Заморские подкаты чужестранные

Расписывая продолжение главы уже опубликованной «Дьявол спасает всех», где Мистер Рок ещё не толкнул свои грандиозные речи, чтобы помирить весь мир Искусств и потом помочь душе пациента психбольницы, я, как и обещала когда-то, ввожу новых персонажей. Мир Искусств это место интернациональное, здесь пересекаются воплощения музыкальных культур разных народов — в том числе и традиционные. А наше-то родное, а наше русское, а наше славянское, а наше православное, а наше лучшее ведь тоже показать надо... Вот я и покажу.

Только колхозники пиндосовские штучки-то заморские свои задумали супротив этого провернуть, чтобы подступиться к славянской красоте несравненной — а выйдет ли толк из оного безобразия я ниже сейчас покажу-спойлерну:

"— Он назвал себя Билли... — задумчиво и изумлённо одновременно вымолвил Мистер Блюз.

Чтобы не участвовать в разборках буйной молодёжи, он и другие более «умудрённые жизнью» наследники Музыки смиренно стояли в сторонке. И даже вскидчивый по темпераменту Мистер Кантри не бросался отстаивать своё мнение кулаками. Ведь всё его внимание сосредоточилось на группе иных детей Матери-Музыки — ещё более старших, более мудрых, более аутентичных... Их призывали на Землю совсем не так часто, как в былые времена, но всё-таки иногда это случалось. Потому они тоже до сих пор жили в мире Искусств, хотя и предпочитали скрываться, чтобы младшие братья и сёстры не запятнали чистоту их старинных мелодий своим модным новаторством.

Одна из них выглядела так, точно она сошла прямиком с картинки на папирусе Древнего Египта, вобрав в себя весь стиль царицы Клеопатры, и держала в руках старую лютню; другая же была разодета в красное кимоно с узорами нежной сакуры и немного походила на Мисс Аниме, но черты лица её были намного менее экстраординарными, — и ладони её бережно сжимали бамбуковую флейту; третья носила белый хитон, спадающий вниз тяжелыми драпировками, и напоминала совершенную древнегреческую статую, прислонившую к поясу изящную лиру...

Их было ещё несколько. Таких непривычных, странноватых и оттого — притягательных. Но заворожённый взгляд Мистера Кантри вцепился, как пчела в мёд, только в единственную из них.

— Дружище! — дёрнул за плечо Мистер Блюз, вновь пытаясь до него дозваться. — Рок-н-Ролл назвал себя тем самым именем, которое ты ему дал... Он больше не ненавидит себя как Рокабилли!

Ковбой медленно пролепетал, не поворачиваясь ни к нему, ни в сторону Мистера Рока, и растягивая губы в блаженной улыбке:

— Это прекрасно. 

Блюз проследил за направлением его очарованного взора и вздохнул — без недовольства или осуждения, но со своей постоянной душевной усталостью:

— А жизнь наша вся теперь полна сюрпризов...

Статная дева в алом сарафане и льняной рубахе с замысловатой вышивкой по вороту, обутая в высокие красные сапоги и увенчанная кокошником в форме гребня, тоже вздохнула. Она заметила внимательно наблюдающего за ней Мистера Кантри боковым зрением уже давно, но не удостаивала его чести развернуться к нему полностью. А он всё пялился и пялился, как заколдованный...

— Доколе он не отворотит свои очи? — угрюмо протянула она.

— Бледнолицый замыслил нечистое... — нахмурилась вместе с ней другая дева, вся в звериных шкурах, массивных украшениях из клыков и роуче из перьев, как у индейцев. — Острый Коготь готова прогнать его с нашей земли, сестра!

Дева в кокошнике задумчиво провела пальцами по струнам своих звонких гуслей. Горделивый нрав не позволял продемонстрировать открыто, что столь самозабвенный восторг ею всё же был ей приятен. Да и что это за музыка такая заморская и бездуховная — противоречащая её истинно народной, с душой, многострадальной, но прорвавшейся-таки сквозь время до текущих лет... Здесь нужно было как следует во всём разобраться.

— Коли дерзость его не кратка, а дух его крепок — испытую его зорницами моими, что ломают слабых и поднимают лишь достойных, — с расстановкой ответила она Острому Когтю. Та решила уважить её выбор. 

В следующую секунду пронзительные серые глаза повернулись к ковбою так резко, что длинная русая коса с лёгким шлепком ударилась об алый сарафан. Застигнутый врасплох Мистер Кантри даже покачнулся, прижав руку к быстро колотящемуся сердцу, а Мистер Блюз поспешил предотвратить его падение.

— О мой Бог... — простонал ковбой. — Жизнь не готовила меня к такому...

Блюз смиренно похлопал его по плечу:

— Просто не забывай дышать.

Мистер Кантри действительно хорошенько отдышался и после опять застонал:

— Старина, что мне теперь делать-то? Она же... Она... Я не могу себя сдержать! Как мне с ней поговорить?

Мистер Блюз коротко раскрыл ему эту великую истину:

— Ртом.

Голубые глаза ковбоя озарились небывалой радостью.

— Старина, ну ты всегда зришь в корень!

В тот же миг Мистер Комедия, наконец оторвавшийся от Мистера Пампа, вперил в него заинтересованный взгляд. В таком состоянии, пошутить над этим ненавистником Нью-Йорка и небоскрёбов было бы очень забавно...

— Я поговорю с ней ртом! — торжественно повторил Мистер Кантри и, выдохнув, с напускной уверенностью зашагал к деве в кокошнике. Сейчас его ковбойская крутизна всё разрулила бы... Быть может.

— Мне дать настырному бледнолицему отпор? — осведомилась Острый Коготь, уже сжимающая кулаки с грозным скрипом костяшек.

— Обожди маленько, — отозвалась гуслярочка.

Мистер Кантри застыл перед ней с нервной улыбкой, внезапно растерянный, и сумел выдавить из своего рта — а какие же большие надежды он на него возлагал! — только смущённое:

— Бэйби, ты... ты такая... 

Комедия понял, что настал его час блистать. 

На цыпочках подойдя к ковбою с заговорщической ухмылкой, он прошептал ему как подсказку:

— Скажи дальше: «Такая горячая, как самовар...»

Спутанные мысли его двоюродного брата подхватили эти слова с непроизвольной резвостью — и он в самом деле вымолвил:

— Бэйби, ты такая горячая, как самовар...

Сконфуженное молчание и возлюбленной им девы в кокошнике, и Осторого Когтя, и Мистера Блюза позволило всем расслышать заливистый хохот Комедии как нельзя лучше. И тогда-то ковбой понял, что он оказался в весьма нелепом положении.

— Чёрт, ты совсем идиот?! — сердито воскликнул он, сжав ладони. Но смеющийся наследник Литературы уже предусмотрительно отбежал на безопасное расстояние.

А у него самого путей для отступления не было. 

— Э-эм, милая... — начал Мистер Кантри, в замешательстве почесав затылок, когда всю его ковбойскую крутизну как рукой сняло. — Я... я не хотел тебя обидеть. Это всё он, шут гороховый, подсказал, а башка моя — дура — и повторила...

Он запнулся, но продолжил, глядя прямо в пронзительные серые глаза, которые словно выворачивали его наизнанку:

— Я думал сказать что-то правильное... Что там обычно надо говорить женщине, которая запала в душу... Но я... Я умею лишь вот так. Да я ведь простой колхозник — про землю пою, про народ, про людей таких же простых! Не знаю, как подходящие комплименты раздавать, но хотелось приятное тебе сделать... Я подошёл, потому что если бы не стал, то потом жалел бы всю жизнь... Хоть ты и неподступная по виду... Но я не мог скрыть свою симпатию. Ты... ты красивая очень и как... ну, настоящая... А мне нравится настоящее.

По мере продолжения использования рта, взволнованная дрожь ковбоя плавно сошла на нет. Ибо стыдиться самого себя — тоже настоящего — сейчас, пожалуй, не было никакого смысла. Если дева с гуслями ценила искренность больше, чем правильность, то она наверняка поняла бы его.

— Заморская музыка сходно поёт про землю и народ? — задумчиво произнесла та. Такая направленность всегда ею одобрялась. Пусть даже если эти песни звучали на языке чужестранном совсем, неродимом — и оттого был у ковбоя акцент диковинный... 

И тронуло это её, и позабавило. Ведь взаправду старался он для неё как-нибудь молвить по-славянски.

— Чудной говор у тебя, — подметила дева в кокошнике с промелькнувшей на устах улыбкой. — И хоть дерзостью ты не обделён, но не убоялся показаться истинным. 

Мистер Кантри же заулыбался широко, как ребёнок, одновременно с тем заливаясь краской. Блюз за его спиной удовлетворённо вздохнул. Только Острый Коготь осталась не в лучшем расположении духа.

«Про землю и народ он поёт... — мысленно досадовала она. — Какая земля у него? Гость он только... Пусть в моих мокасинах ступает по ней, а не своих калошах со шпорами, — и почувствует всю правду...»"

Вот ишь чего удумали эти пиндосы колхозные — акцентом они забавляют наше-то родное, славянское, честное... Ни стыда, ни совести у них.

(А если серьёзно, то раз Мистер Кантри пережил своё амурное наваждение и не словил сердечный приступ, то теперь ему, пожалуй, остаётся опасаться только Острый Коготь, чтобы она не отвесила ему люлей — да, это отсылка такая на прошлые взаимоотношения между первыми американцами и коренными индейцами, которые не могли поделить между собой Америку)

(А про соблазнение акцентом не сама я додумалась, а жизнь подсказала: в Интернете как-то — это ведь место общедоступное — пиндосы-то, негодяи эти чужестранные, не обошли стороны профиль мой в соцсетях и давай шары подкатывать как умеют, по схеме стандартной такой. Но один отличился, в мессенджер приватный зазывал, чтобы в трубочку поговорить с акцентом — странное это оружие в арсенале обольщения, честно говоря)

(Заморские штучки все какие-то странные)