О текущем творческом процессе

Ну...

Итак, форк состоялся: исходный "Кембрийский период" В. Коваленко (теперь уже в соавторстве с А. Прибыловым) скоро выйдет в свет в полностью переработанном виде (как я понимаю, с новой ГГ и основательно измененным сюжетом) -- а мой "Апокриф" останется продолжением старой ламповой версии. Да будет так!

Ну а пока я продолжаю корпеть над 39-й главой "Знака Колеса". Взлет вдохи немножко отступил, и сегодня написалось чуть меньше двухсот слов. Главная героиня в этой главе вернулась в фокальное состояние -- и тут же сосвоевольничала: похоже, что влюбилась. Самое смешное, что это у них явно взаимно. Самое печальное -- что это бесперспективно. Придется писать кусочек драмы, а то и трагедии. Ну да посмотрим...

А пока держите отрывок.

Но вот о чем Танька никогда не слышала ни от тети Брианы, ни от кого-либо еще – так это о самодеятельных ученых, которые ставили бы опыты не в университетских лабораториях, а в крошечных комнатушках и вели бы наблюдения с помощью самодельных приборов, построенных из того, что оказалось под рукой. А тут, в маленьком портовом Ликсусе, насквозь пропахшем рыбой и зреющим гарумом, – не в столице, не в большом городе! – таких нашлось сразу двое. И не просто нашлось: даже Таньке, очень далекой от астрономии, после первого же разговора о звездах и кометах стало понятно, как много сумели сделать эти два юноши-инженера для разгадки самых сокровенных тайн мироздания. А ведь, насколько она могла судить, ни Иосиф, ни Уфрин ни разу не бывали ни в Университете Кер-Сиди, ни в Республике Глентуи, ни вообще на Придайне!

И вот сейчас Танька сидела за столом в трех шагах от одного из этих гениальных самоучек – взволнованного, раскрасневшегося и оттого невероятно милого – и изо всех сил старалась вникнуть по-настоящему в его воодушевленный рассказ. Увы, получалось это неважно: речь Иосифа была полна загадочных словечек, знакомых, должно быть, одним лишь инженерам. Эх, если бы сейчас на месте Таньки была ее мама, действительно разбиравшаяся в машинах и их создании! А самой ей оставалось лишь время от времени глубокомысленно кивать – и безотчетно жевать тем временем морус-шелковицу, поглощая одну приторно-сладкую, с едва заметной кислинкой, ягоду за другой. Но, вынужденно пропуская очень многое в пространных объяснениях Иосифа, Танька не могла не замечать самого важного и, как ей казалось, самого восхитительного – его огромной увлеченности любимым делом. И конечно, теперь она уже не вспоминала ни о его конфузе с демонстрацией осветительной смеси, ни о собственных опаленных волосах.