Дневник Заключённого ч1

                  Эпизод 3 Чёрного поймали

Глава 1: Когда постучат в твою дверь.

Когда к тебе постучат, дверь откроется с рассветом и в твое жилище вбегут незнакомые люди, тебя повалят на пол и закуют в наручники, сердце будет биться с бешеной скоростью, будет холодно от страха и ты будешь жадно глотать каждый глоток воздуха. Сквозняк гонит утреннюю свежесть в дом, ты дрожишь и парализован, грязный ботинок лег на твое лицо, с тобой обращаются как с животным попавшим в ловушку, чужие люди уже хозяйничают в твоём доме, все в их власти сейчас, скоро начнется самое весёлое, лучше думай об облаках, ведь они так так велики и чисты, летят по бесконечно красивому голубому небу!

Когда в твою дверь постучат, твоя жизнь больше никогда не станет прежней, не станет дома, друзей и даже любимых, все отвернутся от тебя очень скоро, и вот ты уже лежишь на полу собственной спальни, где сотрудники СОБРа танцуют твист на твоих яйцах, вырывают бороду плоскогубцами, душат тебя подушкой. Кислород начинает заканчиваться, а значит у тебя будет короткая передышка.

                                Глава 1.2: Гости

Конвульсии становятся реже, сейчас все закончится, сейчас ты уснёшь и больше не проснешься, и все прекратится, ты готов, а их обвинят в твоей смерти, твою девушку перестанут пытать в соседней комнате, ты больше не будешь слышать ее крики, сейчас твоя смерть это не только конец ужаса но и спасение любимой, и вот ты уже немного хочешь умереть. Через несколько часов приведут понятых, они подтвердят все на свете, все, кроме того что тебя пытали. По пути на кухню в твоём кармане окажется пакетик, он не необходим, но так, на всякий случай, мало ли, да и что? Зря везли что ли? Хотя в каких то 30 метрах у тебя стоит своя собственная лаборатория по производству чистейшего амфетамина, тебе этот пакет особой роли не играет. Ты на кухне, чужие люди разложились за твоим столом и составляют бумажки, досматривают тебя под видеозапись, демонстрируют как вытаскивают пакетик из кармана, так топорно и тупо. А потом произойдет то ради чего ты терпел все это время, то за что ты отдал бы все на свете в этот момент.

                                        18.04.18

Глава 1.3: сделка с дьяволом 

Признаться во всем и взять на себя пару тройку эпизодов, и тогда девушка может уходить, какой у меня был выбор? Я мечтал умереть чтоб спасти её а тут можно ещё и пожить, продешевили менты! Помню как выводили меня в наручниках к автобусу, соседи стояли на улице, и смотрели на меня как на зверя, я уже не знаю этих людей! Мы едем на разных сидениях, я не могу обнять тебя и успокоить, я вижу твой взгляд, тебе страшно и мне больнее всего от этого. Не переживай моя маленькая, с тобой все будет хорошо, я обещал тебе это когда то. Пусть моя жизнь закончится сегодня, но спасу тебя. В голове куча мыслей, опер заснул на соседнем сиденье, я могу дотянутся до его табельного, но что потом?  За нами две машины с СОБРом, а в автобусе 5 ОПЕРов, это верная бессмысленная смерть! Нам не дают даже переглядываться, и все мои мысли только о тебе, потерпи ещё немного, скоро все закончится. Нас привезли в Королевский отдел полиции, наверное в самый гадский на этой земле!

                                      18.04.18

Глава 1.4. В отделе с Арпиной и Дохлым

Нас завели в кабинет, в котором уже сидела Арпина. На тот момент я не знал её, а она не знала нас. Мы сидели и молча смотрели друг на друга, не понимая, что будет дальше. Она оказалась девушкой «Дохлого», а Дохлый был первым химиком в нашей конторе. С него всё и началось: попался он, а следом и мы все.

Меня завели в комнату к оперативнику, приковали наручниками к стулу и оставили одного подумать минут на пятнадцать. После этого зашёл начальник ОПЕРов в дорогом строгом костюме — он сразу выделялся среди своей подчинённой челяди. Он присел на диван позади меня, и я краем глаза видел его сверлящий взгляд. Я не обращал на него внимания и думал о прекрасных белых облаках.

После этого завели Дохлого и устроили для меня небольшое представление с избиением — за то, что они получили не всё, что он им обещал. Затем мне дали подписать признательные показания о том, что я действительно передал ему продукцию моей «пекарни», и предложили на выбор три разных пакета, которые через пять минут должны были снова найти у меня на обыске в кармане.

— Первый — самый маленький с амфетамином. Второй, как мне сказали, был с героином, примерно 15–20 грамм. Ну и третий — сказали, что точно не помнят, что там, но мне по идее всё равно.

После этого начался перекрёстный допрос с подставным адвокатом. Меня посмотрели и вытащили новый (старый) пакет, который ранее был изъят у меня ещё при аресте дома. Видимо, они что-то напутали тогда и решили повторить для закрепления результата. Сам опер объяснил мне это тем, что у них идёт борьба за то, какому отделу мы достанемся, поэтому нужно найти дурь, когда я был на их территории.

Нас всех допросили по очереди и перекрёстно. Мне повезло: опера исполнили свою часть сделки, она поговорила со следователем, и его не интересовала девушка. За это я всё признал — и как варил амфетамин, и как сговорился с Дохлым для продажи всего этого той шлюхе, которая закупала для ОПЕРов.

Чёрт, каким же гением надо быть, чтобы расплатиться со шлюхой товаром? Чёртов Дохлый!

Ты мог пойти один по 4-й части, вместо этого подписал себе 5-ю да ещё и протянул за собой такую толпу! Они уже знали про Крюка, Картмана, Рыжего и Альфреда.

А эхо от их восторга до сих пор слышалось в этих стенах, спустя с того момента как он начал «чирикать». Они думали, что взяли мелкого бегунка, а он отдал им целую группировку.

                                           18.04.18

Глава 1.5 Прощание

После проведения очной ставки нам перед долгой разлукой с Ирой позволили побыть вместе какое то время. Мы стояли в коридоре второго этажа Королёвского отдела полиции, я обнимал её на прощания скованными наручниками руками.Я смотрел на нее как на самого сильного человека на свете, она прошла этот адский день вместе со мной, она доверила мне свою жизнь, она ни сказала ни одного слова, не стала выгораживать себя и сваливать все на меня, в этот момент я понимал что все делаю правильно. Я пытался подбодрить ее и успокоить, она слушала мои последние просьбы, я просил ее начать новую жизнь но она называла меня дураком и говорила что будет ждать меня столько сколько придется, и тогда я сделал то что знал довольно давно, знал но мне не хватала решительности, я попросил ее стать моей женой, не самая романтичная история, но другой у меня нет, она сказала да и через 10 минут меня увели в изолятор, а моя невеста поехала в дом моих родителей, чтобы сообщить им самые страшные новости в их жизни.

                                         19.04.18

Глава 1.6: ИВС Королёв 

Был уже час ночи следующего дня, тело жутко болело после знакомства с СОБРом, нос рассечен, по всему телу ссадины. Начальник изолятора отказался принимать меня без медицинского освидетельствования в травматологии, он боялся что я начну говорить что меня пытали в стенах ИВС. После быстрой поездки  в травмпункт меня вернули обратно, и начали мое оформление. Меня сфотографировали и сняли отпечатки пальцев, забрали шнурки и закрыли в камеру размером 1Х1 метр (стакан) с глухой железной дверью. Стены были украшены наскальной живописью диких народов,чей путь миграции как и мой проходил через стены Королёвского ИВС. Здесь как не в каком другом месте можно было узнать всю правду о сексуальной ориентации местных судей, следователей и прокуроров. Кто-то  писал имя стукача, кто то просил прощение у матери и все писали свои сроки, в одном все эти надписи были схожи, все они были наполнены невыносимым страхом, болью и отчаянием. Спустя несколько часов пребывания в стакане, меня провели на склад за матрасом а далее в камеру. Перед входом Я оглянулся и увидел как ведут Арпину, она ели волокла ноги перемещаясь очень мелкими шагами и немного скрюченная толи от стресса, толи от боли, но вид у нее был потрёпанный и ели живой. Я зашёл, большая железная дверь закрылась  за моей спиной с тяжёлым грохотом, в камере было очень холодно и грязно, как бывает грязно в общественном туалете, мой сосед спал, я разложил свой матрас на втором этаже, укрывшись старым вонючим шерстяным одеялом я отвернулся к стене, и с мыслью что так я скорее всего проведу следующие 15 лет своей жизни я закрыл глаза и уснул.

                         19.04.18 – 03.05.18

Глава 1.6. 1: ИВС Королёв


Утром меня перевели в более лучшую камеру, рассчитанную на четырёх человек. В ней меня уже ждал один персонаж  матёрой наружности — всё его тело было расписано тюремными татуировками словно хохлома. Тогда он казался мне серьёзным преступником, но только спустя долгое время и обретя некоторый опыт в тюремной жизни, я понял, что он был обычной «наседкой», ссучившимся зэком, работающим на ментов. Может, он был у них на крючке, а может, делал это по собственному желанию — для меня это роли не играло. Главное было то, что он смотрел и слушал, время от времени невзначай расспрашивая.

В тот же день к нам в камеру привели человека-гору ростом под 190 см и весом около 200 кг. Его звали Давид, он был местным подпольным спиртовиком. Мы с ним хорошо поладили, правда, пришлось уступить ему место на первом этаже — не могу представить, как бы он взгромоздил своё тело на второй этаж тюремной двухэтажки, в своем не молодом возрасте.

Моё состояние было хуже некуда. Меньше всего я думал о себе в этот момент — я представлял, в каком ужасе сейчас пребывают мои родители и моя девушка. Рисовал себе картины, где они не дождутся меня и, умирая, их последние мысли будут обо мне. Как последними мыслями моего дедушки были мысли о моей матери, когда мы не смогли навестить его на Новый год, а спустя короткое время его не стало.

Я не мог есть, меня спасало только то, что от стресса я был постоянно без сил и легко проваливался в сон.

На третий день ко мне пришёл адвокат. Он сделал фотографии моих побоев (я могу показать лишь фотографию сзади, так как пока не хочу показывать своё лицо — на спине до сих пор оставался чёткий трафарет от подошвы СОБРовских берцев) и передал мне письмо от отца. Часть чернил на нём была размыта от слёз. Он стоял буквально в нескольких десятках метров от меня и только что написал эту записку. Он сказал, что сделает всё возможное, чтобы вытащить меня, и что пока он жив — будет ждать меня.

Я читал эту записку уже в камере. Я свернулся калачиком, отвернувшись к стенке, и беззвучно кричал. В голове проносились сцены: как к ним приезжает жена посреди ночи и рассказывает, что произошло, и как они на это реагируют; как чувствует себя мать, недавно пережившая инсульт; как поднимается сахар у отца-диабетика; как они не могут спать и молча сидят, пребывая в полусознательном состоянии.

Подобное чувство нельзя даже сравнить со смертью. Я хотел ползти по стенам и забиться в угол потолка: что я сделал со своей семьёй?

Дела мои становились всё хуже с каждым днём. Меня заставляли подписывать бумаги о том, что я не имею претензий к своему задержанию, постоянно шантажируя тем, что арестуют мою жену и создадут проблемы родителям.

Следующие две недели своей жизни я провёл в ИВС города Королёв. Шло время — постоянно менялись люди: они приходили и уходили. В основном все были недавно арестованными — прибывали в шоке и растерянности и, кажется, боялись меня не меньше, чем неизвестного будущего. В их глазах я начинал казаться уже местным жителем.

                                        03.05.18

Глава 2: Сергиев Посад

Спустя 2 недели и несколько допросов меня увезли в следственный изолятор в Сергиевом Посаде, я собрал свою сумку, конвой заковал меня в наручники, после чего я прошел в автозак под лай конвоиров и интеллигентный гаф собак. Выйдя из автозака в СИЗО-8 Сергиевом Посаде меня и других несчастных повели на оформление. Был тщательный шмон, нас обрили и взвесили, за 2 недели в Королёве я потерял 17 килограммов веса, такой диете позавидовали бы даже кремлевские диетологи! После была душевная беседа с местным ОПЕРом, он очень хотел чтоб я сотрудничал, а я очень не хотел стать подонком, были угрозы, и предсказания моего будущего. Оказывается что Дохлого перевезли днём раньше и с ним что то произошло в камере, подобное обещали и мне, но я не придавал его словам никакого значения, потому что заранее знал о всех его угрозах, ведь я не первый кому он говорил это слово в слово. Одно было правдой, Дохлый реально ломился из камеры, тогда я не знал что это правда, но в нашей беседе с ОПЕРом мы оба не учли следующее: я, то что меня реально посадят в хату Дохлого, а ОПЕР то что в этой хате уже сидел Давид и он уже знал нашу историю, и то что дохлый на нас навёл ментов, так что когда я переступил порог карантина, меня встречали довольно радушно, а дохлый как оказалось опустил себя сам, когда его начали расспрашивать у него сдали нервы, он устроил истерику после чего собрал свои вещи и постелил матрац у параши, там он и провел все время до утренней проверки, а после вышел из камеры и отказался в нее возвращаться. 

Как выглядел карантин Сизо-8 Сергиев Посад

В полуподвальном помещении (хате) под сводом купольного потолка примерно 4 на 4 метра располагалось 10 двухэтажных кроватей (шконарей), стол (дубок) с прикрученным к нему жестяным баком для воды и тумба с древним телевизором, а на окне находящемся на уровне земли стояло 5 слоев решёток (решка) из арматуры разной толщины и уродливости. Раньше когда то это помещение служило кельей для священников, ныне первое пристанище для тех кто в скором времени начнет осознавать цену халатности и легкомыслия! Отдельного внимания заслуживает уборная (дальняк) этого помещение, располагающаяся в комнатке на возвышении, примерно одного метра под потолком, взобравшись в которую можно только в полусогнутом состоянии, в этом же состоянии осуждённые и проводили свое время справляя естественные потребности, перебивая ароматы туалета тлеющим канатиком туалетной бумаги. Укладываясь же на втором этаже кровати вы с вашим пока что ещё красивым не матёрым лицом отказываетесь в критической близости с потолком. Лицо расположенные же на первом этаже тюремного ложе сильно рискуют заболеть из за повышенной сырости и холода исходящей из под старого дощатого пола. Вход, он же выход из этого помещение закрывался на две двери, внутренняя из реше ки (тормоза) и внешняя сплошная железная(робот). В роботе было предусмотрено специальное окно (кормяк), в тормозах для этого вместе кормяка было свободное пространство, таким образом через это окно осуждённые имели возможность получать свой изысканный рацион(баланда) и различные документы. Ходили слухи что на малолетних тюрьмах где работает большое количество женского персонала, малолетние подозреваемые умудрялись затягивать руку слишком близко подошедшей сотрудницы и привязывать её к шконарю петлей, таким образом открыть дверь не представлялась возможным и юные подозреваемые осуществляли шантаж который мог зайти довольно далеко в своих требованиях. 03.05.18

Глава 2.1: Сергиев Посад (Дорога)

В первую ночь после отбоя я услышал крики исходящие со стороны улицы и громкое топонье над потолком, камера над нами сигнализировала начала построения тюремной связи(дорога). Нам спустили тонкую верёвку(коня) с привязанным к её концу грузом, мы затянули её с помощью длинной проволочки с крючком на конце, после чего по этой верёвку камера (хата) сверху спустила нам посылку(бандяг) с насущкой (насущка - сигареты,чай,кофе,конфеты), и записку(мульку) с вопросом(интересом) кто новый заехал в карантин?

Меня подозвали и записали мои данные на бумагу(как зовут,откуда и за что взяли), после эту записку отправили наверх, а они запустили по всем остальным камерам (хатам) к которым вела дорога из веревок, после чего каждый осуждённый который сидел в порядочной камеру(хате) знал о моем прибытии.Это была основная артерия связи между камерами, через нее передавали записки и небольшие посылки если в камере заканчивались сигареты или что то ещё, дорога всегда связывала все хаты с камеро смотрящего за тюрьмой или за корпусом(котёл),там хранился товарный тюремный общак, оттуда поступали приказы и там решались конфликтные ситуации в тюрьме, в котле сидели наиболее авторитетные преступники имеющие личную связь с ворами. Подобная процедура происходила каждую ночь по тобою, ночь это время заключённых, время когда все начинают общаться, дорога не перестает перетягивать записки и посылки и только рассвет прекращает это движение, это именно то время когда заключённые по настоящему начинают жить тюремной жизнью.

                            03.05.18 - 17.05.18

Глава 2.2 карантин Сергиев Посад

Две недели карантина тянулись словно вечность. Десять мужчин, словно обитатели какого-то мрачного театра абсурда, томились в одной келье. Слои общества здесь смешались в невообразимый коктейль: от самых низких до тех, кто и сам не знал, к какой касте принадлежит. Курили много, пили чифир (супер крепкий чай) яд, и играли в нарды с таким азартом, будто на кону стояла не свобода, а сама жизнь.

Более других из этой публики мне запомнился Артём. Его судьба была сродни трагикомедии. После бурной ссоры с начальником тюрьмы его приговорили к вечному пребыванию в карантине, подобно титану вечно падающему в глубины Тартара. И вот он сидит среди обречённых, словно призрак в старом особняке, повторяя вслух каждую фразу из телевизора — будь то реклама зубной пасты или очередной сериал про бесконечные страсти. Его голос звучал как эхо забытия и беспамятсва, а в глазах виднелась вся глубина прострации с родни глубины того же тартара, внешне его вид напоминал мне образ безумия и отчаяния.

Ещё был Андрюшка. Человек с душой, израненной наркотиками и болезнями. Он рассказывал, как согласился принять на себя роль разносчика доз по просьбе оперативников — в обмен на дозу героин, который был для него одновременно спасением и проклятием. Его ночные споры с невидимыми друзьями из стены и слёзы со смехом напоминали мне а благодарности господу за то что он уберег меня от подобной доли. В суде он устроил настоящий спектакль: устроил перформанс дефикации прямо в клетке для подозреваемых посреди заседания, чем привёл в ступор судью и всех присутствующих кроме прокурора, тот привык есть дерьмо на завтрак. Андрюшка был постоянным «гостем» института Сербского — места, где разум тонет в бездне. Но он осознавал всё это и играл свою роль с сознательным вызовом судьбе. Но больше всего меня беспокоили два факта, это наличие у Андрюши ВИЧ и налиция комаров в нашей камере .

                                   18.06.18.                                Глава. 3 хата 13 Сергиев Посад.

Прошло четыре недели с тех пор, как моё бренное тело и душа готовились переступить порог  моей первой настоящей хаты, это хата находилась прямо над камерой карантина. Собрав сумки, я проследовал за коридорным, которого в шутку прозвали Паспарту — он нёс связку ключей устрашающего вида и размера. По процедуре я встал лицом к стене у входной двери, поставил сумки на пол и прислонил тыльные стороны ладоней к стене. Меня формально обыскали, после чего дверь с железным грохотом распахнулась примерно на треть своей ширины, и я вошёл внутрь

Тропическая влажность обволокла меня в момент когда я переступил через порог камеры(хаты) номер 13, я словно очутился в совсем другой экосистеме. Здесь даже стены были покрыты слоем влаги и всюду было развешено белье, а 36 пар глаз смотрели на меня как смотрят дикари на туриста забредшего в их джунгли.

Это было помещение примерно 40 квадратных метров и с 20ю двухэтажными кроватями(шконарями). На полу почти не было места для сумок, не было места и на кровати и для меня, поэтому единственное место которое стало моим прибежищем на длительное время было лавочка за столом(дубком) на которой люди сидели причём к плече как бравые спартанцы в Фермопильском ущелье.

Картина была угнетающая, судя по лицам населяющим эту камеру я чувствовал себя в плену у мексиканского картеля или узником зиндана!

Через несколько минут после того, как я стал частью спартанского братства и слился с массой, ко мне подошёл смотрящий за хатой — по совместительству смотрящий за общаком (звали его не важно как!).

С ловкостью орангутана он переместился со второго этажа кровати (пальмы) к столу (дубку). Мы познакомились, и он спросил:

— Есть ли у тебя в чём-нибудь нужда?

— В связи, — ответил я.

Тогда он достал мне кнопочный телефон — звонилку, и именно тогда я впервые смог поговорить со своей семьёй.

После этого мы заварили чифир, и меня официально поприветствовали. Началось знакомство по очереди со всеми присутствующими. В то время только начинался чемпионат мира по футболу в России. Я помню, как мечтал о том времени, когда Москва будет переполнена иностранцами со всего мира, и я смогу завести пару-тройку иностранных друзей. Бойтесь своих желаний, господа: я таки сделал это! Правда, иностранцы были в основном из ближнего зарубежья.

Я узнал, что значит окончание «-ака» в имени, встретил много ахперов и гагулей, ацышек и вацоков — словом, передо мной открылись все вариации слова «брат»

                               Тюремный этикет

Расскажу немного о бытовом этикете в любой тюремной камере России.

Прежде всего, входя в камеру, принято здороваться. Здесь необязательно карикатурно кричать «вечер в хату» или «здарова были», достаточно просто сказать: «всех приветствую».

После этого сразу следует помыть руки, и только после этого можно поздороваться с кем-то за руку (по желанию) или трогать что-либо общее (чайник, например, или нож).

Затем нужно оставить свои вещи у входа и пройти к дубку (столу), где вас уже, скорее всего, будут ждать. Вам предложат подкрепиться или выпить чаю. В это время и происходит знакомство, итогом которого будет приветствие согласно протоколу порядочного люда (тюремных жителей) и перемещение ваших вещей на спальное место.

Если вам приспичило в туалет (дальняк), сначала нужно открыть кран и пустить воду — это сигнал, что туалет занят, и чтобы не трогать грязными руками вентиль после туалета. В некоторых камерах, где туалет не имеет двери, пользоваться им во время принятия пищи запрещается! Также эта кабинка туалета часто служит местом, где можно помыться, используя тазик (если установлен сортир).

Каждое утро жители порядочной камеры по очереди делают уборку. Иногда этим занимаются только те, кто проштрафился перед обществом зеков.

Каждое 15 и 25 число месяца принято поднимать кружку чифира за старших братьев (воров), за здравие и за упокой тех, кто скончался в этом месяце. Это очень формальная процедура: заваривается кружка чифира и передается по кругу. В эти дни обычно из главной камеры (котла) во все порядочные присылают разгон (сигареты, конфеты, чай) для проведения ритуала.

             О питание в Сергиевом Посаде

Позвольте представить вам небольшое повествование о питании в Сергиевом Посаде — месте, где даже скромная баланда обретает оттенок особого вкуса и уюта.

Питание здесь заслуживает уважения и, несомненно, занимает почётное место в моём личном рейтинге тюремных заведений — 4 Гордона Рамзи  из 5 . Завтрак, как у истинного аристократа будничного бытия, начинался с каши — разнообразной и сытной: сечка, ячка, пшёнка — лучшие злаки, словно заботливо отобранные сотрудниками ФСИН у быков и лошадей с фермы для поддержания сил несчастных заключенных

Обед же раскрывал перед воображением целое поле гастрономических возможностей. Щи из капусты, свекольный салат — свежесть и простота в каждом глотке. А суп «фантазия», сотворённый из остатков утренней каши, напоминал о том, как искусство кулинарии способно превращать скромные ингредиенты в нечто большее.

На второе подавали пюре из гороха клейстер, макароны и кисло-тушёную капусту — и всё это в сопровождении вы только вдумайтесь в это, тушёнки!

Ужин же венчала «глазастая» картошка — простое, но сытное блюдо, дополненное засоленной ещё в советские времена селёдкой и неизменной тушёной квашеной капустой. В этом сочетании чувствовалась история и традиция, которые согревали душу не меньше, чем тело.

Таково было истинно люксовое питание системы пенитенциарных заведений. И если сначала нос может морщиться от непривычных вкусов, то с опытом и временем приходит понимание и даже любовь к этим простым радостям. Побывав в разных местах и набравшись опыта, начинаешь мечтать о старой доброй жареной селёдке как о настоящем деликатесе — самой вкусной рыбе на свете.

                    Ночь с 18.06.18 на 19.06.18

Глава 3.1 Паническая атака

Первая ночь, я лежу на кровати отвернувшись лицом к стенке и вспоминаю свою жизнь, я вспоминаю Китай и мои ночи с Эмили, я вспоминаю Москву и свою жизнь с Ирой, моих котов и собаку, как же мне хочется домой. Все самое лучшее в моей жизнь обратилось прахом в один миг!

Мне снится всё тот же сон, сон в котором постучали в мою дверь! Снова люди с пистолетами и щитами, снова кувалда стучит по моей двери ужасающим звуком, снова крики САБРа 'открывай п#дарас'!

Я просыпаюсь, сердце сейчас разорвётся, мне страшно, как же страшно и нечем дышать! Из последних сил я встаю и бросаюсь на оконную решетку, жадно пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха, дикий страх загнанного зверя!
Мат растекается из моих уст по всей хате словно истоки бурной реки, при других обстоятельствах меня бы отправили в кому за это, но ко мне отнеслись с пониманием, все видели меня в этот момент и мало у кого это вызывало изумление.

Первая паническая атака как первая близость не забывается, даже сейчас я хорошо помню это чувство, помню тот страх смерти, как мои пальцы сжимать прутья армированной решетки, как я был уязвим!

                                        16.07.18

Глава 3.3 Продленка

Меньше чем через месяц после того, как меня подняли в хату, меня снова заказали (зарядили) на этап в ИВС Королёв: заканчивалось время моего ареста, и должно было состояться новое слушание о продлении сроков моего задержания. Я собрал сумку на два–три дня, и рано утром меня вывели из моего нового дома.

Вместе с остальными заключёнными нас посадили в УАЗик с глухим кузовом из сэндвич-панелей и повезли в ИВС, откуда на следующий день должны были везти в суд.

В ИВС меня посадили в одну хату с узбеком из соседней камеры № 12 в Посаде. Он был довольно общительным парнем, но я проявил неосторожность допустив в разговоре некоторую утечку информации касательно связи в камере. Он спросил:  
— Как у вас там в хате, на должном? Связь есть?  
— Да, на должном, на связи.  
— Чё у вас там — тапочек (смартфон) или балалайка (кнопочный телефон)?  
Я сказал, что есть балалайка, и это было моей ошибкой, но тогда ещё я этого не понимал. Вообще разговоры о запрещённых вещах (запрете) в тюрьме крайне не рекомендовано вести, потому что никогда не знаешь, с кем ты разговариваешь!

На следующий день состоялся суд, тогда я впервые увидел родителей. Они смотрели на то как я стоял за лешеткой из стальной арматуры, как побитый зверь в зоопарке. Мне казалось, что за эти два месяца они постарели на десять лет. На матери не было лица, и казалось, что её разум сейчас не присутствует в зале; а отец имел растерянное, испуганное лицо, глаза словно смотрели на гибель собственного ребёнка, не в силах помочь ему даже ценой своей жизни. Безнадежность и беспомощность окутали их. Это был тот момент, когда хотелось умереть от стыда и ненависти к себе за принесённые страдания своей семье. Я хотел помочь им, хотел помочь своей семье и в итоге принёс только чудовищную боль и страданий.

Я смотрел на молодую и очень милую девушку-прокурора. Было видно, что она только недавно поступила на службу и что её профессия ещё не убила в ней последние остатки человеческого сострадания. Я смотрел на неё как падающий с обрыва альпинист, тянущий руки в последнем порыве с просьбой о спасении к своему товарищу. Она поняла мой взгляд, она знала, что ничем не может мне помочь. На какое-то время она опустила голову и скрыла свои глаза, понимая, какой будет моя судьба; затем подняла голову вновь, посмотрела мне в глаза, сжала губы и отрицательно помахала головой, а в её глазах отчётливо читалось: «Извини».

Меня продлили ещё на два месяца. Мне казалось, что это какая-то ошибка, что адвокат мне поможет, что подадут апелляцию и меня выпустят. Я заблуждался так же, как заблуждался каждый до и после меня, каждый кто верил в то, что суд — это не театр, что кто-то реально занимается каким-то разбирательством, что это не бездушная канцелярия, которая просто занимается бюрократией.

Когда я вернулся с суда, в хате меня ждал приятный сюрприз: родители привезли мне два пакета полные вкусной еды. Мы сели и приломили хлеб вместе с моим соседом, долго общались, а утром нас отвезли обратно в нашу тюрьму.

                                    18.07.18

Глава 3.4 Мулька

В свою хату я вернулся только к вечеру следующего дня. После очередного досмотра (шмона) моих вещей меня подняли. Как это обычно бывает по возвращению, хата сразу наполнилась распросами, шутками и признаниями в братской любви — ведь я привёз с собой две сумки всевозможных вкусняшек, которыми, конечно, собирался поделиться с кем-нибудь, а может, даже со всеми, кто живёт со мной в камере. Меня расспрашивали, с кем я ехал и с кем сидел в камерах на ИВС и в суде во время моего отсутствия.

Посреди ночи мне пришла записка от узбека, с которым я сидел на ИВС. Я раскрыл её, и там было написано:  
«Тебя хотят зацепить, не давай им повода! Загаси (уничтожь) мульку (записку), как прочтёшь! С ИСКР #УВ и Брt°
(с искренним арестантским уважением и братским теплом) — Узбек.

Я растерялся и начал потихоньку напрягаться. Почему он написал мне это? Позже я встретил его и выяснил, что смотрящий за хатой — он же обладатель «арангутановой грации» — узнал, что я был в одной камере с узбеком. Он разговаривал с ним, расспрашивая о том, что я мог сказать такого, за что меня могут «загрузить» на деньги. Это выглядело вполне правдоподобно, учитывая, что людей с моей статьёй особо не уважают и стараются «нагнуть» по любому поводу и без.

Узбек рассказал мне подробности при нашей следующей встрече на новом суде по продлению срока содержания под стражей:  
— Если честно, я сразу понял, что у меня будут спрашивать о тебе. Я бы рассказал всё, как есть, но после того, как ты ко мне отнёсся и даже поделился частью своей передачки, совесть не позволила дать им повод создать тебе проблемы. Тем более я сам не очень-то поддерживаю местные понятия, просто вынужден их соблюдать.

С того момента я уже никогда не мог чувствовать себя непринуждённо. В каждом слове, в каждом вопросе я видел подвох и скрытый смысл — везде угадывал витиеватую игру слов.    

              Впервые в тюремном дворике

Помню, как впервые вышел на прогулку. Она не выглядела так, как я видел это в фильмах — большое свободное пространство под открытым небом, где стоят спортивные снаряды или баскетбольное кольцо. Нет! Тюремный двор для прогулок был совсем другим. Это почти всегда бетонный колодец с решёткой из толстой арматуры и сетки рабицы, натянутой сверху!

Как правило, в середине этого бетонного колодца размером примерно 3 на 6 метров стояла лавочка. Двориком это место можно было назвать лишь условно! Представьте маленькую комнату без потолка, в которой взрослые мужчины стоят почти плечом к плечу — гулять там невозможно, потому что места нет. Всё, что можно делать, — это наслаждаться сменой обстановки и более-менее свежим воздухом всего один час в сутки!

                                   Глава 3.5

Следующие два месяца я проводил за игрой в нарды и шахматы с Артуром — мужчиной лет сорока пяти, мало приспособленным к жизни в тюрьме. Нас объединяло только то, что он был образован, и с ним можно было поговорить о чем-то, кроме тюрьмы.

Он называл меня старшим братом, хотя был на шестнадцать лет старше, и всюду ходил за мной, как мой хвост или тень. Я всегда пытался прикрывать его, когда он косячил, словно малолетний балбес.

Однажды из нашей камеры с резкой болью забрали одного парня (имя его растворилось в закоулках моей памяти) и увезли в больницу на экстренную операцию. В ходе операции ему удалили мошонку, а в тот же день привезли обратно к нам — в камеру с жуткой антисанитарией.

Мы наблюдали, как ему становится хуже, и устроили скандал из-за бездействия администрации. Его увели и сказали, что положат в санчасть. По факту же его просто перевели в другую камеру.

Через несколько дней мы узнали от его матери, что он умер в камере. По какой причине — я не знаю. Видимо, антисанитария и ужасные условия содержания доконали парня.

          Глава 4. Переезд в сизо-1 г. Ногинск

Прошло 4 месяца, как я уже в Сергиевом Посаде. В один день что-то изменилось в управлении, и большую часть зеков решили перевести на содержание в другое СИЗО — это было СИЗО номер 1 города Ногинска, примерно в 80 км от Москвы. Перевозили всех тех, кто сидел в Королёве. Не сказать, что я расстраивался, но и не был этому особенно рад: любой переезд, будь то из хаты в хату или из СИЗО в СИЗО, — это всегда стресс, тем более в новом СИЗО могут быть другие условия содержания. Так и вышло!

Когда нас привезли в Ногинск, в камере досмотров нас обшмонали, а после этого ещё и сняли биометрические данные лиц. Пока я ждал, когда меня поднимут, меня заперли в карцере примерно на один час — это было моё первое знакомство с «ямой». В комнате 1.5×3 метра, кровать пристёгнута к стене с белоснежной шубой, разбитый туалет притворяется фонтаном, крошечный столик — притворяющаяся табуреткой, и бетонные пеньки, являющиеся табуретками!

Был ещё очень яркий свет, ужасная громкая музыка и собачий холод бетонной коробки — и всё это в разгар лета!

Как и большинство тюрем, это здание было построено при Екатерине и являлось бывшим зданием Епархии. За долгое время своего существования, кажется, оно никогда не ремонтировалось. Это были настоящие руины, которые занимают почётное второе место среди самых разрушенных тюрем, в которых мне довелось побывать.

Глава 4.1. Хата 29 СИЗО-1 г. Ногинск

Меня подняли в хату №29, или, как принято говорить в тюрьмах, «два девять». Это была котловая хата, в ней сидел смотрящий за корпусом. На площади 4 на 6 метров с нежно-салатовыми стенами ютилось десять человек. Оконные рамы в стенах отсутствовали, как и дверь в туалете! Их места занимали решётки и штора из простыни, создавая впечатление нахождения скорее в средневековой темнице, чем в современной тюрьме.

Шконари (кровати) стояли в три этажа. Ложась на третий этаж, вы, как и в карантине Сергиева Посада, упирались лицом в потолок кофейного цвета, ностальгически вспоминая свои первые дни заточения. Все же свободные места на полу были усеяны большими пакетами с насущными для каждого зэка продуктами (чай, сигареты, кофе, печенье, конфеты). Из этих пакетов собирались и рассылались (разгонялись) посылки в хаты для тех, кто уходит на этап или отмечает дни рождения и похороны воров.

Понятия санитарии в этой тюрьме отсутствовали в принципе из-за расположенной под окнами камер мусорной свалки, а отсутствие оконных рам только способствовало проникновению бесчисленных орд мух в наше жилище — подобно тому, как незакрытые ворота крепости служат приглашением для набегов варваров. Буквально каждый сантиметр свободного места был усеян свободно гуляющими по вашей еде, вещам и даже телу мухами. Свисающие бесчисленные липкие ленты для ловли насекомых больше походили на колбасы, подвешенные для провяливания. Борьба с ними была настолько безнадёжным делом, что с их наличием в камере все привыкли и считали их полноправными жителями.

Глава 4.2 жители хаты 29


Атмосфера в моей хате была довольно неприятной, а местные жители — преимущественно подонки, сбежавшие из Красной книги. Более-менее приличными людьми в ней были Саня — механик, и Толя — бык. Саню посадили за то, что пьяным сбил дочь какого-то начальника, а Толян был преступником по профессии, специализировался на автоподставах. Его группа была довольно известна в криминальных кругах его области. От него я узнавал сценарии работы и интересные истории из его практики. Я никогда не сталкивался с ситуациями, подобными тем, которые создавали они, и, признаться честно, на них можно было купиться! Хорошо, что теперь я узнал немного больше!

В очередной раз тюрьма стала для меня не только местом наказания, но и местом обучения чему-то новому. Сейчас довольно сложно сказать, зачем людей сажают в тюрьму, ведь если ты профессиональный преступник, здесь ты обретёшь и связи, и новые знания! Ну а всё, что я узнал от Санька, — это то, что «Вольво» — хорошая машина, которую несправедливо недооценивают!

Главным за котлом был Артём. Вообще-то он был барыгой, и как его поставили (загрузили) за котлом — это огромная тайна. Он был хитрым, мерзким и беспринципным ублюдком, как и большинство зеков! В подручных у него был такой же барыга по имени Игорь — такой же урод, как и Артём. Тыл ещё малолетний дурачок, имя которого я даже не стал запоминать, потому что редко когда можно встретить больший био-мусор, чем он. В свои 18 лет на его теле не было свободного места из-за татуировок. Стоит отметить, что все эти татуировки он сделал в тюрьме: ни одну из них не закончил до конца, а некоторые даже старался перебить. Словом, всё его тело напоминало лист бумаги, на котором маленький ребёнок рисовал каляки-маляки.

Чем воспользовался и я лично! Опробовав свой первый опыт в набивании татуировки — его мне было совершенно не жаль, да и попросил меня он сам! Тогда мы выдули чернила из гелевых ручек и с помощью швейной иглы я нанёс ему на ногу первую в его жизни закончённую (конченную, как и его владелец) контурную голову собаки с крестом на лбу!

Глава 4.3 наладка дороги в Ногинске


Каждый вечер начинался с вступительной речи, глашатый подходил к окну и громко кричал на улицу:  
— АУЕ! Жизнь ворам! Мира, добра и благополучия дому нашему общему! Да будет так, как сказано ворами! Зинь ворам! Жизнь ворам!Бог с нами, братва! А если Бог против нас — то кто против нас? Только бляди! Братцы, поддержим наладку дороги! Всем всего наилучшего от Господа нашего Иисуса Христа!

За этими словами следовали одобрительные крики поехавших на всю голову АУЕшников, которые буквально впадали в экстаз. Тюрьма располагалась среди жилых домов города Ногинска, и местные жители часто наблюдали эту сцену с балконов, попивая кофе и куря сигареты. Зрелище это по своей значимости для города было сопоставимо с разводом мостов в Санкт-Петербурге или сменой почётного караула у Вечного огня в Москве.

Наладка дороги здесь проходила совсем иначе, чем в моём предыдущем пристанище. Для начала хлебному мякишу придавали круглую форму, затем клали в пакет и привязывали к верёвке. Потом брали веник, вставляли в него ложку и помещали туда этот мячик на верёвке.

Когда всё было готово, дорожнику(человеку, который гонял дорогу и строил её) нужно было высунуть руку с веником и мячом из окна и бросить мяч вдоль стены. В соседнем же окне вытягивали длинную палку или швабру — словно удочку — чтобы поймать мяч и затянуть его внутрь. По этой верёвке протягивали основную — ту самую, которая служила дорогой.

Так ночью стены тюрьмы были опутаны словно паутиной. Осуждённые называли эти верёвки кровеносной системой тюрьмы.

17.08.18  
Уже много месяцев мне снится один и тот же сон: прошло 5 месяцев с тех пор, как меня арестовали, а стук молота об мою дверь до сих пор раздается в моих снах. Темно, холодно и страшно! Издевательства, матные крики и нас снова бьют. Я хочу бежать, но не бегу, даже если могу. Я не один — она со мной, я не могу её бросить, я обещал! Всё по-новой, почти каждую ночь всё по-новой. Иногда я просыпаюсь от этого ужаса, иногда беззвучно кричу во сне.

Это был следующий день после моего приезда в Ногинск. В полдень, когда обед уже был роздан, в кормяке появилось розовое лицо вопрошающего баландера:

— Наггетсы будете?  
— Что-что? Наггетсы? Конечно, будем, родной! Давай их сюда! — радостно воскликнул я и в спешке передал миску.  
— И по возможности положи побольше!

Прошли какие-то секунды, но в моём разуме это казалось вечностью. За это время я успел представить феерию вкуса и наслаждения от моих любимых куриных наггетсов. Предвкушение было настолько сильным, что я не обращал внимания ни на равнодушные взгляды сокамерников, ни на накатывающиеся слёзы счастья. Я стоял и мечтал — в эту секунду я был почти свободен.

Но недолго музыка играла, недолго фраер танцевал. Мои наггетсы были иллюзией — великим самообманом моего отсутствующего рассудка. Здесь наггетсами называли то, что в любой другой тюрьме принято называть шайбами: рыбные котлеты в панировке.

Внешне они выглядели съедобно, но под маской приличия, скрывалась чёрная как душа начальника опер отдела начинка — горькая и сухая и чем темнее она была, тем сильнее была похожа как вкус моего разочарования!

Но в Ногинске это был вкус жизни, потому что это было единственное съедобное блюдо для заключённого, не имеющего поддержки с воли или, попросту говоря, бедолаги. 

                    Глава 4.4. Большая дорога

Тюрьма не всегда бывает одним единым зданием, где содержатся все заключённые вместе. В Ногинске рецидивистов (второходов) содержали в отдельном корпусе. Между этими двумя корпусами также натягивали верёвку (БД — большая дорога), используя для этого духовую трубку, которую ещё называли «ружьём».  

«Сделай ружьё и застрелься!» — так часто говорили, имея в виду наладку дороги.

Наша дорога к второходам проходила через колючую проволоку, которую называют «рогоз». Канат, проходя сквозь неё, неизбежно повреждался и быстро изнашивался — это была вечная проблема.

Тогда я предложил сделать верёвку не из мочалок и ниток, как это было раньше, а из пластиковых бутылок, что вызвало огромное удивление!

Всё дело в том, что пластиковую бутылку можно нарезать на нитки и потом заплести в канат. Как это сделать? Я знал, как! С помощью бритвенного станка и кусочка пластика, сложенного пополам, получается приспособление для нарезки бутылки на нитки. Нужно всего лишь отрезать дно у бутылки и присоединить приспособление — оно цепляет край бутылки, и чем меньше зазор в приспособлении, тем тоньше получается нитка!

Спустя пару мешков с бутылками из-под колы и неделю трудов 75 метров новой дороги было готово! Восторг от внедрённых технологий был сопоставим с восторгом древних людей, впервые увидевших, как разжигается огонь!

Глава 4.5 Уклад

После того как большая дорога была налажена, она постоянно висела на своём месте. Это было возможно только по договорённости с администрацией! Снимали её только в дни проверок. Тогда нам прислали особую для тюрьмы бумагу — называлась она «уклад». В ней были изложены самые основные моменты и определения понятий.

Повествование велось в форме обращения от лица воров, имена которых были указаны. Хотя сложно было назвать это официальным документом, именно с этой бумаги начинается первое знакомство арестанта с тюремными понятиями. Свод правил и определений составлял базовый минимум всего того, что в будущем узнает попавший в стены мест не столь отдалённых.

Если сказать коротко то : кто хоть как то противится ворам тот блядь и каждый порядочный должен! поступать с ним соответственно (бить или даже убить).
Провинности делятся на поступки(умышленные) и проступки(неумышленные).
Насиловать нельзя,
бить предметом нельзя, грузить на деньги нельзя, заставлять играть нельзя,
Торговать нельзя.
Участвовать в рамсах на пьяную голову нельзя.
За все это могут спросить!

Проявлять гуманность и не наказывать строго первоходов.
Не отталкивать от себя людей.
Поддерживать общее.
Доводить до людей устои принятые в тюрьме.

Глава 4.6 заточка

Что же такое "заточка" и насколько велика её роль в жизни осужденного?

Никогда не понимаешь ценность вещей, пока не лишишься их. Нож есть у каждого в доме, и у многих — в кармане. Трудно представить свою жизнь без него! Он стал настолько неотъемлемой частью нашей жизни, что мы даже не задумываемся о его ценности. Но в тюрьме это один из первых необходимых и, как ни странно, запрещённых предметов!

И вот вы в тюрьме: бутерброд не сделаешь — нечем порезать колбасу или хлеб, да и ложкой намазывать масло проблематично. Я уже не говорю о том, что вам нужно приготовить что-то посерьёзнее, да и вообще — миллион случаев, когда необходимо острое лезвие.

Первое, что приходит на помощь, — это бритвенный станок. Разобрав его, вы получаете что-то, чем можно порезать продукты. Да, это неудобно, но лучше, чем ничего! Лезвие можно насадить на палку или ручку зубной щётки и получить хоть какое-то удобство. Делая аккуратные разрезы, можно представить себя нейрохирургом на сложнейшей операции — ведь лезвие такое хрупкое!

После того как вы обживётесь, обязательно найдёте где-то саморез! Это будет одна из самых полезных находок в тюрьме — твёрдый, из каленого железа, чёрного цвета. В чём его ценность? Им можно распилить что угодно! Например, прут от решётки или пластину железа от полки или миски. Именно эти части станут вашим следующим ножом (заточкой), атрибутом комфорта! С ним вы не просто пещерный человек — вы почти вождь!

Первая заточка, которую я видел, была сделана из кипятильника. Она была великолепна тем, что не оставляла металлического вкуса на еде! Трубку старого кипятильника выпрямили, а потом развернули с помощью зазубренного лезвия от бритвенного станка (им тоже можно перепилить решётку). Полученное полотно хрупкое и мягкое, но может быть очень остро наточено!

               Глава 4.7 перевод в камеру №29

Спустя пару недель меня перевели в хату №29 — наверное, самую лучшую из всех, в которых мне довелось сидеть за время моего пребывания в тюрьме.

В ней был только один блатной, и тот был приличным человеком по тюремным меркам. Он не был лицемером и не скрывал того факта, что большинство людей в тюремном мире не намного лучше (а иногда даже хуже) барыг, которые, по утверждениям остального блатного мира, «травят людей». Я не слышал от него ничего о слезах матерей и прочем драматическом бреде, которым так любят жанглировать братва в попытках вымогать деньги под угрозой расправы. Остальные же жители камеры №29 были осуждены по статье 228 и все так или иначе были связаны либо с оборотом наркотиков, либо с их употреблением! Исключением были только ранее упомянутый смотрящий Саня и оружейник по имени Валера. Оружейником его называли потому, что он сидел за изготовление и торговлю оружием.  

У Валеры была очень интересная винтовка: она была пневматической, но стреляла настоящими пулями от автомата! По его рассказам, он выкапывал стрелянные пули из какого-то карьера или покупал их у разных любителей раскопок, а ствол с нарезами обеспечивал хорошую баллистику. Так что в своём роде он был инноватором!

Здесь я впервые начал рисовать. Я рисовал церковь в тетрадке одного из соседей, а потом — цветы на письмах для своей девушки. Со временем у меня появилось много разных идей для творчества. Я начал лепить из хлебного мякиша — сначала четки, а затем просто фигурки черепов.

Однажды ночью я буквально подскочил с кровати от страшного взрыва. Он чертовски перепугал меня, а затем зазвучала сирена! Лай собак и крики — никто не понимал, что происходит. Но ответ оказался банальным и смешным: взорвалась бутылка с брагой. В ночной тишине звук казался таким громким, что напугал не только меня, но и всю тюремную администрацию.

Глава 4.9 Ночные звонки

Ход дней постепенно ускорялся. По ночам я сидел у дороги, вновь и вновь играя в перетягивание каната с соседними хатами, а днем отсыпался. После вечерней проверки наступало время «зоны» — тогда доставали телефоны и можно было нормально пообщаться с близкими. У нас их было два: один — старая, но надежная Nokia, второй — смартфон Samsung.

В тюрьме почти всегда приходится каким-то образом приспосабливаться к окружающим неприятным обстоятельствам, и в нашем случае одним из них была отсутствующая зарядка для смартфона. В своё время кто-то озаботился этим вопросом, разобрал телевизор и каким-то образом припаял к нему два провода, от которых, если так же разобрать телефон, можно было его заряжать.

Какое-то время это было весьма полезным, но быстро убило батарею. Она раздулось и выглядело так, будто вот-вот взорвётся. Хотя батарея совсем не держала заряд, ей всё же можно было пользоваться, если провода от телевизора были намотаны на контакты телефона. Таким образом мобильный телефон вновь становился стационарным — хоть и был смартфоном, но своим внешним видом напоминал чудовище Франкенштейна.

Кто знает, может именно из чего-то подобного служба безопасности вашего банка черпает идеи для своей деятельности.

Но с рассветом сеанс связи заканчивался, и мы прятали наши запреты. Nokia уходила в котёл, я же заворачивал Samsung в копировальную бумагу (считалось, что через неё не видит металлоискатель) и вставлял его в половую доску до следующего вечера.

Глава 4.9.1 Ногинск или Посад

Ногинск сильно отличался своим режимом содержания. Утром, как и в Посаде, нас выводили и строили вдоль камеры, пока проходила перекличка и формальный осмотр помещения. Вечером же обходились лишь одним открытием дверного глазка и вопросом: «У вас там всё нормально?».

После этого дверь обычно заклинивали изнутри осуждённые, и начиналось построение дороги.

Похожее отличие наблюдалось и во время досмотров камеры. В Посаде после каждого «шмона» вы могли почувствовать себя ликвидатором последствий ядерного взрыва, а здесь ситуация обстояла примерно так: нас выводили и строили возле стены у входа, в это время сотрудник заходил в камеру, проходил к столу, где его ждал тёплый кофе с шоколадкой, а иногда и партия в нарды — всё зависело от настроения сотрудника. После обыскных процедур он уходил, удовлетворённый своей работой, попутно прихватывая пакет с разным мусором, заранее подготовленным нами в качестве выявленных и изъятых запрещённых предметов.

Так проходили дежурные проверки, за исключением одного единственного «управского шмона».

Это было по традиции рано утром: дверь резко открывалась, и в камеру вбегали сотрудники в масках и бронежилетах. Нас будили и в спешке выгоняли в коридор, который был полностью заполнен такими же облачёнными в «рыцарские доспехи» сотрудниками. В такие моменты из камеры выносили или выбрасывали всё, что не было прикручено к полу, а также всё, что просто не нравилось сотрудникам. Иногда туда запускали собаку и человека с миноискателем. В результате таких проверок случались существенные потери — ножи или мобильные телефоны. 

В нашем случае, может быть, повезло, а может, копировальная бумага действительно работает — телефон так и не был найден. Всё в нашей дружной хате продолжилось как прежде после этого шмона, только телевизор забрали на неделю из-за того, что нашли нож. 

Продолжение следует..