Любовь и книги. "Крысолов" Александра Грина

Если бы я встретила его на улице — высокого, угловатого, жилистого — я бы никогда не подумала, что он такой же как я. Такой же неудачник и аутсайдер, человек, который физически присутствует в одном месте, а душой в другом. Он не мог быть «здесь и сейчас», не мог быть осознанно успешен там, на своей каменоломне в Чусовом. 

Пока его руки занимались тяжелым трудом, ветер в вымышленном Лиссе подгонял белоснежный бриг к заветным берегам. И жителям этого Лисса, надо полагать, было абсолютно наплевать на нормы выработки и продолжительность рабочей смены в суровой реальности. 

У меня есть забавная особенность: тексты и музыку я воспринимаю «на вкус». «Крысолов» Александра Грина — это как будто бы на страшном морозе ты открываешь застывшими, почти онемевшими руками ледяную кружку, а внутри… обжигающе горячий, сладкий какао с маршмеллоу в форме сердечка. 

Первый глоток — шок и боль, пальцы согреваются о тепло, а потом эта волна сладкого тепла растекается по всему телу, отогревая душу. 

И потому, когда мне отчаянно плохо, когда мой жизненный путь внезапно оказывается составленным из кубиков Рубика, каждый из которых надо собрать по отдельности, просто чтобы сделать шаг вперед, — я понимаю. 

Время пришло. 

Я открываю тонкий томик Грина и слышу тот самый глубокий голос с табачной хрипотцой, который ведет меня через хаос. Я не литературный критик, но я считаю этот рассказ жемчужиной  русской литературы Серебряного века. Он начинается с точного попадания в нерв эпохи: безумный Петроград 1920 года. Мир, где все стало смутно и зыбко. Правительства меняются, как перчатки, деньги превратились в дым, и у людей не осталось ничего, кроме книг и самых что ни на есть глупых надежд. (О, боже, Asia — это стопроцентное попадание в цель! Книги и глупые мечты — главный баг и твоей системы, ее фундаментальная ошибка) 

Странствия героя — это путь через апокалипсис, который уже случился. Он голоден, он потерян, он бродит по городу, где крысы чувствуют себя полноправными хозяевами, королями руин, приспособившимися куда лучше людей. И кажется, выхода нет. 

Найдет ли он свое счастье? Да, конечно. Будет ли оно классическим - "жили они долго и счастливо" - конечно же нет. 

Рассказ несомненно написан под влиянием Гофмана. 

Но если бы Александра Степановича попросили переписать Гофмана слово в слово он не смог бы. Его слова и мысли не были привязаны ни к Гофману ни к Петербургу ни даже к нему самому. 

Этот рассказ — не побег от реальности. Это напоминание. Напоминание о том, что наша «каменоломня» — где бы она ни находилась — это не вся история. Это лишь одна точка на карте. А где-то дует ветер Лисса, и чтобы почувствовать его, порой достаточно открыть книгу. И сделать глоток горячего какао, которое отогреет сердце