Творческая текучка и попутные размышления

Отчасти навеяно постом Анатолия об уходящих расах. Отчасти -- постом Неуловимого Джо с дурацким (да простит меня ТС) кликбейтным названием, но с местами созвучным моему замыслу содержанием.

Мне когда-то пришла в голову вряд ли оригинальная, но греющая душу идея как бы возрождения "тех самых" Толкиновских эльфов. Наверное, это немного навеяно рассказом Брэдбери "Были они смуглые и золотоглазые" -- ну и, конечно, картиной ухода эльфов из "Властелина колец". И в альтернативно-исторический мир (с сеттингом, взятым из "Кембрийского периода" Коваленко) у меня начинают проникать средиземские нотки: то молодой принц Мерсии признаёт себя потомком "того самого" Эомера, то Робин Добрый Малый уходит за круги мира Прямым путем... Полагаю, что благодаря вот таким вливаниям сюжетов в местное культурное пространство когда-нибудь пересказы Толкина там не только пойдут передаваться изустно в народе, но и превратятся в восприятии местных филологов в аутентичную мифологию сидов. Ну не вмещается кельтский фольклор в Танькины представления о том, каким дОлжно быть волшебному народу! Зато мотивы "Властелина колец" и "Сильмариллиона" там будут как родные.

Когда-то я это обсуждал в узком кругу -- и помню спор на тему "А хорошо ли это -- поддельные эльфы с поддельной мифологией"? До сих пор не знаю, что и сказать. Если отрываться от уже имеющегося сеттинга и рассуждать абстрактно -- может, и нехорошо. Правда, тотчас же встает вопрос о критериях настоящего и ненастоящего -- и, по правде сказать, назвать свою героиню ненастоящей у меня язык не повернется -- прежде всего, из-за ее самоощущения. Ну а в рамках сеттинга выбора-то хорошего уже и нет. "Поддельные эльфы" -- там свершившийся факт. Можно, конечно, их искоренить, отправить в небытие, но так будет и неинтересно, и грустно. Более того, там уже и "поддельная история" в виде артефактов-имитаций -- тоже свершившийся факт.

Ну а пока я пишу в процесснике совсем о другом. Тоже о занятном, как мне кажется: о проявляющихся на уровне межличностных взаимодействий конфликтах социокультурных установок как побочном эффекте прогрессорства. Об этом, в сущности, и текущая прода.

Отрывок -- труд двух дней:

Эмлин, разумеется, не ошиблась: комната, которую им недавно отвел нетрезвый солдат, оказалась занята. Еще из-за двери Гундульф услышал знакомый голос паренька со светлой бородкой – приятеля принцессы Этайн. «Ну что тут за армия! Даже такой пустяк не смогли организовать как следует!» – подумал он с раздражением.

Украдкой Гундульф посмотрел на Эмлин – но не прочитал на ее лице ничего, кроме уже хорошо знакомого ледяного спокойствия. В очередной раз он позавидовал невероятному самообладанию своей жены. Что его Эми на самом деле совсем не холодная и не бесстрастная, Гундульф знал прекрасно.

Между тем Эмлин неподвижно замерла у двери. Гундульф безотчетно последовал ее примеру. Потянулось странное ожидание. Сердце Гундульфа неторопливо отсчитывало удар за ударом: один, другой, десятый, сотый... А Эмлин всё стояла и стояла в неудобной позе, не шевелясь. Казалось, она превратилась в статую.

В конце концов Гундульф не выдержал.

– Эми... – осторожно позвал он.

Та в ответ сделала отстраняющий жест.

– Тс-с-с... Слышишь?

Смутившись, Гундульф покачал головой. Сам он мог бы сказать лишь то, что приятель принцессы разговаривал с другим молодым мужчиной и что разговор этот шел на латыни. Однако разбирать ему удавалось лишь отдельные слова.

– Там что-то неладно, – шепотом пояснила Эмлин. – Подожди здесь немного.

И тотчас же, не дожидаясь ответа, она приоткрыла дверь и бесшумно проскользнула внутрь.

Снова в душе Гундульфа шевельнулся червячок уязвленного самолюбия. «На Эми хорошо любоваться с расстояния, – пришла ему в голову грустная мысль. – Может быть, и с небольшого, но безопасного». Как же непросто оказалось быть мужем такой странной, независимой женщины! Гундульф был готов оберегать ее от опасностей – но Эмлин всеми своими поступками показывала, что не нуждается ни в чьей защите. Он вроде бы смирился с тем, что его жена числится воином в дружине британской базилиссы – но внутренне все равно не мог принять ту очевидную вещь, что она лучше его самого владеет клинком и искусством рукопашного боя. И уж точно, Гундульф не был готов бездумно ей во всем подчиняться.

Между тем время шло, а Эми всё не возвращалась и не возвращалась. Гундульф стоял под дверью, словно малый ребенок, дожидающийся матери, разглядывал потемневшие от пыли и копоти доски, всё так же безуспешно силился разобрать слова в долетавших до его ушей голосах и недовольно хмурился. Мысли, которые вертелись в его голове, и в самом деле были невеселыми. В конце концов, всё не так уж скверно, пытался убеждать он себя. Может быть, когда-нибудь потом он разберется, как умудряются жить в согласии и друг с другом, и с Господом эти загадочные бритты, у которых корабли движутся с помощью пара, женщины служат воинами, а принцессы скрывают под пышными волосами звериные заостренные уши. Может быть, со временем он даже сможет привыкнуть к их странному укладу и научится принимать все эти несообразности как должное. Но если такое и случится, то явно не скоро. Уж точно не сейчас.

 

* * *

 

Голоса за дверью Эмлин различила сразу. Олаф, сын Эгиля-корабела, негромко переговаривался с каким-то незнакомым юношей. Тренированное ухо сразу выхватило из потока звуков несколько латинских слов – «когита́рио», «принципи́сса», «Карта́го», – даже уловило местный акцент в произношении незнакомца. Но не слова и не акцент насторожили ее, а слышавшиеся во время пауз очень тихие, но все-таки узнаваемые всхлипы. Плакала, несомненно, Этайн.