Могила для живых

В последней опубликованной главе моего «Мистера Рок-н-Ролла» неспроста была выбрана тема деструктивного влияния наркотических веществ на человека. К сожалению, рок-музыка и они нередко шли рука об руку — и если раньше ввиду жанра этой истории как «комедия» это подавалось мною более с юмором, чем с порицанием, то настало время показать всё без прикрас и опуститься в ад человеческой жизни, в настоящую могилу для живых. Потому что как бы крут ни был рок-н-ролл в плане достижения «свободы самовыражения» и «для рок-музыки нет никаких правил», правда о том, что эта свобода — вышедшая уже действительно за все рамки мыслимого — губила в человеке всё человеческое, останется вечной.

Пока что у меня есть отрывок спойлера из продолжения вышеупомянутой главы (не знаю, как скоро она может быть дописана, поскольку обличать всё это в слова это какая-то пытка для меня — даже если я люблю рок и принимаю самые болезненные и мрачные его стороны):

«Он шагнул вперёд — и дети в углу шарахнулись, словно от чудовища. Их глаза были расширены от ужаса, губы дрожали. Девочка, прижав младшего брата к груди, сжалась так, будто хотела раствориться в стене. Во взглядах этих крошечных людей не было и намёка на то обожание, что он обычно ловил на сцене, — там был только первобытный страх: перед очередным уродом в цепях, с пылающими волосами и лицом, перемазанным краской, который сделал бы им больно просто за то, что они существовали.

Металлист застыл.

Он готов был услышать крики, мат, даже ненависть — но это молчание, наполненное детским ужасом, ударило по его сердцу так, что дыхание сбилось.

Он хотел сказать, что им не нужно было его бояться, но голос сорвался. Он чувствовал, что с его губ сорвалось бы только то же звериное рычание, от которого они ещё сильнее сжались бы.

Руки сами собой пошли к лицу. Он тёр глаза, размазывая тёмные круги, стёр размазанные стрелы, потом прошёлся по губам. Чернота прилипала к пальцам, пачкала его руки, но он продолжал яростно тереть — пока кожа не покраснела. Его фриковатый образ рушился прямо на глазах детей: огненная укладка растрепалась, как простая копна мокрых волос, чёрные губы вновь стали бледными, зелёные глаза вдруг засияли не демоническим светом, а болью.

— МАЛЕНЬКИЕ... — еле выдавил он, опуская руки. — НЕ БОЙТЕСЬ. Я НЕ МОНСТР.

Он сел на колени, чтобы им больше не приходилось запрокидывать головы вверх — и теперь оказался ниже их, почти у их ног. Цепи глухо звякнули, но он тут же отстегнул их, бросив на пол. Металл со звоном прокатился по грязным доскам, как символ, который уже не имел над ним власти.

Дети продолжали дрожать, но испуг в их взгляде начал сменяться недоумением. Теперь перед ними стоял не демон, а просто человек: измученный, усталый, с красными от стёртого грима глазами».