Великий вопрос XXI века: «Что нам делать с писателями, которые оказались… людьми?» О, как это больно

Великий вопрос XXI века: «Что нам делать с писателями, которые оказались… людьми?»
О, как это больно: мы ждали пророка, а получили нервного, мстительного, эгоистичного субъекта с Твиттером.

• Достоевский был игрок, залезавший в долги с такой страстью, что его бы сегодня назвали «токсичным кредитным кейсом».
• Толстой — моральный гуру, который умудрился мучить семью до такой степени, что «Ясная Поляна» могла бы сойти за реалити-шоу на ТНТ.
• Бунин? Его мизогинию сегодня бы разнесли в прах за одну статью.
• Куприн, Чехов, Горький — все с привычками, взглядами и резкими словами, от которых современный HR вежливо попросил бы «покинуть офис культуры».

И всё же — книги стоят. Читаем. Цитируем. Плачем. Учим наизусть.

Ах, Джоан. Женщина, которая подарила миру Хогвартс, а потом… Твиттер.
Миллионы выросли на её историях, но миллионы же теперь хотят забрать у неё волшебную палочку и превратить в жабу.
Что интересно: Гарри Поттера любят — но Джоан отменяют.
Выходит, ребёнок живёт, а мать отправили в изгнание.

Ирония в том, что все книги написаны руками живых, несовершенных людей.
Если требовать стерильности от писателя — мы останемся с пустыми полками.
Книга всегда больше, чем её автор.
Достоевский не равен «Преступлению и наказанию». Толстой — не равен «Анне Карениной». Роулинг — не равна Хогвартсу.

Книга — это уже беглый узник.
Она покинула камеру биографии автора и зажила своей жизнью.

Хотите отменять писателей? Отлично.
Но давайте честно:

• выкуриваем Пушкина за дуэли и сексизм,
• выносим Маяковского за харрасмент,
• топим Есенина в баре,
• Флобера — за то, что написал «неправильную женщину»,
• Хемингуэя — за то, что он вообще Хемингуэй.

А потом остаёмся в культурной пустыне, где на полках — только инструкции к стиральной машине и корпоративный кодекс ценностей.

Книги можно любить независимо от авторов.
Это не побег от морали, это признание факта: литература переживает своих творцов.
Автор может ошибаться, стареть, срываться, кричать, «отменяться» —
но если его текст говорит с нами, значит, он уже не принадлежит ему.

И если мы выбросим книги вместе с их авторами —
мы накажем не их, а себя.