Sapienti sat :-))

- Кто он? – спросила Елена.

- «Черный Круг»… наверное. Или похожее сборище скотов, - отозвался Раньян с таким видом, словно это что-то должно было говорить собеседнице.

- И?.. – женщина изобразила надлежащее выражение лица, высказывая невербальным образом все, что думала о сообразительности бретера.

- А, да… - вздохнул мужчина, потирая запястья, то ли как спортсмен перед тягой, то ли наподобие каторжника, у которого ноют следы от кандалов. – Еще одна вещь, которую ты не знаешь…

- Я могу уйти, - пожала плечами Елена. На языке вертелось «в помощницы не нанималась», однако эту реплику женщина проглотила. Явно происходило что-то непонятное и нехорошее, обычно хладнокровный и жесткий бретер казался выбитым из колеи, неуверенным и даже… испуганным, пожалуй. Да, боец, который прошел через королевский дворец, вымостив дорогу трупами аристократов и охраны, ныне испытывал неприкрытый страх перед всего-лишь одним блондинчиком с двуручной бритвой. И следовало понять – отчего?

- Извини, - вздохнул Раньян и посмотрел на женщину. Елена вздрогнула, увидев в темных глазах любовника (бывшего?) дрожащую струну близкой паники.

Бретер отвел взгляд и уставился на огонь в камине, Елена молчала, понимая, что это не отказ от общения, а прелюдия к чему-то. За разноцветными чешуйками оконного витража протопал, гремя деревянными ботинками, ночной сторож. У отдельных домов он останавливался и стучал в двери палкой, пробуждая от сна работников, чьи заботы начинались задолго до рассвета, например пекарских подмастерий.

- Есть те, кто верит в Бога, - задумчиво промолвил бретер, не отрывая взгляд от камина. Березовые дрова почти прогорели, оставив по большей части раскаленные угли черно-красного цвета. Идеально было бы для шашлыка… Елена вспомнилось ни к селу, ни к городу, как однажды, выехав «на шашлыки» семейно, они забыли угли, а дров на месте не оказалось. Отец сымпровизировал костерок из ив, растущих в изобилии вдоль речного берега, так что фиаско превратилось в оригинальное приключение.

Отец… Елена поняла, что не помнит его лица, как и матери. В памяти остался лишь четкий, ясный, будто в камне вырезанный лик Деда, прочие же родственники, знакомые, соседи, все-все-все превратились в расплывчатые образы. Не люди, а скорее идеи людей. Раньше это испугало бы, теперь… Елена неожиданно для себя поняла, что ей, пожалуй, все равно. Ну, может быть есть толика печали, однако не больше. Из глубин самоанализа женщину вытолкнула новая фраза мужчины.

- Есть и те, кто молится Ювелиру. Как говорил мой наставник, истинные верующие и дьявол поклонники не такие уж и разные. Одни верят в доброго отца, другие в злого.

Раньян опять замолчал, передернув плечами, словно ему было зябко, хотя камин источал волны жара. Мотнул головой, как лошадь, отгоняющая слепней, и скорчил странную физиономию.

- Что? – спросила Елена.

- Не могу вспомнить, - буркнул мечник. – Не помню, чьи это слова. Плохо…

Женщина хотела было пошутить насчет старости, которая не в радость, но прикусила язык. Елена очень вовремя вспомнила, что отношение к старости в Ойкумене отличается от Земли. В отсутствие просто медицины, не говоря о каких-то специальных дисциплинах вроде геронтологии, старость для аборигена была неизбежна, неприглядна и мучительна. Старость – это когда слепота застилает взор, отдавая человека на милость родственников или выгоняя на паперть. Это ежедневная непреходящая боль – от изъеденных артритом суставов, от камнях в почках, камнях в мочевом пузыре, прочих телесных недугов, а также старых переломов и ран, которые набирал за свою жизнь даже мирный человек. Это беззубость и в лучшем случае – при наличии средств – кулинарные извращения вроде курицы, которую сначала отваривали, затем снимали мясо с костей, лепили из него птицеподобную фигуру и обжаривали на вертеле. Все, чтобы старик мог почувствовать хотя бы тень былого вкуса и в то же время кое-как прожевать голыми деснами пищу. Для абсолютного большинства жителей Ойкумены старость была неотвратима и невыразимо страшна. Так что задуманная шутка насчет слабой памяти больше походила на злую издевку.

- Плохо, - повторил мужчина и продолжил культпросвет. – Но есть и те, кто не верит вообще ни во что.

- Такое бывает? – искренне удивилась Елена. Она привыкла, что местные верят в своего Пантократора по-разному, кто-то неистово и фанатично, кто-то умеренно, как в строго отца, который, впрочем, всегда отсутствует, поэтому шкодить в принципе можно, только по-тихому, чтобы не привлекать излишнего внимания. Но, так или иначе, верят абсолютно все, от самого жалкого и убогого мужика до императора и королей. Тезис о том, что в этой вселенной есть атеисты, оказался нов и крайне любопытен.

- Сам удивляюсь, - искренне ответил бретер. – Но, получается, есть такие.  Я слышал, есть несколько таких сообществ, обычно повторяется одно название – «Черный Круг». Они еретики, которые говорят, что Пантократор, существуй он, являл бы себя в чудесах, божественном вмешательстве и прочем… так, чтобы его существование было явно и понятно для всех. Но этого нет. А то, что называется чудесами, с легкостью объясняется слепой удачей… или жульничеством попов, которые наполняют мошну. Превращают фокусы в деньги.

- Не лишено смысла, - пробормотала себе под нос Елена. Историю земных религий она знала на уровне типичного школьника, но помнила, что всевозможные фокусы были чем-то неотъемлемым и повсеместным. Раньян покосился на собеседницу с подозрением, Елена сделала постную физиономию богобоязненного человека, и мечник после некоторой паузы все же продолжил.

- Они считают, что Бог может быть, а может быть, и нет. Коль он себя никак не являет, это все едино. Как император для какого-нибудь фрельса на другом конце мира. Или даже ловага или сержанта. Хлебодар вроде бы есть, однако он никогда не узнает про мелкого кавалера. И ничем не проявит себя в его жизни. Поэтому сидит кто-то на троне в Мильвессе или нет, какая разница?

И с этим Елена тоже, в общем-то, согласилась. Определенно, местные атеисты нравились ей заочно все больше и больше. Неглупые люди. И рисковые – Церковь Единого это, к счастью, не католичество с разными протестантами, радикализма у местных попов вынужденно поменьше. Однако нарваться за ересь и другие преступления против Веры можно довольно легко, а прибивание к столбу гвоздями не сказать, чтобы гуманнее костра. Пока Раньян обдумывал следующую порцию скупых фраз, Елена подумала, что сказанное им в качестве метафоры на самом деле практично и напрямую связано с Армией и Артиго. Ведь их задача-максимум как изничтожить такое положение дел. Император как раз должен присутствовать в жизни любого аборигена, хоть дворянина, хоть простолюдина – через бюрократический аппарат, единое законодательство и судебную систему. Интересная мысль… надо ее запомнить и обдумать потом, быть может, удастся провести какие-нибудь аналогии, когда наступит время для идеологического обоснования амбиций юного императора. Как господь присутствует незримо в жизни каждого истинно верующего, пусть и без чудес, тако же император… Но тут Раньян продолжил.

- А итог простой. Если нет Бога, значит, нет Его посмертного суда для всех и каждого. Нет измерения грехов, неизбежного и беспристрастного. Нет воздаяния и наказания по совершенным проступкам. Понимаешь, что из этого следует?

Он снова повернул голову к женщине, испытующе глянул ей в глаза.

- Если нет кары… - Елена задумалась на пару мгновений. – Ох, черт…

- Да, - кивнул бретер. – Именно так. Если ты не знаешь, что ждет тебя в посмертии, да и есть ли оно вообще, остается лишь жизнь текущая, смертная. Нет запретов, нет границ, нет морали, ничего нет. Только желания. Страсти людские, а также возможность их удовлетворять. А если нет суда, то все можно.

- Эгоизм, - пробормотала Елена, кривя губы. Идея атеизма неожиданно повернулась иной и очень неприглядной стороной. При этом концепция на первый взгляд казалась вполне логичной. Действительно, мораль в насквозь религиозном обществе идет от веры. Нельзя – потому что Господь запрещает. Но если бога нет, получается, все можно.

- Игрушка для богатых, - подумала она вслух. – И пресыщенных. Потому что страсти – это дорого. Мужик или горожанин какой-нибудь может разве что напиться в радости. Или в бордель сходить… или к деревенской вдовушке. А если ему сказать, что Пантократора нет, сразу в ближайшую церковь побежит, доносить.

- Да, - согласился мечник. – Все верно.

- Вот! Шотан!.. - нахмурилась Елена, вспоминая. – Столичный граф, такой красавчик, по-моему, он командовал собственной ротой. Он не из… этих?

- Ашхтвицер? – Раньян обнаружил неплохое знание «кто есть кто в столицах». – «Безземельный»? Нет, - сказал и тут же поправился. – Насколько я знаю. Про него давно ходит дурная молва, но с разными сектантами его слухи не связывают. Он просто подонок и выродок сам по себе. Есть такие твари, которым не нужно никакое оправдание, чтобы преступать все законы божеские и людские. Их надо просто убивать, коль есть возможность. И держаться подальше, коли нет.

«Страшнее Шотана никого нет» - кажется, так говорила Флесса, и в голосе высокомерной любовницы, причислявшей себя к небожителям, для которых законы и правила не писаны, слышался неподдельный страх. И этого человека я должна убить, подумала Елена. Обязана. Не сегодня, не завтра, не в обозримом будущем, но это время обязательно придет.

Но… это заботы не сегодняшнего дня.

- Понимаю, - кивнула она. - Но вот чего не понимаю, каким боком здесь эта раскрашенная девица с ножиком?

- А?.. – Раньян сначала не понял, что собеседница так уничижительно поминает блондина. – А!

- Я бы поняла, окажись он просто бретером, - продолжила развивать мысль Елена. - Тут все ясно, убьешь первого, сам станешь первым. Почет, слава, деньги, все по одному лишь взмаху меча. Ну, если повезет. Но, я так понимаю, он, по крайней мере, не бедствует.

- Он аусф, - мрачно сказал Раньян.

- Ого. Ну, тогда тем более. Чего он к тебе то привязался? Да еще без вооруженной свиты. Это не над безоружным глумиться, не беззащитных мучить и насиловать. Выходить рука-в-руку с бретером, да еще с Чумой… Так ведь и убить могут. Это какой-то дурной план. В чем профит?

- Понятия не имею, что у него в башке, - подал плечами Раньян. – Да и не важно это. Главное, что он бросил мне вызов. Достодолжным образом. И на вызов следует ответить.