Случайная глава

Возвращаться в сознание было непросто. Словно в бездонном озере, она тонула в холодной темноте, лишь изредка всплывая на поверхность, чтобы ухватить глоток воздуха. То были краткие мгновения ясности, когда казалось, что ещё немного — и у неё получится вырваться из липкой тины, оплетающей разум, — но уже в следующий миг её утягивало на дно, погружая в сон без сновидений.

И всё же она слышала. Обрывки слов, пробивающиеся сквозь толщу воды, произнесённые на хоть и приятном, но всё же чужом языке. Мало-помалу они становились громче и отчётливее, складываясь в нестройный хор рассерженных голосов:

— Akha! — кричал кто-то чуть ли не у самого уха.

— Taiva! — вторили ему другие.

«„Тайва“ — это плохо», — равнодушно заключила Кристина после того, как несколько раз прокрутила слово в голове. Что-то такое говорили и Бравилу, и тогда это звучало как приговор. Но тут ещё и «акха» какая-то… Кажется, так называли уже её саму…

Нарастающий гул, шелест, треск и лязг металла. Кристина приподняла свинцовые веки, но обнаружила, что даже это требует от неё каких-то невероятных усилий. В глаза ударил голубоватый свет и оранжевые всполохи, а затем истерзанное сознание сразу же нырнуло в спасительную темноту, где отчего-то пахло гарью и смолой.

Рассерженные крики становилась всё громче. Им оппонировали — сначала кто-то один, громко и властно; затем другой — певуче и мелодично.

Вот и хорошо. Хель там, снаружи. Она разберётся.

— Akha! — Озлобленные крики стояли на своём.

«Вот же заладили…» — Кристина сделала глубокий вдох и на счёт «три» рывком заставила себя сесть. Вытянутая рука, которую она использовала для опоры, предательски зашаталась, грозя подломиться. В поле зрения появилась жёсткая ладонь, и Кристина не раздумывая схватилась за неё, позволяя поставить себя на ноги. Стоять тоже было непросто, но стоило оглядеться, как увиденное мгновенно излечило её от слабости.

Напротив широким полукругом толпились люди. Много: человек сорок, не меньше. В глазах зарябило от многообразия костюмов: были и холщовые рубахи, подпоясанные широкими отрезами ткани, и пёстрые платья с расшитыми передниками, и разноцветные безрукавки, и богатые кафтаны торговцев, отороченные мехом… Оружие! Копья, ножи, топоры, молотки, — всё, что попалось под руку.

И искажённые гневом лица, не предвещающие ничего хорошего.

Едва «акха» поднялась на ноги, по Формо пробежал угрожающий гул. Некоторые вытянули перед собой факелы, другие — выставили кисти рук со скрещёнными пальцами. Крики сделались громче и настойчивее. От ярости толпы Кристину защищал лишь хлипкий заслон из гвардейцев, что ещё пытались достучаться до коллективного разума, и одной-единственной вельменно, которая казалась неправдоподобно тонкой и невесомой.

— Это за мной? Ещё не говорили, жечь будут или пристукнут чем-нибудь тяжёлым?

Хель сарказм не оценила — она, казалось, вообще не реагировала на происходящее. Тогда Кристина мысленно потянулась к сознанию призрака — и даже удивилась, насколько легко и естественно это получилось.

А вот то, что там обнаружилось, не понравилось ей совершенно. От ярости и ненависти, которые ещё недавно испепеляли Хель изнутри, не осталось и следа, вместо этого медленно копилось абсолютно несвойственное ей раздражение. И не просто копилось — скручивалось тугой пружиной, готовой в любой момент разжаться, чтобы обрушить на жителей Формо всю злобу, на которую способен рах.

Кристина закусила губу, судорожно соображая, как поступить. Она чувствовала, что Хель делает всё возможное, чтобы хоть как-то контролировать напряжение и держать себя в руках, но это лишь отсрочивало неизбежный взрыв.

— Слушай, если нам здесь так не рады, то, может… просто уйдём?

Она тут же пожалела о своих словах: скрытая где-то внутри призрака пружина мгновенно сжалась ещё туже. Ответ был очевиден.

— Но почему?! — Кристина бросила взгляд на возбуждённую толпу, потрясающую светильниками и довольно недружелюбно указывающую на чужаков факелами. Нужно быть рахом, чтобы захотеть остаться в подобном месте!

Хель обернулась. Изумрудные глаза то и дело заволакивало тьмой; правая рука чуть заметно подрагивала. Вельменно заговорила — жутким шелестящим голосом с шипящими призвуками:

— Этот посёлок — мой.

По её телу пробежала короткая судорога, а воображаемая пружина затянулась до предела: настолько, что ещё чуть — и раздался бы сухой металлический скрежет. Хель с болью выдавила из себя ещё одно слово, которое резануло по слуху, будто холодная бритва:

— Наш.