О соперничестве

Ох... Рискну, в общем.

Итак, присоединяюсь к флэшмобу Шамиля Мусина: "Боролись ли герои ваших книг за сердце девушки?" Хотя и не без сомнений. Любовная линия у меня никогда не была ведущей (ну если уж совсем точно, то один рассказ можно считать исключением, но там никакого соперничества не наблюдалось). Но вот в процесснике у меня недавно нарисовалось нечто похожее на эту самую борьбу. Правда, не вполне осознанную, но сопровождающуюся несомненной ревностью -- да еще и на фоне уже имеющейся вражды.

В общем, вот.

Первым чувством, которое испытал Родри, выбравшись из оврага, оказалось разочарование. Ни ненавистного ему Эвина, ни доверчивой красотки Моники, ни даже старухи гречанки он наверху не увидел: вокруг было совершенно безлюдно. Более того, за вроде бы недолгое время его отсутствия всё в окрестностях сделалось мертвым-мертво, исчезли даже птицы. Одни лишь невидимые, но голосистые твари, хорошо памятные ему по первому дню африканских блужданий, однообразно звенели на высоком бурьяне и колючих кустах. И добро бы о том дурном дне напоминал только их беспрестанный звон, а то ведь и солнце палило ровно так же, как тогда!

Еще несколько раз оглядевшись по сторонам, но так никого и не обнаружив, Родри в сердцах плюнул на мостовую и витиевато выругался. Все его намерения вести себя как приличествует проповеднику очень быстро исчезли без следа – точь-в-точь как его же плевок, угодивший на раскаленный камень.

Вообще-то самое лучшее, что он мог бы сейчас сделать, – это спуститься обратно в овраг, где его ждали и тень, и вода, и сделавшийся на удивление заботливым и почтительным Тафари. И ведь Родри это даже понимал – однако заставить себя поступить разумно так и не смог. Если он и задумался над возвращением, то лишь на мгновение – и тотчас же пустился со всех ног в погоню.

В какую сторону Эвин повел охмуренную им жертву, Родри, разумеется, не знал. Так что направление он выбрал наобум, устремившись в сторону складов. Путь его лежал мимо всё того же сарая, где прятались девушки, но сообразил это Родри слишком поздно – уже пробежав добрую половину пути. «Только бы Йоро за мной не увязался!» – мелькнула в его голове запоздалая мысль – и тут же исчезла без следа.

Впрочем, до сарая Родри так и не добежал. Нет, он не упал и даже не споткнулся – просто мостовая под ногами стала совсем разбитой, и ему поневоле пришлось перейти на шаг.

– Имми... – внезапно долетел до его слуха тоненький детский голосок. – Имми!

В первый миг Родри замер. Затем он медленно повертел головой по сторонам, внимательно вслушиваясь в окружающие звуки и пытаясь уловить среди них человеческие голоса.

Оказалось, детский крик ему не послышался. Вскоре он повторился, тотчас же сменившись жалобным хныканьем. И доносились эти звуки, судя по всему, из раскинувшейся неподалеку от дороги чахлой рощицы.

«Хм... – недовольно пробормотал Родри себе под нос. – Вот только младенцев мне здесь и не хватало!» Ничего, кроме досады, он сейчас не испытывал. Небось какая-нибудь беспутная бабенка решила избавиться от прижитого ребенка – а теперь ему, ни в чем не повинному чужестранцу, разбираться с ее отпрыском! То, что вместе с ребенком в роще могли найтись Эвин и Моника, вообще не пришло ему в голову. Воображение по-прежнему рисовало Родри лишь обнимающуюся парочку, а слова Йоро о мальчиках и старой Фуле напрочь вылетели из его головы.

Между тем ребенок ненадолго замолчал, а затем вновь напомнил о себе – теперь уже громким протяжным плачем. Тут уж Родри и вовсе разозлился. «Чтоб тебя Араун в Аннон прибрал!» – ругнулся он про себя – и тут же порадовался, что не произнес этого вслух. Поминать всуе короля потустороннего мира определенно не следовало – тем более когда дело касалось маленьких детей.

Однако выбора для себя Родри не увидел. Мысленно помянув от души и Гвина, и Моргану, и даже сатану, он решительно сошел с дороги и быстрым шагом двинулся в сторону рощи. В голове у него само собой сложилось некое подобие плана действий: сначала отыскать плачущего ребенка, затем отнести его в сарай к девушкам – ну или отвести, если он уже умеет ходить... В детях Родри смыслил мало и определить возраст по плачу был не в состоянии.

Он уже успел добраться до опушки, даже дотронулся до ветви ближайшего дерева, когда ребенок вновь замолчал. Родри растерянно остановился. «Тьфу ты, – пробормотал он с досадой. – Ищи его теперь в этих дебрях!»

Вообще-то Родри, конечно, погорячился: рощица была совсем крохотной и на дебри не походила ничуть. Почти вся она просматривалась насквозь, а чтобы обойти ее вокруг, хватило бы и полусотни шагов. По большей части она состояла из уже знакомых ему низких корявых деревьев с узкими серовато-зелеными, словно запыленными листьями. Их кроны были раскидистыми, но совсем редкими, солнечные лучи легко проникали сквозь них, освещая каменистую, покрытую редкой и низкой травой землю. Укрыться под этими деревьями было невозможно ни от солнца, ни от человеческого взгляда. Лишь в дальнем уголке рощи, где среди ветвей виднелся большой валун и откуда доносилось негромкое бормотание ручейка, росли какие-то густые кусты и было тенистее. И конечно, если уж где и было где искать несчастного ребенка, то именно там. Скорее всего, Родри очень быстро догадался бы об этом и сам. Однако всё разрешилось еще проще.

– Тс-с... – послышался вдруг где-то совсем рядом с валуном женский голос. – Ссусе́м!

От неожиданности Родри едва не вскрикнул. Услышанного слова он, разумеется, не понял, но голос узнал сразу же: несомненно, это была трактирщица Моника.

На этом его благой порыв и закончился. Мысли о несчастном ребенке враз выветрились из его головы. Раз отыскалась трактирщица – значит, где-то рядом был и ненавистный ему Эвин. И Родри очертя голову ломанулся в рощу, устремившись к валуну.

И снова его подстерегла неожиданность. Эвин не просто нашелся: он сам вышел из-за куста и, широко расставив ноги, встал на его пути.

Сгоряча Родри воспринял появление своего недруга как нечто само собой разумеющееся. И повел себя так, как рисовалось ему в воображении всю дорогу от самого оврага.

– Ну здрасте! – объявил он во весь голос. – А ты неплохо устро...

– Здравствуй, – спокойно откликнулся Эвин. – Вот уж кого не ждал тут повстречать – так это тебя.

И тут Родри внезапно растерялся. Как он отыщет Эвина, как гордо скажет ему «здрасте» – это он нарисовал в своем воображении во всех подробностях. А вот что будет дальше – придумать так и не удосужился.

– Ой! Да это же тот самый бродяга! – раздался вдруг удивленный голос трактирщицы. Еще через мгновение она с величественным видом вышла из-за валуна и остановилась чуть позади Эвина. За подол ее римского одеяния держались два мальчугана лет четырех – оба черноволосые, черноглазые и совершенно одинаковые.

– Акерру́й азегга́гх! – торжественно провозгласил тот, что оказался к Родри чуть поближе. А второй шмыгнул носом и всхлипнул.

– И что же ты от меня хочешь, рыжий мошенник? – насмешливо продолжил между тем Эвин. – Узнать, как пройти в город? Ну так это просто: выходишь на дорогу... Впрочем, что попусту терять время? Давай я тебя провожу!

С этими словами он сделал шаг вперед и, быстрым движением ухватив Родри за плечо, развернул его к себе спиной. Еще через мгновение тот ощутил чувствительный пинок.

Вообще-то Родри за свою жизнь был бит несчетное число раз – и кулаками, и веревками, и палками. Но такого унижения он, кажется, до сих пор не испытывал ни разу. Чтобы его, верного слугу и помощника сиды, гнали пинками из рощи, как козу из огорода, да еще и на глазах у хорошенькой женщины!

Будь Родри воином или хотя бы разбойником – точно схватился бы за оружие. Но то-то и оно, что ни тем ни другим он не был – да и никакого оружия при себе не имел. Впрочем, даже если бы у него и нашелся какой-нибудь нож – все равно толку от того было бы немного: разве что ломоть хлеба отрезать или выстругать из ивового прутика дудку. Увы, если чем Родри и умел обороняться – так это только хорошо подвешенным языком. Вот только слушать его, похоже, сейчас никто не собирался. Стоило Родри попытаться заговорить с Эвином, как тот немедленно отвесил ему подзатыльник, а затем ухватил его за шиворот и деловито поволок к дороге, прочь из рощи. Родри попытался вырваться, но рука у Эвина оказалась железной.

И тогда Родри не стал выбирать слов.

– Ну что, сэр Эвин ап Никлас! – заорал он во всю глотку. – Думаешь, ты всё еще второй человек на корабле? Как бы да не так: корабль-то твой тю-тю! Теперь ты такой же, как я, – бродяга бездомный! И на красотку свою тоже не надейся – она тебя не приютит!

Внезапно Эвин резко остановился. Миг – и он развернул Родри к себе лицом. Процедил сквозь зубы:

– Ах ты подонок... Да я тебя сейчас...

Еще мгновение – и могучий кулак Эвина с глухим звуком врезался Родри в лицо. Не устояв на ногах, тот отлетел к ближайшему дереву и тяжело рухнул на землю. Рот его разом наполнился отдающей железом влагой, по нижней губе побежала на подбородок теплая струйка.

– Э-э-эвин!!! – прервав наконец молчание, пронзительно закричала трактирщица. – Сто-о-ой!!!

Некоторое время Родри неподвижно лежал с плотно зажмуренными глазами. Мысли его были заняты лишь одним: целы ли зубы? Но потрогать их языком он никак не мог себя заставить: было и страшно, и больно.

Затем сквозь прикрытые веки Родри уловил упавшую на него тень, а до его ноздрей долетел легкий, едва ощутимый запах сосновой смолы. Немного выждав, он осторожно приоткрыл глаза. Увидел нависшую прямо над его лицом кожаную подошву башмака – толстую, темно-коричневую, испещренную глубокими, сделанными крест-накрест надрезами. Даже разглядел застрявшую в одном из надрезов колючку. А вот испугаться уже не успел: башмак медленно отодвинулся в сторону и опустился на землю.

– Остановись, Эвин! – быстро заговорила трактирщица. Голос ее раздавался где-то совсем рядом. – Не бей его, ну пожалуйста... Он ведь моего Рруза спас!..

– Что-о? – В голосе Эвина прозвучало неподдельное удивление. – А ну-ка рассказывай!

«Так. Кажется, бить меня больше не будут», – облегченно подумал Родри. Немного успокоившись, он медленно приподнялся на локтях.

И тотчас же до его слуха долетел звук быстрых легких шажков.

– Акерруй азеггагх! – раздался совсем рядом веселый детский голосок. – Акерруй азеггагх!

Повернув голову, Родри увидел одного из близнецов. Мальчишка скакал перед ним, кривлялся, высовывал длинный розовый язык.

– А Вул! – позвала трактирщица. – Азд гхури́!

Как ни странно, ее слова на мальчишку подействовали. Развернувшись, тот стремглав унесся от Родри прочь. Униматься, впрочем, он не и подумал, а остановился в небольшом отдалении, и его странно звучавшая гортанная дразнилка зазвенела еще громче.

Родри на дразнилку, конечно же, было наплевать. Беспокоило его сейчас совсем другое. Чуть переведя дух, он первым же делом осторожно потрогал языком зубы. Те вроде бы все оказались на месте – правда, один из верхних передних сильно шатался. Куда хуже было с губами: обе они онемели, нижняя треснула и сочилась кровью, а верхняя сильно раздулась, сделавшись твердой, как подошва моряцкого башмака.

Снова шаги, снова на лицо Родри упала тень. Затем он увидел прямо перед собой лицо трактирщицы – встревоженное, побледневшее, с отчетливо проступившими темными узорами на подбородке и в уголках глаз. Неожиданно в душе Родри шевельнулось нечто вроде сострадания. «Вот зачем этой Монике так изуродовали лицо? – подумал он. – Сделали из нее какую-то дикую пиктонку!»

– Как ты? – встревоженно спросила трактирщица, произнося латинские слова с таким же гортанным выговором, как у мальчишки.

– Ерунда, – прошамкал Родри в ответ, еле шевеля непослушными, окаменевшими губами. И для пущей убедительности продолжил: – Не тревожься, домина Моника.

Вроде бы произнес он это вполне бодро, даже весело. Однако обмануть Монику ему не удалось.

– Как же, ерунда... – произнесла она грустно и тихо вздохнула.

И тут Родри почувствовал, как внутри него закипает раздражение. Не хватало еще, чтобы эта трактирщица его жалела! Нет, при других обстоятельствах он непременно обернул бы себе на благо жалость сострадательной женщины. Но почему-то не сейчас.

– Встать поможешь? – спросил он решительно.

На миг Моника задумалась, но затем все-таки протянула ему руку – точь-в-точь как в тот раз, когда помогала ему выбраться из ямы. Вот только тогда Родри был цел и невредим. А сейчас стоило ему только оторвать зад от земли, как у него сдавило виски, а перед глазами замелькали яркие искорки. Непроизвольно охнув, Родри выпустил руку и снова опустился на землю.

Моника испуганно посмотрела сначала на него, затем на свою ладонь. Наконец, чуть помедлив, она обернулась к Эвину.

– Эвин... – растерянно пробормотала она. – Помоги мне, пожалуйста...

– Пусть сам поднимается, – равнодушно буркнул тот в ответ.

 

* * *

 

По правде говоря, ничего другого от Эвина Родри и не ожидал. Пожалуй, могло бы быть даже хуже: по крайней мере, тот не продолжил его избиения.

А вот Моника его удивила. Не то чтобы Родри сейчас за ней пристально наблюдал: когда у тебя кружится голова и всё плывет перед глазами, будет не до созерцания даже прекрасной королевы тилвит тег! И все-таки он не смог не заметить внезапной перемены в ее лице. И без того бледные ее щеки сделались совсем белыми, крылья изящного, с легкой горбинкой носа раздались в стороны, густые темные брови грозно сдвинулись к переносице.

А еще через мгновение Моника резко повернулась к Эвину.

– Не хочешь помогать – не надо, – заявила она с неожиданной жесткостью в голосе. – Сама справлюсь: не в первый раз приходится!

И заносчивый, упрямый Эвин, прежде, сколько его помнил Родри, всегда поступавший по-своему, не выдержал этого напора.

– А ты... – ошеломленно вымолвил он, попятившись. – Ты и правда Боудикка!

Затем, искоса поглядывая на Монику, Эвин медленно подошел к Родри и, брезгливо поморщившись, протянул ему ладонь.

– Эй, крыса гальюнная! – негромко произнес он по-бриттски с отчетливым диведским выговором. – Давай подымайся!

На сей раз Родри и в самом деле быстро встал на ноги. А как ему было не встать, если Эвин ухватил его ладонь железной хваткой и потянул на себя!

– Вот. – Не отпуская руки Родри, Эвин снова повернулся к Монике. – Видишь: поднялся. Что ты еще от меня потребуешь?

Та в ответ пожала плечами. Затем холодно ответила:

– Ничего. Дальше я сама.

Сказав это, Моника быстро подошла к Родри и подхватила его под локоть.

– Можешь его отпустить, Эвин, – произнесла она всё с тем же ледяным холодом в голосе. – Я удержу.

И, повернувшись к Родри, продолжила:

– Идем, британец!

Родри безотчетно повиновался. Пошатываясь, словно пьяный, он покорно двинулся вглубь рощи. Правда, куда именно Моника его вела, он поначалу не понимал. Голова у него по-прежнему болела, кружилась и напрочь не соображала.

Завернув за валун, Моника остановилась.

– Смой кровь с лица, – распорядилась она. А затем, чуть подумав, добавила: – Сам сесть сможешь или помочь?

– Смогу, – кивнул Родри. И неожиданно для себя продолжил, растянув разбитые губы в насмешливую ухмылку: – Мало меня били, что ли?!

 

* * *

 

Ручей оказался узким и мелким. Прозрачная струйка, извивавшаяся между желтовато-серых угловатых камней, была совсем тоненькой и неторопливой, и чтобы наполнить водой ладони, пришлось набраться терпения.

Кое-как обмыв лицо, Родри попытался напиться. Вода ему не понравилась: она оказалась теплой и солоноватой на вкус. Впрочем, привередничать он не собирался: хорошо усвоил, что такое жажда в здешний зной.

Сделать, однако, ему удалось всего лишь один глоток. Больше не получилось: разбитая в кровь губа напомнила о себе жгучей болью. Непроизвольно Родри отдернул ладони ото рта, выплеснув недопитую воду себе на штаны.

– Ох... – тихо вздохнула Моника за его спиной.

Обернувшись, Родри искоса посмотрел на нее.

– Что, жалеешь меня?

Моника не ответила, лишь снова вздохнула – на сей раз почти неслышно.

– Зря, – продолжил Родри. – Я привычный. Меня лупят – я только крепче становлюсь.

Сказав это, он попытался ухмыльнуться. Не сумел – всё из-за той же губы.

– Было бы чем бахвалиться, – равнодушно откликнулась Моника, пожав плечами.

– А чем надо? – спросил Родри в ответ.

Моника снова пожала плечами, но на сей раз промолчала.

По правде сказать, ответа от нее Родри и не ждал. А зачем затеял весь этот разговор – да так, язык почесать. А еще – чтобы отогнать от себя всё усиливавшееся чувство тревоги.

Родри и правда делалось всё неуютнее и неуютнее. И дело было вовсе не в разбитых губах и даже не в шатающемся зубе. Собственная недавняя выходка казалась ему всё нелепее и нелепее, всё бессмысленнее и бессмысленнее. Ну отыскал он Эвина – и чего добился? Пинка и зуботычины – оно того стоило? А Моника зачем ему понадобилась? Спасать? Так ей вроде и так хорошо!

А между тем где-то совсем недалеко в овраге оставались Йоро и Тафари – два его спутника и вроде как помощника. И всё бы ничего, но только эти двое, казалось бы такие похожие наружностью, не переносили друг друга на дух. Мало того, они еще и оба были воинами – а значит, наверняка привыкли выяснять отношения с недругами оружием. И вот поди угадай, что́ они учинят, оставшись наедине, без присмотра своего «абуны»! А ну как один другого покалечит или вовсе укокошит! Словом, надо было возвращаться в овраг, причем как можно скорее.

Однако пускаться в обратный путь Родри готов не был. Голова у него по-прежнему кружилась, и о том, чтобы очутиться одному на дороге, да еще и под палящим солнцем, он боялся даже подумать. А каково было бы ему показаться в столь неприглядном виде даже перед верным Тафари, не говоря уже о скользком и ненадежном Йоро! Конечно, можно было бы выдумать для них какую-нибудь историю о жестоком избиении за проповедь истинной веры, да только кто знает, чем бы это потом обернулось! Вдруг у этих чернокожих принято обходить неудачников стороной, чтобы не заразиться их невезением? И в довершение всего очень уж не хотелось оставлять Эвина безнаказанным, а свое унижение – неотомщенным.

Между тем Эвин словно подслушивал его мысли. Стоило Родри о нем подумать – и он тотчас же явился к ручью. Выбравшись из кустов шагах в трех от Родри, Эвин не удостоил того даже взглядом, а сразу же направился к Монике. Та осталась стоять неподвижно спиной к нему, словно не заметила его приближения.

Немного постояв с унылым видом, Эвин осторожно дотронулся до ее руки.

– Послушай... – заговорил он неуверенно.

Моника медленно повернулась к нему. Обожгла ледяным взглядом.

– А, это ты... Может, объяснишь мне, за что ты его так?

Эвин брезгливо поморщился. Затем коротко произнес:

– Он знает.

Моника нахмурилась. Затем, чуть подумав, повернулась к Родри. Вопросительно на него посмотрела.

Ну а что тот мог сказать ей в ответ? Ну не признаваться же в настоящей причине их с Эвином вражды! Очень уж неприглядно выглядела та правда – не делала чести ему самому.

Не придумав ничего лучшего, Родри промычал что-то невнятное. Затем торопливо зачерпнул из ручья несколько капель теплой солоноватой влаги, хлебнул из пригоршни. Снова острой болью отозвались разбитые губы. На сей раз он стерпел – не выплюнул. Но и сидеть, набрав в рот воды, тоже долго не получилось.

– Пить очень хочется, – сказал он наконец, проглотив воду.

– Понятно... – вздохнула Моника. – То есть ничего не понятно, но...

Так и не договорив, она снова повернулась к Эвину. Произнесла твердо:

– Все равно так нельзя.

Тот скривился, словно от зубной боли. Усмехнулся мрачно:

– Опять ты за свое? Как тогда в таверне: «Не люблю драк, не люблю войны»? А скажи мне: как иначе-то защитить людей от всякого сброда? Постом и молитвой? Ну-ну...

– Да хоть бы и молитвой, – ответила Моника. – Кто защитит-то лучше, чем Господь?

Тут вдруг и Родри, и Эвин дружно хмыкнули – и получилось это у них настолько одинаково, что Родри даже опешил. Сам-то он успел наслушаться за свою бурную жизнь самых разных историй и от простых сельских жителей, и от монахов, и даже от ведьм. Кому только те не возносили молитв, попав в беду, – и христианскому Йеси, и саксонским Вотану и Тиу, и старым богам бриттов! Ну и как, много ли помощи они выпросили? Да никто из них ничего хорошего так и не дождался – ну за исключением двух-трех счастливчиков! Нет уж, полагаться всегда следовало только на себя – это Родри усвоил твердо!

А Эвин – тот вдруг заявил нечто и вовсе странное.

– Эх, милая Моника... – вздохнул он снисходительно. – А чьими же руками-то Господь вас защищает, как не нашими?

– Твоими? – удивленно переспросила Моника. – То есть ты хочешь сказать...

Не договорив, она растерянно замолчала. Щеки ее, только что мертвенно-бледные, вдруг залились ярким румянцем.

– Да, ты ведь служил на военном корабле, не на торговом, – пробормотала она неуверенно. – Но...

– Да, и вот этими тоже, – твердым голосом перебил ее Эвин. – Знаешь, сколько уладских пиратов я потопил у берегов Алт Клуита и Гвинеда! А если бы я в то время просто ходил в храм и молил о защите рыбацких селений святого Колумбу?!

– Какого такого Колумбу?.. – переспросила Моника, удивленно посмотрев на него.

– Да хоть Николая Мирликийского. – Эвин с досадой махнул рукой, поморщился. – Какая разница!

Моника вдруг выпрямилась. Брови ее сдвинулись, глаза зло сверкнули.

– Я не знаю, кто такой этот Колумба, – твердо произнесла она. – Если он и правда святой, тогда почему бы ему и не помолиться? Но вот ты... – Внезапно голос Моники зазвенел, словно туго натянутая тетива. – Ты этой же самой рукой только что ударил никакого не пирата, а просто мирного бродягу!

Эвин вдруг фыркнул, губы его изогнулись в презрительной ухмылке.

– Мирного бродягу? – повторил он насмешливо. – Быстро же ты позабыла ту драку в таверне! А ведь она сущий пустяк по сравнению с тем, что этот ублюдок вытворял на моем корабле! На моей «Дон», куда его пустил старина Гарван по доброте душевной!

Внезапно Эвин замолчал, лицо его помрачнело.

– Проклятье! – неожиданно вырвалось у него. – Вот из-за таких, как он, я остался без всего – без корабля, без моря, без товарищей!..

Услышав такое, Родри едва не расхохотался. Это кого же, интересно, Эвин считал своими товарищами? Неужели простых моряков, служивших на «Дон»? Так они все ненавидели его и обходили стороной, как зачумленного!

Увы, улыбки Родри сдержать не сумел – не помогли даже распухшие, одеревеневшие губы. И конечно, Эвин сразу же ее заметил. Резко повернувшись к Родри, он устремил на него злой, испепеляющий взгляд.

– Что лыбишься, крыса? – процедил он сквозь зубы, внезапно перейдя с латыни на бриттский язык. – Доволен?

Родри испуганно отшатнулся. В это время он стоял в неудобной позе – на коленях, вполоборота повернувшись к Эвину, – и поэтому чуть не рухнул головой в ручей, лишь чудом удержав равновесие. В следующий миг Эвин грозно навис над ним.

– Ну берегись!

Пару мгновений Родри стоял на четвереньках, упершись руками в острые каменные осколки. Затем, покачиваясь, он медленно поднялся на ноги. Нет, Родри вовсе не надеялся дать своему недругу отпор – просто слишком хорошо помнил нависавшую над лицом подошву сапога.

Зловеще ухмыльнувшись, Эвин поднял руку, сжал толстые волосатые пальцы в кулак, закусил длинный седоватый ус. Родри поспешно втянул голову в плечи и опасливо попятился.

А еще через мгновение к ним стремительно подлетела Моника. Миг – и, повернувшись к Родри спиной, она встала между ним и Эвином, уперла руки в бока.

– Эвин! А ну прекрати! Не тронь его!

И тот, казалось бы совсем не помнивший себя от ярости, на удивление легко поддался ее напору. Сникнув, он опустил голову и медленно отступил к возвышавшемуся за его спиной большому валуну. Возле камня Эвин остановился и, уныло посмотрев на Монику, с досадой поморщился.

– Эх... Нашла кого защищать!..

К удивлению Родри, Моника в ответ уверенно кивнула.

– Да, нашла. Он спасал моих детей, теперь я спасаю его. Разве это не справедливо?

«Когда это я их спасал? – озадаченно подумал Родри. – Или она зачем-то меня выгораживает? Но с чего бы ей это вздумалось?»

– Что-о? – Эвин хохотнул, презрительно фыркнул. – Этот рыжий мошенник спасал твоих детей? Помнится, мальчишку отобрала у «колёсников» старая гречанка!

– Ну и что? – пожала плечами Моника. – Да, я оказалась не такой расторопной, как Фула. И я невероятно ей благодарна. Но разве это делает поступок британца хуже?

И тут что-то перевернулось у Родри в душе. Ему бы срочно обдумывать, как воспользоваться нежданно-негаданно свалившейся на него удачей – а он не мог. И дело здесь было вовсе не в раскалывавшейся от боли и туго соображавшей голове. Просто Моника была сейчас невероятно прекрасной и одухотворенной, словно святая на иконе. А обманывать святых не полагалось.

Неожиданно Моника улыбнулась – одними губами. Глаза у нее остались серьезными и грустными.

– А ведь ты тоже ничем не помог Ррузу, Эвин, – сказала она ровным, спокойным голосом.

Эвин вдруг дернулся, словно его хлестнули кнутом. Лицо его побагровело.

– Но я тебе все равно благодарна, – продолжила Моника. – За то, что ты меня поддержал.

И тут словно какой-то зловредный бука дернул Родри за язык.

– Полно тебе, домина Моника, – заявил он. – Не такой уж я и мирный и не такой уж хороший. Вот и он, – тут Родри кивнул на Эвина, – тоже не даст соврать.