Одоевский и музыка

Владимира Одоевского по праву называют одним из основоположников русского музыкознания и музыкальной критики. Музыка была любимейшим искусством Одоевского и всегда находилась в центре его идейных помыслов.

Владимир с детства увлекался музыкой. Уже в период обучения в Московском университетском благородном пансионе он проявил себя как талантливый музыкант, композитор, пианист. Особенный интерес для него представляла теория музыки. Исследователя интересовала как классика, так и народная традиция. Одоевский записывал народные напевы и составлял собственные теории. Наиболее близкой к музыке наукой он считал математику; по его словам, «музыка — дочь математики, с нею делит она мир бесконечного». Вместе с тем, для Одоевского характер исполняемой музыки — «один из общественных термометров» - так написал он в 1839 году в книге «Дилетанты. — Вечера госпожи Плейель».

Портрет кисти В. Тропинина

Огромный вклад внес Владимир Федорович в становление отечественной музыкальной критики. Музыкальная летопись, создававшаяся им в течении сорока лет, содержит имена всех крупных европейских исполнителей, приезжавших в Петербург.

В своих музыкально-критических статьях Одоевский давал не только сценический образ исполнителя, но сравнивал стили, исполнительские школы, обсуждал различные проблемы техники исполнения. Чрезвычайно высоко ценя И. С. Баха, он написал о великом композиторе романтическую новеллу, положившую начало русской бахиане. Новелла является частью романа «Русские ночи». Вот ее фрагмент:

Однажды ночью, мучимый бессонницею, юный Себастиян напевал потихоньку, стараясь подражать звукам глухого клавихорда, некоторые фразы заветной книги, оставшиеся у него в памяти, но многого он не понимал и многого не помнил. Наконец, выбившись из сил, Себастиян решился на дело страшное: он поднялся потихоньку с постели на цыпочки и, пользуясь светлым лунным сиянием, подошел к шкафу, засунул ручонку в его решетчатые дверцы, выдернул таинственную тетрадь, раскрыл ее… Кто опишет восторг его? мертвые ноты зазвучали пред ним; то, чего тщетно он отыскивал в неопределенных представлениях памяти, – то ясно выговаривалось ими. Целую ночь провел он в этом занятии, с жадностию перевертывая листы, напевая, ударяя пальцами по столу, как бы по клавишам, беспрестанно увлекаясь юным, пламенным порывом и беспрестанно пугаясь каждого своего несколько громкого звука, от которого мог проснуться строгий Христофор. Поутру Себастиян положил книгу на прежнее место, дав себе слово еще раз повторить свое наслаждение. Едва он мог дождаться ночи и едва она наступила, едва Христофор выкурил и поколотил о стол свою фарфоровую трубку, как Себастиян опять за работу; луна светит, листы перевертываются, пальцы стучат по деревянной доске, трепещущий голос напевает величественные тоны, приготовленные для органа во всем его бесконечном великолепии…

Одоевский пропагандировал творчество Моцарта, Бетховена, Берлиоза, признавал новаторство Листа и Вагнера (впрочем, оценки последних нередко сопровождались скептическими замечаниями). Одним из первых он обратился в русской художественной литературе к темам музыкального творчества и образам музыкантов. В его литературной деятельности появились несколько романтических повестей с «музыкальным» сюжетом. Так, новелла «Последний квартет Бетховена» опубликована в альманахе «Северные цветы на 1831 год», о новелле «Себастьян Бах» только что говорилось. Из литературных сочинений Одоевского чаще всего публиковалась музыкальная сказка «Городок в Табакерке», широко известная и сейчас. По ней созданы два чудесных мультфильма. Очень разные, поэтому помещаю здесь оба.

В 1840-е Одоевский занялся изысканиями в области народной музыки. Он узнавал традиции, уточнял возможности инструментов. В тот период автор представил статьи «Об исконной великорусской песне», «Русская и так называемая общая музыка». 

В это время Одоевскому стала очевидной неприменимость равномерно -  темперированной  хроматической гаммы для воспроизведения русской народной музыки, когда он пытался записывать народную мелодию с голоса. Это наблюдение в значительной степени определило его дальнейшие изыскания в области инструментоведения и музыкальной акустики. В 1840-м Владимир Федорович опубликовал научную работу «Музыка с точки зрения акустики».

От народной музыки Одоевский перешёл к исследованию древнерусской церковной музыки. Он понял, что и здесь традиция не укладывается в рамки, задаваемые равномерной темперацией. Правда, Одоевский исходил из представления, типичного для своего времени, о необходимости гармонизовать на европейский манер церковную и народную музыку. Он стремился создать музыкальный инструмент, который бы лучше соответствовал «нетемперированному» вокальному интонированию. Им стало экспериментальное молоточковое  фортепиано, которое  изобретатель назвал «энгармоническим клавицином». Этот инструмент был заказан им по собственным чертежам у мастера Кампе, проживавшего в Москве и содержавшего в Газетном переулке фортепианную фабрику. Сохранилась расписка от 11 февраля 1864 года о выплате 300 рублей серебром за изготовление этого инструмента, у которого каждая черная клавиша делилась надвое. Кроме того, у «клавицина» было по одной черной клавише там, где их на фортепиано нет – между «си» и «до» и между «ми» и «фа». Вместо обычных 12 полутонов в одной октаве на инструменте Одоевского было 17 «микротонов». Этот инструмент хранится сейчас в Российском национальном музее музыки в Москве.

В конце 1840-х гг. по заказу Одоевского петербургский органостроитель Г. Мельцель изготовил кабинетный орган «Себастианон» (назван в честь И. С. Баха). К сожалению, инструмент не сохранился, неизвестны и подробности его настройки. Но мы знаем, что на нем играл и импровизировал сам Одоевский, а также его гости, в том числе Глинка. Громкость звука «Себастианона» (в отличие от обычного органа) зависела от силы нажатия на клавишу.  

Результаты исследований Владимира Федоровича нашли отражение в серии его статей и в учебном пособии для любителей музыки («Русская и так называемая общая музыка», «Об исконной великорусской песне», «Музыкальная грамота или основания музыки для немузыкантов»). На церемонии открытия Московской консерватории В.Ф. Одоевский произнес речь «Об изучении русской музыки не только как искусства, но и как науки». Он говорил о будущем русской музыки, которая должна соединить творчество и научное знание, призывал к этому профессоров и студентов. Князь ратовал за сохранение исконно русской самобытности, за изучение и исполнение народных мелодий и церковных напевов. Вместе с тем, считал важным соединять национальное с фундаментальными основами общеевропейской музыки.

Из отечественных композиторов Одоевский выделял М. И. Глинку, с которым поддерживал дружеские отношения. Одоевский принимал горячее участие в его музыкальных начинаниях (в том числе, выступил посредником между композитором и либреттистом оперы «Жизнь за царя»), написал ряд рецензий и аналитических статей о его музыке. Его поддержкой пользовались  А. А. Алябьев,  М. А. Балакирев,  А. Н. Верстовский,   А. С. Даргомыжский,  Н. Г. Рубинштейн, А. Н. Серов.  Одним из первых Одоевский распознал талант Н. А. Римского - Корсакова, который был близок ему как сказочник, а также П. И. Чайковского.

Владимир Одоевский был одним из основоположников музыкальной лексикографии. Им был внедрен в обиход целый ряд музыкальных терминов и понятий. Для «Энциклопедического лексикона» Адольфа Плюшара он создал статьи, в которых раскрывал значение специализированных терминов («вариация», «вибрация», «вводный тон» и других).

Одоевскому принадлежали и композиторские опыты. Он написал для фортепиано «Сентиментальный  вальс», канон, колыбельную для органа. Также он сочинил ряд экспериментальных пьес для своего «энгармонического клавицина». Его перу принадлежат романсы и песни, в том числе Татарская песня из «Бахчисарайского фонтана» Пушкина. 

Он создал также четыре детских песни, ряд фортепианных и органных пьес.Музыкальные произведения Одоевского опубликованы только частично и время до нас их почти не донесло.

Количество написанных В. Ф. Одоевским музыкально-критических и музыкально-исторических статей, заметок и брошюр исчисляется десятками. Подводя итоги сказанному, можно с уверенностью констатировать, что и музыкальная сторона его деятельности в общей панораме российской культуры XIX века очень заметна и ценна.