События за рамками написанных историй

Устных историй у нас больше, чем написанных. В том числе сюжетно завершённых.
Среди этих последних есть одна, к которой мы время от времени возвращаемся, чтобы процитировать любимые выражения героев или вспомнить удачные образы. У неё есть и название, но оно вам ни к чему, поскольку ни о чём не скажет.
В этой устной истории заметную роль играет герой без речей, который отсутствует в кадре по той простой причине, что он умер лет за четыреста до описываемых событий. Звали его Родольф, и был он учёный, маг, герметик, алхимик и астролог, да как бы и не каббалист. Своего рода гра́тенская версия немецкого доктора Фауста — с той разницей, что погиб он не от взрыва, а был казнён по приговору суда вольного города Ма́эна. Как сказано в частично написанной истории «Аллея призраков» — «сожжён на медленном огне в железной клетке вместе с аптекарем-евреем, псом и дьявольскими зародышами». Случилось это где-то около 1540 года — тогда же, когда Фауст доигрался с взрывчатыми веществами, а его польский собрат пан Твардовский попал в ловушку дьявола. То был плохой год для связавшихся с нечистой силой.
Ну, сожжён и сожжён, с кем не бывает. Однако Родольф (его ещё именовали Родольфус Чёрный или Родольф Чёрный Паломник) оставил подробные письменные инструкции о том, как из неживого сотворять живое.
И речь не идёт о создании примитивных конструкций типа голема (конкретно о работе раввина Лёва Родольф мог не знать, но в принципе с вопросом был знаком), а вполне себе живых существ типа гомункула. С одним лишь существенным дефектом — для «включения» существу требовалась душа. Помните, как у Толкина Мелькор искал Неугасимого Пламени — и не мог найти?.. примерно с той же проблемой столкнулся Родольф. И решил её вполне дьявольски — вызывая демонов, он вырывал души из их эфирных тел и всаживал в свои плотские конструкты. Результаты были таковы, что сожжение на медленном огне было для него едва ли не милостью…
Но, повторюсь, хвастливые (и не во всём верные) записки Родольфа о создании креатур уцелели и через пару сотен лет (в другом сюжете) попали в руки очередному искателю запретных истин, Герману Лезиусу (если быть точным — Лециусу) из немецких земель. Разымать на части демонов он не решился, но взялся за нечто худшее — умыкать души у людей. Чтобы его самого на части не порвали, Лезиус заручился покровительством гра́тенского юнгер-принца (второго в очереди на наследование) Грегора, заморочив и соблазнив пылкого, увлекающегося и любознательного парня масонскими байками и бреднями о мистической власти над материей. Не последним среди соблазнов, прельстивших Грегора, было обещание обеспечить его доступными возлюбленными, которые под действие людских законов не подпадают — типа искусственной девы Блодьювед, созданной из из цветов ракитника, таволги и дуба (см. Мабиногион, ветвь четвёртая).
Итак, в 1770 году 19-летний Грегор и 50-летний Лезиус принялись красть души, чтобы заряжать ими креатуры, оправдывая себя тем, что по законам звёзд избранные ими жертвы всё равно были обречены (и это было враньё, выдуманное Лезиусом). Делалось оно дистанционно, и никто ничего не подозревал, но…
…Родольф не успел как следует отработать методику — увы, пытливого естествоиспытателя отвлекли от научной работы, поволокли на костёр, — и созданные по его технологии креатуры года через три ломались. Точнее, с ними происходила т.н. инволюция, нечто вроде быстро развивающегося распада. Увидев, как это происходит с его искусственными любовницами, Грегор впервые почуял холодок ужаса, но Лезиус уверял его, что сможет обеспечить метрессам долговечность. Стоит заметить, что со временем, что-то с 1777 года, это ему стало удаваться, но после 1784-го он новых креатур не создавал, и вот почему.
В мир пришло воздухоплавание. С 1783 года монгольфьеры, сразу за ними шарльеры — Грегор, следивший за наукой и будучи горячим её поклонником (физика, химия, механика и магия без противоречий смешивались в его сознании), решил стать первым в королевстве аэронавтом и приказал начать создание аэростата в своей трети коронного владения Форесталь. Сшили и проклеили оболочку, наладили стропы, изготовили корзину, привезли железные опилки и серную кислоту — к осени 1784-го шарльер был готов к запуску, и Грегор совсем было собрался забраться в пассажирскую гондолу, чтобы испытать шар — для начала в привязном режиме. Дело было ночью, чтобы не привлекать внимания парковой прислуги. Этих простых и честных людей и без того смущал своим видом колышущийся на поляне у озера лиловый баллон с нарисованной на нём золотой птицей.
Но тут одна из его фигурин («статуэтки», «фигурки» — так их называли) по имени Рута заявила, что тоже хочет лететь. Летала же мадам Тибль в Лионе — значит, женщинам можно подниматься в небо! Завязался спор, слово за слово, юнгер-принц жёстко осадил фигурину и велел ей знать своё место, что-де она и не женщина и вообще не человек. Рута взъярилась — и тут обнаружилось, что за миловидной внешностью фигурины скрывается действительно не человек, а крепко смонтированная конструкция, способная двигаться быстрее человека и бить сильнее его. Фигурина выхватила у одного из сопровождавших Грегора заряженный пистолет и выстрелила в юнгер-принца — по неопытности и в спешке, метив в грудь, попала в левое плечо. Пока царила суматоха, Рута взметнулась в гондолу и принялась рубить привязной канат. Задержать её не успели — аэростат взмыл в небо и с ветром понёсся к северу.
После этого события юнгер-принц крепко задумался о том, чем он занимался все эти годы и до чего дошёл. Поразмыслив, Грегор решил переменить образ жизни и выгнать взашей своего учителя и наставника, но — за того вступились фигурины. Старику некуда было идти, а после лишения денег от покровителя — не на что жить; Лезиус оказался непрактичен, почти всё тратил на свою богопротивную науку. Грегор, встретив неожиданно дружный отпор своих метресок и чувствуя боль в простреленной руке, всё ещё покоившейся на перевязи, отступил — назначил Лезиусу пенсию и дал жильё, при условии, что никогда впредь он фигурин не будет создавать. Так и стало.
Известно, что Лезиус дожил как минимум до 1806 года, когда умер король Габриель II (старший брат Грегора) и на престол вступил Эмилиан I (племянник Грегора) — в этом году 86-летний Лезиус помог молодому королю пробудить от холодного сна гибернации так называемых «чёрных солдат» — креатур в образе мужчин, созданных в 1779 году для вооружённой охраны владений юнгер-принца. Обстоятельства сложились так, что гордый молодой Эмилиан рискнул бросить вызов Наполеону и не мог оставить в Форестале гвардейские или строевые части.

Но как «чёрные солдаты» жили в опустевшем дворцово-парковом владении, кого там встретили и чем завершилась их охранная миссия — это отдельная история, которой рано касаться.

"У нас было два ящика чугунных гранат, пять охотничьих ружей, семь драгунских карабинов, десять фузей, по полтораста зарядов на ствол, а также дюжина пистолей со всеми припасами и девять полусабель. Не слишком много на одно капральство, но случись роте лёгкой пехоты атаковать наш редут, отбиться можно. Единственное меня беспокоило - если французы поймут, что нас с позиции не сбить ни залпами, ни в штыковую, то они подтянут конную батарею и с дистанции в милю ударят по нам разрывными бомбами из шестидюймовок. В мире нет ничего более жалкого и беспомощного, чем пехтура под гаубичным обстрелом. И я подозревал, что именно этим всё кончится.
Ещё у нас был абордажный топор. Так полагалось по регламенту, чтобы устроить бойню и разделку при необходимости.
Особняком - граната «бабашка», начинённая квартой гремучей ртути. Её несли в торбе, толсто обложив паклей. Чуть ударишь ею - и носильщик в клочья, и кто рядом, всех по веткам раскидает."


Лично мне до сих пор любопытна судьба Руты, которую так и не нашли; Лезуис в беседе с королём предположил, что аэростат упал в море.
Поскольку существует карта Гра́тена, легко вычислить, куда направился аэростат. Примерно в 50 км на ССЗ от Форесталя находится уже помянутый приморский город Маэн. Зная возможности тогдашних шарльеров, реально предположить, что через 1,5-2 часа аэростат пролетит над городом (Рута вряд ли сообразит, что надо ориентироваться по огням города и береговым маякам, чтобы вовремя потянуть шнур выпускного клапана) и окажется над водами обширного и весьма судоходного Гленорского залива, выходящего в Северное море.
Трудно представить себе, что творилось в голове Руты во время полёта. Когда шар взлетал, она пела в самозабвенных мечтах о том, как прилетит на небо. Потом была охвачена ликованием — её горячая мечта сбылась, она таки поднялась в воздух! Но её полёт не попал в историю — Грегор велел сообщить в газеты, что из Форесталя был запущен шар без пассажиров, чисто для опыта, а FAI, регистрирующую приоритеты и рекорды в авиации, создали только в 1905 году.
А время шло, а водород просачивался сквозь оболочку шара, аэростат постепенно снижался, и вот уже внизу слабо заблестели волны. Даже если Рута научилась плавать в каналах и озёрах Форесталя, то в открытом море и в десятках миль от берегов её ожидало совсем иное. Краткий час торжества должен был окончиться в гостях у Голого Ганса или в рундуке Дэви Джонса, смотря по тому, какого народа моряк тонет.
Но в юго-западной части залива действует Гиднский морской канал, позволяющий сократить путь вокруг полуострова Гленор. То есть судов в этой акватории всегда хватает, если только не бушует шторм, вынуждая мореходов пережидать непогоду. Судя по тому, что Грегор решил подняться на шаре, ветер слишком сильным не был.
Самый большой коммерческий флот был тогда у Голландии, так что более вероятно попасть на глаза вперёдсмотрящему с голландского флейта. Осталось выяснить, куда судно шло — из Риги в Амстердам или наоборот. От этого зависит характер груза и обстановка в месте прибытия.
Мало-мальски грамотные люди, читающие газеты, тогда уже знали, что у французских бар и вообще у праздных лоботрясов новое развлечение — летать в небо на воздушных пузырях, надутых то горячим дымом, то газом из политых кислотой железных опилок. И вот такой пузырь, наполовину сдувшийся, намокает и тонет прямо по курсу, а рядом полузатонувшая корзина, из которой кто-то неистово машет рукой.
Человек за бортом, шлюпку на́ воду.
На флейт доставляют насквозь промокшую рыжую девицу в справном платье служанки богатого дома, которая не говорит по-голландски, но вполне умеет на немецком и салическом, и несёт какую-то околесицу, будто её насильно посадили в ту корзину и отпустили в небо. А откуда она и кто — умалчивает.
Да, врать и сочинять фигурины умели.
Осталось придумать, что было дальше.