Реальные люди с биографией попаданцев. Хамелеон Дикого поля

Остафий Дашкович, или Дашкевич, как его часто называли, был  продуктом Пограничья, Дикого Поля, где Великое княжество Литовское  сталкивалось лбом с Московским государством, а под ногами у обоих  гигантов путалось беспокойное Крымское ханство. Здесь выживал не самый  благородный, а самый хитрый, быстрый и безжалостный. И Дашкович был  лучшим в этой игре. И биография его ничуть не уступает биографии Александра Юзефа Лисовского, такой же авантюрист, правда, этот успел послужить едва ли не всем.

Точная дата его рождения затерялась  где-то между 1455 и 1470 годами, но это и неважно. Важно то, что к  началу XVI века он уже был заметной фигурой — кричевским наместником на  службе у Литвы. В это время два великих княжества уже который год с  упоением делили наследство Киевской Руси, и процесс этот сопровождался  огнем и сталью. В 1501 году Дашкович, как и положено верному слуге  короны, вместе с князем Михаилом Изяславским отправился в поход против  московитов. 4 ноября возле Мстиславля их войско встретилось с  противником и было основательно потрёпано. Но для пограничного  военачальника поражение — не повод для уныния, а лишь повод для нового  набега. В последующие пару лет Дашкович регулярно наведывался в  приграничные московские земли, убеждая местное население поделиться  нажитым добром. Делал он это так усердно, что в 1503 году, когда  уставшие от войны стороны сели за стол переговоров, московские бояре  отдельно пожаловались литовскому правителю Александру на неугомонного  кричевского наместника. Жалобу вежливо выслушали и проигнорировали. 

А  затем случилось то, что для человека той эпохи было в порядке вещей. В  1504 году Дашкович, верный слуга Литвы, внезапно бросил все и вместе со  своими людьми перешел на службу к московскому князю Василию III. Причины  такого кульбита туманны. Сам Остафий позже объяснял это тем, что  недруги очернили его перед великим князем Александром. Литовская  сторона, в свою очередь, требовала выдать перебежчика, утверждая, что  тот, будучи в Кричеве, «великие шкоды учинил» и много  добра прихватил. Скорее всего, истина была где-то посередине. Дашкович  был человеком дела, а не слова, и если он чувствовал, что его  недооценивают или зажимают, он просто менял работодателя. В Москве его  приняли с распростертыми объятиями — опытные полевые командиры, знающие  театр военных действий, были на вес золота. Он получил земли и продолжал  заниматься любимым делом — войной против своего бывшего отечества. 

Впрочем,  и московскому князю он служил ровно до тех пор, пока это было выгодно. В  1508 году в Литве поднял мятеж князь Михаил Глинский, недавний герой  Клецкой битвы, потерявший влияние при новом дворе. Москва, естественно,  поддержала мятежника, и отряд на помощь Глинскому возглавил не кто иной,  как Остафий Дашкович. Хронист Матвей Стрыйковский пишет о 20 тысячах  воинов, но это, конечно, фантазии летописца. Отряд был куда скромнее, но  свою задачу выполнил — потрепал нервы литовскому командованию. Однако  мятеж провалился. Литовские войска под началом князя Константина  Острожского быстро навели порядок. И тут Дашкович совершает свой второй  головокружительный пируэт. Вместо того чтобы вместе с разбитыми  мятежниками уходить в Московию, он с отрядом в 200 сабель переходит в  лагерь победителя — князя Острожского. 

Казалось  бы, такой поступок вел прямиком на плаху. Но не в том случае, если за  тебя просит сам Острожский. Великий гетман литовский лично поручился за  Дашковича перед королем Сигизмундом. Многие историки объясняют это  старой дружбой, которая якобы завязалась у них в Москве, где Острожский  несколько лет провел в плену после битвы на Ведроше. Возможно, так и  было. А возможно, Острожский, как опытный полководец, просто понимал,  что такими кадрами, как Дашкович, не разбрасываются. Этот человек умел  воевать, знал пограничье как свои пять пальцев и был абсолютно лишен  сантиментов. Идеальный инструмент для защиты южных рубежей. Король внял  просьбе своего лучшего военачальника. Дашкович был прощен и вернулся на  службу в Великое княжество Литовское. Круг замкнулся. За несколько лет  он успел побывать литовским патриотом, московским воеводой, снова  литовским патриотом и при этом не только сохранил голову на плечах, но и  оказался в выигрыше. Таковы были правила игры на Диком Поле. 

Заступничество  Константина Острожского не прошло даром. Уже в 1510 году мы видим  Дашковича на новой, куда более ответственной должности — он стал  старостой каневским. Это был не тихий уезд в центре страны, а передний  край, постоянно дымящаяся граница со Степью. Четыре года документы о нем  молчат — видимо, он вживался в роль, наводил порядок и доказывал  королю, что прощение было выдано не зря. Доказал он это настолько  убедительно, что в 1514 году ему в управление добавили еще и соседнее  черкасское староство. Так в руках одного человека сосредоточилась власть  над огромным и самым беспокойным участком южной границы Великого  княжества Литовского. Теперь он был не просто полевым командиром, а  настоящим хозяином пограничья, маркграфом Дикого Поля. Его главной  задачей была защита от татарских набегов, но Дашкович понимал эту задачу  по-своему. Лучшая защита — это нападение. 

Зимой 1514 –  1515 годов он получил прекрасную возможность проявить себя. Литва снова  воевала с Москвой, и в этот раз союзниками Сигизмунда выступили крымские  татары. Был задуман масштабный поход на северские земли, и Дашкович  вместе с киевским воеводой Андреем Немиричем присоединился к войску  ханского сына Мехмед-Гирея. План был амбициозный — отвоевать всю  Северщину. Но у татар были свои представления о союзническом долге. Едва  ступив на московскую территорию, они немедленно занялись своим  излюбленным ремеслом — грабежом. О присоединении земель пришлось забыть,  но поход все равно оказался для всех участников весьма прибыльным.  Важно то, что источники отмечают: в отряде Дашковича уже тогда были  черкасские казаки. Этот факт наглядно показывает, что раннее казачество  было не только и не столько антитатарской силой, сколько универсальным  военным инструментом, который пограничные старосты использовали по  своему усмотрению — и против татар, и вместе с татарами против Москвы. 

В  последующие годы Дашкович сосредоточился на южном направлении. В 1516  году хмельницкий староста Предслав Лянцкоронский организовал рейд к  Белгороду-Днестровскому. Хотя имя Дашковича в первоисточниках не  упоминается, многие исследователи уверены, что отрядом казаков в этом  походе командовал именно он. Участники рейда славно погуляли по  татарским тылам, разбили несколько мелких отрядов и вернулись с богатой  добычей. Это была классическая тактика Дашковича: не ждать, пока враг  придет к тебе, а нанести упреждающий удар, который не только ослабит  противника, но и принесет неплохую прибыль. В 1518 году, когда татарские  чамбулы все же вторглись на украинские земли, они наткнулись на хорошо  организованную оборону. На Волыни их встретили войска князя Острожского и  отряды Дашковича. Хронист Мартин Бельский пишет, что черкасский  староста в одиночку, силами своего гарнизона, наголову разгромил крупный  татарский загон, после чего три сотни всадников навсегда остались в  украинской степи. 

В следующем,  1519 году, Дашкович решил, что ждать у моря погоды — занятие скучное, и  сам вторгся в крымские улусы. Его поход был настолько разрушительным,  что хан Мехмед-Гирей был вынужден отправить королю Сигизмунду  официальную жалобу на действия его неугомонного чиновника. Эта жалоба  была лучшим признанием заслуг черкасского старосты. Он стал для татар  настоящей головной болью, фактором, который нельзя было игнорировать. Он  превратил пассивную оборону границы в активную, навязав противнику  войну на его же территории. Он использовал тактику самих татар —  внезапные, стремительные набеги, оставлявшие после себя лишь пепел. Он  говорил со Степью на единственном понятном ей языке — языке силы. И  Степь его услышала. 

В  начале 1520 годов политический пасьянс в Восточной Европе снова  перетасовали. Усиление Москвы начало беспокоить Крым, и вчерашние враги,  Литва и ханство, вновь стали союзниками. Готовя большой поход на  московские земли в 1521 году, хан Мехмед-Гирей выставил королю  Сигизмунду одно любопытное условие: он потребовал, чтобы союзный  литовский контингент возглавлял лично Остафий Дашкович. Это было высшее  признание. Вчерашний враг, разоритель улусов, теперь был самым желанным  союзником. Возможно, хан просто хотел быть уверенным, что пока его  основная армия будет далеко на севере, неугомонный черкасский староста  не устроит очередной набег на беззащитный Крым. Лучше держать этого  демона при себе, на коротком поводке. 

Кампания 1521 года  стала одним из самых успешных крымских походов на Москву. Татарская  конница дошла до стен столицы и вынудила великого князя Василия III  заплатить огромный выкуп. Литовский отряд Дашковича был небольшим и  играл скорее символическую роль, но Остафий и тут умудрился отличиться.  Когда татарский лагерь стоял под Рязанью, Дашкович предложил хану  хитроумный план. Он организовал у стен города торг, куда рязанцы могли  приходить за выкупленными пленниками и товарами. С каждым днем рынок  подвигался все ближе к городским воротам. План был прост: в удобный  момент, когда стража потеряет бдительность, спрятанный в засаде отряд  ворвется в город. Но рязанский воевода Иван Хабар-Симский оказался  тертым калачом и на уловку не поддался. Тогда Дашкович пошел на  провокацию: он позволил многим русским пленникам «сбежать» и укрыться в Рязани. Возмущенные татары подступили к стенам, требуя  вернуть беглецов. Расчет был на то, что во время переговоров ворота все  же приоткроют. Но и тут ничего не вышло. Воевода вернул пленников, но  город не сдал. План провалился, но он хорошо характеризует Дашковича —  мастера не только сабельного удара, но и военной хитрости. 

В 1522 году Дашкович снова отправился в Крым, на этот раз с дипломатической миссией — вез хану ежегодные «упоминки»,  то есть дань. Но и здесь он был не столько послом, сколько разведчиком,  организовав на полуострове целую сеть информаторов. Когда хан  Мехмед-Гирей собрался в поход на Астрахань, он предпочел, чтобы Дашкович  остался в Крыму в качестве почетного заложника. Убытки от его прошлого  набега все еще стояли перед глазами. Но поход на Астрахань в начале 1523  года обернулся для крымцев катастрофой. Хан завершил свой земной путь,  его армия была рассеяна, а в сам Крым вторглись ногайцы.  Воспользовавшись всеобщей суматохой, Дашкович немедленно вернулся в  Черкассы. Он прекрасно понимал, что такой шанс выпадает раз в жизни.  Собрав отряд, он стремительным маршем двинулся в низовья Днепра, к  татарской крепости Ислам-Кермен (современная Каховка). Остатки татарской  армии были деморализованы и думали лишь о защите Перекопа. Гарнизон  крепости, завидев отряд Дашковича, просто разбежался. 

Но  староста не ограничился взятием города. Часть его людей на  лодках-чайках вышла в Черное море и захватила два турецких торговых  корабля. Это был первый задокументированный случай выхода казаков в море  за добычей. После этого Дашкович до основания разрушил укрепления  Ислам-Кермена, забрал все пушки и с огромной добычей вернулся в  Черкассы. По оценкам татар, ущерб составил 9 000 золотых и 90 000  турецких аспров. Но главное было не в деньгах. Уничтожение  Ислам-Кермена, ключевого татарского форпоста в низовьях Днепра, надолго  ослабило влияние Крыма в регионе и открыло казакам путь на юг. Это была  блестящая операция, проведенная на свой страх и риск, без приказа  сверху. Дашкович в очередной раз доказал, что он не просто чиновник, а  самостоятельная политическая и военная фигура. 

После  разгрома под Астраханью и набега Дашковича Крым на несколько лет  погрузился в пучину междоусобиц. Сыновья и дядья убитого хана с головой  ушли в семейные распри, где главным аргументом была сталь, и им было не  до походов на север. Дашкович в это время занимался дипломатией и  укреплял свою власть на пограничье. Он создал на полуострове настолько  эффективную разведывательную сеть, что в 1526 году, когда в Крыму  наступило временное затишье, он заранее отправил королю Сигизмунду  донесение о готовящемся большом набеге. Предупрежден — значит вооружен.  Литва успела подготовиться, и в 1527 году татарская орда потерпела  сокрушительное поражение в битве на реке Ольшанице, где их застал  врасплох князь Острожский. Остатки разбитых отрядов, пытавшихся уйти в  степь, перехватил и окончательно развеял по ветру Дашкович со своими  казаками. 

Это поражение снова ввергло Крым в хаос. Один  из претендентов на ханский трон, Ислам-Гирей, был вынужден бежать и  нашел убежище не где-нибудь, а в Черкассах, у своего старого знакомого  Остафия Дашковича. Черкасский староста не упустил возможности поиграть в  большую политику. Он решил поддержать изгнанника, рассчитывая посадить в  Крыму своего, марионеточного хана. В 1529 году Ислам-Гирей получил от  Литвы военную помощь — в Черкассы прибыл отряд с артиллерией.  Объединившись с людьми Дашковича и верными Ислам-Гирею татарами, они  спустились по Днепру. Его дядя, Саадет-Гирей, сидевший в Бахчисарае,  предпочел не рисковать и пошел на мировую, отдав племяннику в удел  Очаков. Дашкович мог праздновать победу: он не только отразил набег, но и  вмешался в династическую борьбу, посадив своего протеже на ключевой  форпост в Северном Причерноморье. 

Но дружба между  крымскими родственниками была недолгой. В 1532 году они снова  поссорились, и на этот раз дядя оказался сильнее. Ислам-Гирей опять  бежал в Черкассы. Но теперь Саадет-Гирей решил покончить с этим раз и  навсегда. Собрав огромную армию, в которой было около 50 пушек и 1500  отборных турецких янычар, он двинулся на север и осадил Черкассы. Хан  был настроен решительно: он хотел не просто наказать племянника, но и  уничтожить осиное гнездо, которым стал город под управлением Дашковича.  Началась тринадцатидневная осада, ставшая звездным часом черкасского  старосты. Гарнизон под его командованием отбил все штурмы. Дашкович  проявил себя не только как храбрый воин, но и как талантливый инженер и  организатор обороны. 

Пока хан безуспешно пытался взять  крепость, киевский воевода Андрей Немирич отправил Дашковичу подмогу.  Небольшой отряд на лодках спустился по Днепру ниже осажденного города и  перерезал татарам пути снабжения с Крымом. Саадет-Гирей оказался в  ловушке. Понимая, что дальнейшая осада грозит ему катастрофой, он был  вынужден заключить мир и убраться восвояси. Оборона Черкасс стала  легендой. Дашкович превратился в живого героя, грозу татар. Король  осыпал его наградами. Его имя гремело по всему пограничью. Он доказал,  что даже небольшая, но хорошо укрепленная и грамотно обороняемая  крепость может остановить целую орду. Эта победа имела огромное  психологическое значение: она показала, что татар можно и нужно бить,  что их можно остановить. 

Даже  после такого триумфа Дашкович не успокоился. В 1533 году, когда новый  крымский хан Сахиб-Гирей собрался в поход на Москву, он лично обратился к  королю Сигизмунду с просьбой запретить Дашковичу нападать на его  войско. Но черкасский староста, верный себе, не только атаковал  возвращавшиеся с добычей татарские отряды, но и успел предупредить о  походе московских казаков в Путивле. Он играл в свою игру, где не было  постоянных союзников и врагов, а были лишь сиюминутные интересы и вечная  война. 

Остафия  Дашковича часто называют одним из первых казацких гетманов,  организатором и отцом-основателем. Картина эта, однако, несколько  сложнее и не такая радужная. Получив в управление Канев и Черкассы,  Дашкович столкнулся с классической проблемой пограничного  администратора: как защищать огромную территорию, не имея ни денег, ни  достаточного количества регулярных войск. Решение лежало на поверхности.  По степям уже бродили ватаги вольных людей, промышлявших охотой,  рыболовством и другими, менее мирными занятиями, которых называли  казаками. Дашкович был первым, кто понял, что эту неуправляемую стихию  можно и нужно поставить на службу государству. Он не создавал  казачество, он его оседлал. 

При нем казаки стали  постоянным гарнизоном Черкасс и Киева. Он активно привлекал их ко всем  своим походам, используя их знание степи, мобильность и боевой задор. Он  превратил разрозненные отряды в подобие регулярной пограничной стражи.  Вершиной его замыслов стал проект, представленный им в 1533 году на  сейме в Петрикове. Дашкович предложил построить на одном из днепровских  островов постоянную крепость и заселить ее гарнизоном в 2000 казаков.  Этот гарнизон, по его плану, должен был находиться на государственном  обеспечении и служить постоянным щитом, перекрывающим татарам путь  вглубь страны. Идея была гениальной и опережала свое время на несколько  десятилетий. По сути, это был прообраз Запорожской Сечи. Однако у  шляхты, заседавшей в сейме, были дела поважнее, чем какая-то крепость на  дикой окраине. Денег на проект не дали, и он так и остался на бумаге. 

Но  если для короля и сейма Дашкович был рачительным хозяином, то у самих  казаков было на этот счет другое мнение. После смерти старосты  черкасские мещане и казаки отправили королю Сигизмунду жалобу, которая  проливает свет на методы его управления. Из нее следует, что Дашкович  железной рукой наводил порядок. Он запретил казакам свободное  передвижение по городу, фактически поставив их под военный контроль.  Если раньше казаки, вернувшись из похода, добровольно делились частью  добычи со старостой, то Дашкович превратил этот «подарок» в обязательный и регулярный налог. Он ввел новые поборы: на Рождество  каждый казак был обязан платить ему по кунице и 12 грошей. Если казак  умирал, не оставив жены или детей, половина его имущества отходила  старосте. 

Выходит, Дашкович, активно используя  казачество в своих военных и политических играх, рассматривал его прежде  всего как источник личного обогащения. Он был не столько «отцом» для казаков, сколько строгим и требовательным хозяином, который брал  свое силой и авторитетом. Он первым попытался интегрировать казацкую  вольницу в государственную систему, но делал это методами, которые самим  казакам не слишком нравились. Они ценили его как полководца, который  водил их в удачные и прибыльные походы, но роптали против его попыток  ограничить их свободы и залезть к ним в карман. 

Эта  история получила ироничное продолжение. Король, рассмотрев жалобу,  приказал новому черкасскому старосте, Василию Тышкевичу, отменить все  поборы, введенные Дашковичем. Но Тышкевич, смекнув, что деньги могут  пройти мимо его кассы, решил оставить все как есть. Однако он не учел  одного: у него не было ни авторитета, ни железной хватки своего  предшественника. Черкасские казаки, возмущенные такой наглостью, просто  подняли восстание и выгнали нового старосту из города. На их усмирение  из Киева отправили роту наемников. Те, решив, что до Черкасс путь  неблизкий, по дороге поживились в Каневе. Но каневцы, воспитанные в  школе Дашковича, встретили наемников таким отпором, что те были  вынуждены спасаться бегством. Система, созданная старым старостой,  продолжала работать даже после его смерти, но уже против его преемников.  Дашкович научил пограничье сражаться, и этот урок оно усвоило очень  хорошо. Последнее упоминание о нем в хрониках датируется 1535 годом,  когда он во главе 3-тысячного отряда казаков вторгся в московские  пределы. Уже в феврале 1536 года его земли отошли сестре. Хамелеон  Дикого Поля сошел со сцены, оставив после себя новую, грозную силу, с  которой отныне приходилось считаться всем его соседям.