Хорошая плохая книга

Дочитал Варгаса Льосу, "Город и псы" - роман перуанского автора об учениках кадетского корпуса. Давно со мной не было такого, чтобы после какой-нибудь книги я испытывал симптомы острого морального отравления (я всегда полагал, что умный человек таких романов, фильмов и тд избегает, как несвежей пищи), но на этот раз я вляпался.

Если не ошибаюсь, автора романа обвиняли в том, что его книга - клевета на перуанскую армию. Тут военные, как обычно, показали собственную тупость. Потому что можно спорить о том, насколько автор сгустил краски, говоря о преступлениях и нездоровой атмосфере в описанном им кадетском корпусе - я лично убеждён, что _факты_ как раз соответствуют действительности, и что, возникни среди учеников кадетских корпусов движение вроде MeToo, то самые гнусные детали бы подтвердились. Люди со всех сторон начали бы говорить - да, меня тоже били, нас тоже "крестили" старшие кадеты, на меня мочились, мне плевали в рот, а потом заставляли меня исполнять патриотические песни... Да, мои сверстники в свои 14-16 лет тоже ходили к проституткам, пили водку, зверски издевались нал своими однокурсниками, курили по пачке в день и постоянно воровали, причем - у своих же собственных товарищей, поскольку воровство было естественной и неизбежной частью жизни. У тебя сегодня ночью сперли китель, и ты, чтобы не лишиться увольнения, воруешь у кого-нибудь ещё, блатная жизнь, блатные нравы, как у урок Солженицына - умри ты сегодня, а я завтра.

И если автор говорит, что наставники и офицеры этих юношей намеренно все это игнорировали, нисколько не напрягаясь из-за уголовных преступлений в ходе всевозможных "посвящений" и предпочитая назначать взыскания за отсутствие у кого-нибудь из мальчиков украденных шнурков; если автор описывает, как полковник на плацу квакает перед этими подростками о героизме и патриотизме, не желая знать, что они мочатся друг другу в рот - то это, согласитесь, норма жизни, потому что с любой армией и с любым вообще патриотизмом дело обстоит примерно так же, и здесь искать "клевету" способны только сами эти квакающие полковники - скандал, который в свое время вызвал "Поединок" Куприна, был абсолютно идентичным.

Но если говорить о клевете в более широком смысле слова, то, конечно, эта книга - клевета, не на армию, разумеется, а на все человечество, на человеческую природу в целом. Людей невозможно отразить реалистически и показать, "как есть", поскольку само это "есть" и его качества определяются личностью и восприятием смотрящего. И поэтому нацистский концентрационный лагерь Франкла или советский концентрационный лагерь Гинзбург куда менее страшны, чем кадетский корпус Льосы. В книгах Франкла и Гинзбург присутствует авторская, интеллигентская, если угодно, но при этом совершенно непоколебимая вера в добро, и поэтому ты нисходишь в описанный ими Ад не один, и даже не с каким-нибудь Вергилием, как Данте, а с самим Богом - с Добром трансцендентного, вселенского масштаба и вселенской силы. И какие бы страшные и душераздирающие вещи не наблюдал автор, сквозь рассказ об этих ужасах все время слышишь - "Ничего не бойся, потому что Я - с тобой!".

У Льосы не то что вселенского, у него даже человеческого, заурядного добра не наскребешь. В отдельных сценах есть и нежность, и сентиментальность, и лиризм, но глобально - и автора, и его героев отличает какая-то крайняя незамутненность. Может быть, какой-нибудь интеллигентный автор, который способен воспринимать людей только через призму мировой культуры и литературы, действительно сильно усложняет и изрядно приукрашивает человеческую личность - но Льоса ее уж слишком сильно упрощает. И это тот самый случай, когда простота, в конечном счёте, хуже воровства.

Допустим, Достоевский перегнул - и сильно перегнул - в своих попытках описать страдания человека из-за совершённого убийства. Практика показывает, что огромное количество людей устроены гораздо проще, чем Раскольников, и, если даже их убийства не одобрены и не санкционированы сверху (это, безусловно, самый лучший способ успокоить свою совесть и отключить мозг), а мотивированы чисто личными соображениями и желаниями, то они вполне способны справиться с таким моральным бременем, не впадая в болезнь и помешательство.

Но всё-таки нельзя поверить, что шестнадцатилетний мальчик, пристреливший своего товарища из чисто идеологических соображений ("смерть доносчику!"), потом с исключительным хладнокровием и без каких-либо сомнений, угрызений и раскаяния будет наблюдать трёхдневную агонию застреленного им товарища в военном лазарете, и его рыдающую мать у гроба, и нести вместе со всеми остальными мальчиками из своего взвода караул у тела своей жертвы - безо всяких признаков раскаяния и смятения. А потом, когда друг погибшего решит выдвинуть обвинения, и его в лицо назовут убийцей, тоже не смутится, а будет твердо стоять на том, что он тут ни при чем, и поклянется обвиняющему его юноше, что он и знать не знал, что убитый доносчик был доносчиком, и выслушает извинения, и даже после - когда до него дойдёт, что убитый им юноша не предавал товарищей, поскольку те, кого он выдал, никогда и не были ему товарищами, а были для него просто кучкой говнюков, которые изо дня в день травили его и превращали его жизнь в беспросветный ад, он и тогда не ужаснется своему поступку, а просто решит - "ну что ж, раз так, я был не прав, когда стрелял ему в затылок. Может быть, мне действительно место в тюрьме". Но когда ему скажут, что подобное самопожертвование бессмысленно, то он легко воспримет эту мысль, доучится в кадетском корпусе и в последних главах счастливо женится на любимой девушке.

И дело ведь не в том, что этот парень - психопат, и суть этой сюжетной ветки - в описании подобного нечеловеческого восприятия. Все персонажи Льосы в этом смысле абсолютно одинаковы. Если угодно, то они все - психопаты, то есть в мире автора разницы между психопатией и здравой психикой не существует в принципе. Скажем, другой кадет любит бездомную собаку, живущую в корпусе. С ней у него более тесные и дружеские отношения, чем с кем-то из товарищей. А потом он в приступе раздражения вывихивает ей переднюю лапу, зажав бедной псине морду, отчего она остаётся покалеченной на всю жизнь. И он нисколько в этом не раскаивается. Он продолжает ее любить, ласкать и с нежностью говорить о ней в своих мысленных монологах, думая о том, как заберёт ее к себе домой, когда закончит корпус. Он не злится на себя, не плачет из-за того, что сотворил, ему не стыдно - сломал и сломал, что ж тут поделаешь. Ну, разозлился. Что ж теперь об этом думать, все равно ведь лапа уже сломана.

И это ничуть не отличается от отношения его товарища к совершенному им убийству. Ну, выстрелил и выстрелил... В обоих случаях последствия своих поступков принимаются этими юношами, как какое-то стихийное бедствие или несчастный случай. Собака хромает. Кадет мертв. Но, поскольку виновники случившегося в своем восприятии реальности больше животные, чем люди, то их непосредственные и сиюминутные реакции (я в нежном настроении и хочу приласкать недавно изуродованную мной собаку) являются для них единственной значимой реальностью. Раскаяние требует эмпатии и рефлексии, которых у них нет. Если они и психопаты, то только в том смысле, что весь мир, описанный в романе, настолько же извращённый и психопатический, как их реакции.

В нем ненормально и уродливо - вообще все. И можно было бы подумать, что таким путем автор решает художественную задачу - показать, что армия и в частности этот кадетский корпус, куда люди попадают в нежном возрасте 13-14 лет, делает их моральными калеками. Но нет, ничуть - поскольку внешний мир, мир за пределами кадетского корпуса, ничуть не лучше, и живущие в нем люди - не менее жуткие уроды с начисто отсутствующей человечностью и рефлексией. Книга вроде бы написана очень талантливо, и многие детали изумительно реалистичны, да и вообще - всю эту пёструю толпу _уродов с того света_ автор сумел описать с такой симпатией, сочувствием и снисхождением, что, ощущая этот условно гуманистический посыл, все время ждёшь от текста перехода на какой-то другой уровень. Но никакого перехода не случается, и к концу книги понимаешь, что автору в его восприятии реальности свойственны те же самые слепые пятна, что и его персонажам. И поэтому и гуманизм, и реализм в этом романе, в конце концов, исключительно фальшивы.