула наружу. — Бурёнка уже два раза зевнула и один раз топнула копытом — явно скучает по твоим рукам."

Я быстро надела лёгкие шорты и просторную рубашку с закатанными рукавами — в коровнике обещало быть жарко. Выходя во двор, я уже представляла, как буду грациозно доить корову, как в тех пасторальных фильмах...

Реальность оказалась прозаичнее. Дядя Миша поджидал меня у сарая, держа в руках пару высоких резиновых галош, которые выглядели так, будто их последний раз использовали во время Великой Отечественной.

— Красота, да? — самодовольно ухмыльнулся он, вручая мне этот "деревенский must-have". — Без них, как без рук. В коровнике сейчас — то ли баня, то ли болото.

Я покосилась на свои лёгкие кеды, потом на галоши, и поняла — мой образ "элегантной доярки" трещит по швам. Но выбора не было.

Коровник встретил нас густой, тёплой атмосферой, пропитанной ароматами свежего сена, парного молока и... чего-то глубоко натурального. Бурёнка, огромная пегая красавица, лениво пережёвывала жвачку и смотрела на меня снисходительно, будто говорила: "Ну что, городская, испугалась?"

Тётя Люда поставила передо мной трёхногий табурет,который, как я подозреваю, специально качался для усиления эффекта, и ведро.

— Главное — не нервничай, — прошептала она. — Движения плавные, будто... будто гладишь любимого кота.

Я осторожно устроилась на табурете, как меня учили — правым боком к корове, ведро аккуратно зажато между коленями. Первая попытка дотронуться до тёплого вымени закончилась тем, что Бурёнка презрительно фыркнула  и дёрнула ногой, а я едва не оказалась в объятиях свежего навозного коврика. Вторая — тем, что струйка молока брызнула мне прямо на шорты.

— Не беда! — засмеялся дядя Миша. — Теперь ты официально прошла обряд посвящения.

К третьей попытке я наконец поймала ритм. Тёплые струйки молока зазвенели по ведру, Бурёнка одобрительно мычала, а тётя Люда кивала:

— Видишь? А говорила — не получится!

К завтраку на столе стоял глиняный кувшин с ещё тёплым молоком, покрытым сливочной пенкой. Оно оказалось удивительно сладким, с травяным послевкусием.

— Это потому что Бурёнка на лугу паслась, — объяснила тётя Люда. — В городе такого не попробуешь.

Дядя Миша тем временем развил целую теорию:
— Молоко, детка, — это как деревенская жизнь. Кажется простым — белое да белое. А присмотрись — целая вселенная! Вот смотри: постоит ночь — уже и сливки сверху, и обрат снизу. Так и люди — время покажет, кто чего стоит...

Я слушала и думала, что, возможно, именно в таких простых вещах — в утренней дойке, в парном молоке, в смешных резиновых галошах — и скрывается настоящая магия деревенской жизни.

Когда такси подъехало к калитке, рыжий мальчишка неожиданно сунул мне в руки свёрток — кусок домашнего сыра, завёрнутый в лист лопуха.

— На дорожку, — буркнул он. — Чтобы знала кокой он - настоящий вкус сыра.

Тётя Люда поправила мне воротник, дядя Миша подмигнул, а Бурёнка, словно прощаясь, громко мычала из-за забора.

Сидя в такси, я смотрела в окно на удаляющуюся деревню, на покосившиеся заборы, на старый домик тети Люды и дяди Миши, и думала, что, возможно, настоящий отдых — это не про бассейны с подогревом и спа-процедуры, а про высокие галоши по утрам, про молоко, которое пахнет летом, и про людей, умеющих быть счастливыми без лишних слов.

P.S. Дома, разбирая вещи, я нашла в кармане шорт засохший лист клевера. Решила положить его в блокнот — как напоминание о том, что иногда счастье пахнет сеном, коровником и парным молоком.