Кляпа! Первая часть близится к финалу

— Валя... слушай... я тут поняла одну вещь. Только ты не ори, ладно?

Валентина замерла. Так обычно начинались признания в измене или в любви. В случае с Кляпой — и то и другое одновременно.

— Мне он... ну, как бы... нравится.

— Что? — переспросила Валентина, резко обернувшись на пустую комнату. — Ты кого сейчас имеешь в виду? Гриню?! Ты же хотела его использовать! В смысле — «отработал и забыла»! Ты же выдавала монологи уровня «сделай из него паштет и скорми самооценке»!

— Знаю. Сама в шоке. Но... он какой—то... вкусный, что ли.

— ВКУСНЫЙ?! — Валентина чуть не уронила расчёску. — Ты инопланетянка с миссией, а не гастрономическая развратница!

— Ну, извини, но я женщина. Ну, почти. Ну, биологическая сущность с направлением на размножение. И у него такие глаза… как у овчарки, которую бросили на даче, но она всё равно верит, что её вернут. У меня на него... не только эмоциональные позывы. У меня на него влажность, Валя. Не психологическая — физиологическая!

Валентина уставилась на своё отражение. Её лицо выражало не просто недоумение — оно воплощало целую философию «я не уверена, что готова делить мужчину с голосом в голове, особенно если голос озабочен».

— Я вообще—то думала, что ты — мой внутренний стратег. Манипулятор. Инопланетный GPS по сексуальной мести. А ты теперь кто? Возбуждённый голос из места схождения двух конечностей?

— Не надо обобщать. Я многофункциональна. Но если прямо, то да. Сейчас я, по ходу, твой вожделеющий центр. И мне он нужен. Не ради зачатья, не ради племени. А просто потому, что я хочу узнать, как он стонет. Как он целуется. Что он скажет, если я положу ему руку на бедро и скажу: «Дай я поиграю твоим покаянием».

— Ты больная, — пробормотала Валентина. — Я не собираюсь делить Гриню с самой собой.

— Сама подумай: ты же не хочешь его использовать. А я — хочу. Причём так, чтобы после этого он неделю не мог нормально смотреть на женский отдел в «Спортмастере», потому что всё будет ассоциироваться с тем, как я зажала ему руки и приказывала «лежать». Валя, я не про эмоции. Я про настоящее пошлое удовольствие. Хочу его лизнуть — и не в метафоре.

— Ты с ума сошла. Это мой череп. Моя голова. Моя история!

— Ошибаешься. Это уже наш треугольник. Ты, я и Гриня. Сложная геометрия любви, где одна вершина — мораль, вторая — эрекция, а третья — чувство вины с антисептическим привкусом. Добро пожаловать в первый любовный треугольник, в котором одна женщина ревнует к самой себе.

Валентина медленно села на край кровати. Она чувствовала, что готова сдаться, но не знала кому — ему, Кляпе или просто всему этому абсурду, который уже давно превратился из плана мести в психосексуальное реалити—шоу.

— Значит, ты действительно хочешь его. Не для галочки. Не ради миссии. А чтобы… ну, по—своему — искренне?

— Я хочу его так, как школьная библиотекарша хочет уйти в отпуск и никому не говорить, куда. Понимаешь? Просто хочу. Без деклараций. Без флагов. Хочу, чтобы он задыхался от страха и восторга, когда я ему скажу: «Ты заслужил меня, как троечник заслуживает похвалу за аккуратный почерк».

— Боже… — только и смогла выдохнуть Валентина. — Я делю мужика с голосом в голове. Что со мной не так?

— Всё нормально, Валя. Добро пожаловать в любовь. И, возможно, в первый случай внутреннего полиаморного распада личности с элементами эротического сотрудничества.