Когда стол ломится от квашеной капусты...

К флэшмобу "И чтоб столы ломились" от Agnes: "про то, чем, как и где питаются персонажи наших книг".

Первый из отрывков -- из "Пути в Африку". На всякий случай поясню, что сам я к квашеной капусте отношусь вполне спокойно. Но полагаю, что скоропалительное ее введение в рацион там, где прежде заквашивание овощей не практиковали, вряд ли вызовет в ответ бурный восторг.

Итак. Корабль, путешествие, профилактика цинги.

Остаток дня Танька просидела в кубрике у Олафа. До самого ужина они болтали о том о сем. Говорили о разном: о Диоскориде и лекарственных травах, об Испании и Африке, о кораблях и морских путешествиях – однако ни о славном народе, ни о загадочных происшествиях последних дней, ни о Родри так и не обмолвились ни словом. Поначалу Танька сознательно избегала касаться этих тем: достаточно было и того, что она обсудила их с леди Эмлин. Потом же, увлекшись разговором, она и в самом деле забыла про свои недавние злоключения. На ужин Танька и Олаф так и отправились вдвоем – веселые и беззаботные.

Тем временем к двери пассажирского салона подтягивались остальные студенты. Разрумянившись от быстрой ходьбы, по коридору стремительно неслась Серен. По трапу величаво, как королева ирландских ши или камбрийских тилвит тег, спускалась Илет. Откуда-то сверху доносились очень тихие и очень похожие голоса Ллио и Дэл, – правда, Дэл чуточку растягивала слова, а Ллио, наоборот, частила.

Возле самой двери уже стояли две подружки-ирландки. Брид что-то тихо втолковывала опечаленной Фи. Чуть погодя Танька разобрала в ее шепоте гаэльское слово «ки́ар», «расческа», – и только тогда вспомнила о странной истории с гребешком.

А на ужине продолжились неприятности. Еще была закрыта дверь в пассажирский салон, а Танька уже учуяла доносившийся из-за нее кисловатый запах квашеной капусты.

– Фу-у... – через мгновение скривилась Серен.

– Капуста, – мрачно произнесла Ллио. Дэл согласно кивнула и поморщилась. Фи и Брид хором вздохнули.

– Опять эта гадость, – тихо пробормотала Илет, едва толстый моряк распахнул дверь. Олаф посмотрел на уставленный мисками стол и хмуро пожал плечами. Радости, впрочем, он тоже не выразил.

Танька была солидарна со всеми. Сама она каждый раз с трудом заставляла себя глотать это подозрительно пахнущее склизкое месиво, принудительно введенное во флотский обиход не кем-нибудь, а ее мамой. Ни бритты, ни гаэлы, ни саксы прежде не знали подобного кушанья, в их языках для него даже не было названий. Мама, впрочем, уверяла, что с кислой капустой были знакомы в Риме, что о ней в незапамятные времена писали Катон Старший и Колумелла, – но, видимо, то ли римляне не удосужились познакомить с нею жителей Придайна, то ли те постарались забыть ее как страшный сон.

И все-таки возмущаться вслух Танька не стала: незачем подавать остальным дурной пример! Собравшись с духом, она безропотно зачерпнула ложкой лежавший поверх капусты кусочек мяса. Тот оказался чуть жестковатым, пересоленным и вдобавок отдавал ненавистной капустной кислятиной. Быстро прожевав, Танька с усилием его проглотила. Затем она по старой привычке потрогала языком свой левый верхний клычок, вспомнила про цингу, вздохнула – и все-таки принялась за спасительную капусту.

Цинги Танька побаивалась: как-никак, она была сидой – существом, очень чувствительным к нехватке витаминов. Если у людей цинга развивалась при отсутствии витамина Ц за несколько месяцев, то сидам в такой же ситуации хватало всего лишь двух недель, чтобы у них начинали выпадать зубы, – по крайней мере, именно так обещал мамин справочник. Насколько неприятно лишиться всего лишь одного клыка, Танька уже знала на собственном опыте – и неважно, что цинга в тот раз была совершенно ни при чем. Хотя сломанный зуб в первую же зиму сменился новым, с тех пор верхние клычки у Таньки пусть и едва приметно, но все-таки различались по длине и толщине.

Танькин пример не то чтобы оказался заразительным, но все-таки подействовал: и «инженерные девушки», и Олаф пусть и с унылым видом, однако вполне добросовестно жевали капусту. Кажется, отказалась от нее – а заодно и от мяса – только Серен. Похрустев прилагавшимся к ужину сухарем, она быстро запила его кружкой ячменного кофе и, не говоря ни слова, покинула пассажирский салон.

– Вот ведь привереда, – тихо хмыкнула Илет, проводив ее взглядом. Ллио тут же шепнула что-то на ухо Дэл, та пожала плечами в ответ.

А Танька до самого окончания ужина не проронила ни слова. В глубине души она даже поддерживала Серен. Наверняка ведь можно было приготовить квашеную капусту как-то иначе, чтобы она стала вкуснее, не потеряв целебных свойств. А в нынешнем виде есть ее приходилось через силу, превозмогая тошноту.

Каково же было Танькино удивление, когда Серен вернулась! А после того как она вдруг подхватила миску и куда-то с ней унеслась, Танька и вовсе опешила.

Кажется, произошедшее удивило и всех остальных. На некоторое время за столом воцарилось молчание. Затем тишину нарушила Илет, с недоумением пробормотавшая:

– Что это с ней?

– Хм... – задумчиво произнес Олаф.

– Может, Серен на меня обиделась? – промолвила Брид. – Я, по-моему, нехорошо на нее посмотрела.

– Да ну, – покачала головой Фи. – Не с чего ей обижаться!

После этого она выловила из миски последний кусочек капусты и, чуть поморщившись, отправила его в рот.

На этом разговор и закончился. Вскоре все стали расходиться. Танька поднялась из-за стола одной из последних, опередив только Дэл. Пропустив вперед Фи и Брид, она не торопясь выбралась в коридор и, по-прежнему никуда не спеша, направилась к трапу.

– Это мое дело. Где хочу, там и ем, – вдруг донесся до нее откуда-то со стороны носа корабля далекий голос Серен. – И вообще, вы не имеете права мне ничего запрещать!

А затем оттуда же раздался совсем тихий, едва различимый, но все-таки узнаваемый голос леди Эмлин:

– Имею.