годовщина)
Автор: Ирина ЯкимоваРовно год назад я начала писать очередную редакцию своего "вампирского" цикла. До того я два года безуспешно пыталась начать то одно, то другое: то разрабатывала сюжет антиутопии про реальность и виртуальность, то бредила приквелом про близнецов, то в качестве эксперимента пробовала писать ЛыРчики "в ЦА" - страничка моей биографии, которую хотелось бы вырвать и сжечь
Но в итоге вернулась к началу. Раз в несколько лет я всегда возвращаюсь к началу моего "творческого пути" потому что если есть в мире что-то постоянное, то это звездное небо, человеческая глупость и Ирина, переписывающая "Лишённых смерти".
Тем не менее эта попытка оказалась удачной. За год написано 2 тома из запланированных 4-х. 36 алок в сумме. Это неплохо, я считаю. И принимают на АТ роман, лучше, чем я ожидала, поскольку ожидала я, что он совсем вообще никому не понравится и совсем вообще никого не увлечет, как случилось с предыдущей его редакцией (тоже страничка творческой биографии, которую хотелось бы вырвать и сжечь)
Ладно, к чему это я... Я молодец, в общем. И спасибо всем моим героическим читателям! Вы вдохновляли и вдохновляете)
А сейчас уже неделю пишу 3 -й том! И легко так пишется пока... Под спойлером пара отрывочков)
Придумать, как вести себя, что говорить, предлагать, не дали. Очень скоро явились дознаватели. Тот самый всезнающий и, видимо, недолюбливающий ее лично охотник, судья Краус, оказавшийся ровно таким, каким представлялся по голосу: невысоким полноватым усатым мужчиной средних лет, и Глава Ордена. Ни симпатичного черноволосого охотника, утащившего ее из плена Дэви, ни пожилой дамы, беспокоившейся о Лире Диос, с ними, увы, не было. Не к кому взывать о милосердии и человечности. Впрочем, можно было попробовать заключить сделку. Тем более, пыточных инструментов или бутыли со жгучей водой Источника у вошедших с собой не наблюдалось.
Мира встала с лавки, вновь искательно улыбнулась – напряженные от страха лицевые мышцы превратили улыбку в оскал. Пока ее не направили вопросами на нужную им дорожку, начала сама:
- Я никогда не поддерживала идею Владыки Дэви создать Великого вампира. Наоборот, отправила племянника к вам год назад. Никто за все годы от меня имя Избранного не услышал. Вы можете мне доверять… по крайней мере, в отношении Дара. Поэтому я предлагаю вам: вы даете мне защиту от вампиров Дэви – я порвала с ними навсегда, это уж точно. А я нахожу для вас Избранного. Нового Избранного! Только carere morte способен увидеть сияние Дара в самой малой капле крови, а я наблюдала за тем, как он разгорается, годами. И… знаю о… о… - охотники слушали ее речь без доброжелательности, так что Мира начала запинаться, - …знаю о… повадках Избранных больше всех остальных вампиров!
В лицах троих не было ни искры интереса. А Мира осознала, как выглядит сейчас на их взгляд: в измазанном чужой кровью исподнем, нижней юбке и тонкой блузе, босая, взлохмаченная, с дикими от голода и страха глазами… Она потупилась.
- Не части, - в точности как Дэви небрежно велел Глава. – Мы сейчас хотим поговорить о другом. Кто убил Короля Илара?
- Я н-не знаю, Господин.
- Врешь. И если ты врешь сейчас, как доверять другим твоим словам? На какое сотрудничество ты рассчитываешь, начиная со лжи? Тело Илара нашли на верхнем этаже больницы. Карл застиг тебя спускающейся с верхнего этажа, на лестнице. Так кто убил Короля?
- Я, - опять соврала Мира, отгоняя картинку, как новообращенный Винсент диким зверем вцеплялся в несчастную жертву. – Но я не знала, что это… Создатель! … что это Илар Асседи! Честно! Думала, это просто прохожий. Я поймала его в Меловом переулке. После пыток у Дэви… сложно было терпеть голод.
- Следы от укусов на теле не подходят, - заметил судья Краус. – Меркес передал, такие мог оставить только новообращенный: плоть разорвана в лоскуты, как бывает с жертвами неразумных и неопытных вампиров. И, главное, никаких следов острых как у тебя клыков. Кого ты обратила там, на третьем этаже больницы, отдав первой жертвой Короля? И где тело Избранного, твоего племянника?
- Я… - начала Мира и замолчала. Снова соврать было опасно, сказать правду – язык не поворачивался. За ее всегда голодным созданием охотники наверняка тут же пустят погоню…
- Пропасть совсем без следа оно не могло, вампиры пьют кровь, но не едят человечье мясо, - встрял неприятный всезнающий охотник. – Похоже, кто-то сделал из него куклу.
- Не куклу! – возмутилась Мира: от всех тревог, дикого голода и усталости, показалось, что в последнем её обвиняют напрямую. – Обращенные в первые пять, десять минут после смерти остаются свободными вампирами!
Тут же сообразив, что выдала себя, она потрясенно замолчала.
Постучал смотритель поезда с предложением завтрака. Винсент сказал сперва машинальное «да», потом крикнул: «нет!» Всё не мог привыкнуть, что ему сейчас нужен другой завтрак. Какой-то бред… Да было ли обращение? А перед обращение ведь была смерть… Как можно забыть собственную смерть?!
Смутно помнился парк. Он бежал туда, преследуемый кем-то. В него стреляли… Может, его застрелили? Нет… Была темная фигура Владыки вампиров напротив, его шушукающаяся свита… и темноволосая carere morte, которую не испугал свет Дара. Он исцелил ее? Винсент чувствовал, что да. Дар так сиял тогда, что он видел его отблески в лицах carere morte. Глазам сейчас стало больно от одного воспоминания об этом. Винсент потер их по-детски, кулаками. Но странно – когда вновь посмотрел вокруг, в углах купе словно сгустилась тень, а над дверью, наоборот, будто зажгли очень яркую лампу. Но никакой лампы - да хоть свечки! - там не было.
И рокот стал слышнее. Он заглушил даже стук колес. Будто поезд волшебным образом ехал через океан – бездонный, бескрайний…
Винсент опять закрыл глаза. Рокот постепенно распадался на отдельные звуки. Разные перестукивания – быстрые и медленные, звонкие и захлебывающиеся. Знакомые. Так сердце бьется… Это бьются сердца?!
Да, они. От пульсации живой крови, казалось, поезд дрожит. Рокот океана чужой жизни заглушил все звуки, зрение сузилось до коридора - дороги к ближайшей жертве, легкой добыче. Вокруг упала тьма, лишь дверь купе сияла, словно за ней было сокровище и счастье: только отвори – и сразу направо, в соседнее купе. Там бились три сердца. Маленькое, торопливое как у птицы детское и два взрослых. А пустота голода разрослась, наполнила все тело, потянула за собой в тот светлый коридор. То ли ветер гулял в ней, как в пустом сосуде, то ли сама она стонала, молила на тысячу других, чудовищных голосов: «Жизней! Человеческих жизней!»
Стало страшно. Будто здесь с ним, на длинном, слабом поводке был бешеный волк или медведь. И зверюга рычала, рвалась сожрать всех вокруг – а никто о ней не знал. Винсент схватил ключ от своего купе со столика, подскочил к окну, отворил верхнее стекло, впустив снежный вихрь, и выкинул ключ. Немного помогло. Ужас его положения остался прежним, но теперь, по крайней мере, появилась надежда, что, когда обезумевшая зверюга примется выламывать дверь, это услышат и успеют убежать. Хоть кто-нибудь успеет.
А день разгорался, и пустота голода раздувалась вместе с ним. Скоро она перестала помещаться в теле и росла еще, ее распирало. Она давила теперь со всех сторон, где тьма, выталкивала в светлый коридор к добыче.
Винсент вскочил из кресла, заходил кругами. Тело подчинялось плохо, его мотало из стороны в сторону, и не от мерного покачивания вагона. Нечто словно подталкивало к двери. Сопротивляясь, он дернулся прочь, споткнулся. Упал на колени, вцепился в деревянный подлокотник диванчика, ломая ногти. В отчаянии вгрызся зубами. Как это остановить?!
«Только чужой жизнью», - подсказывала пустота.
- Сколько мне еще это терпеть?!
Ответ – ледяным вихрем по коже:
«Пока не сдашься».